наконец, заметила рыжую голову. Он стоял на коленях. Рахели, подойдя ближе, шепнула:
«Господин Корвино…Пьетро…, Пожалуйста, не плачьте. Это все ложь, ложь - что он вам сказал, я
уверена…»
Юноша все молчал. Потом, указав на стену, Пьетро тихо ответил: «Это Божья Матерь, Мария. Когда
я был маленький, я смотрел на нее, и думал, что это - моя мамочка, и она меня держит на руках. Я
слышал ее, - лицо юноши исказилось, - свою маму, она звала меня…, А теперь…- он не закончил и
тяжело вздохнул.
-Пьетро, - Рахели потянулась. Не думая ни о чем, просто желая утешить, девушка прикоснулась к
его руке. Она была теплой и надежной.
-Пьетро, - повторила она, - все это ложь. Рав Судаков очень плохо поступил. Мне стыдно, очень
стыдно перед вами. Я уверена, - Рахели все держала его ладонь, - что ваша мама вас очень
любила. И ваш отец, если бы он знал, что вы появитесь на свет - тоже. И что они любили друг
друга, как, как…- она замялась. Пьетро глухо отозвался:
-Как я люблю вас, Рахиль. Простите, - он перекрестился. Поднявшись с колен, юноша покраснел:
«Я больше ничего такого не скажу. Вам здесь нельзя быть. Давайте, я провожу вас домой. Спасибо,
спасибо вам большое…»
-Рав Горовиц говорил, что мама меня искала перед смертью. И дядя Теодор рассказывал мне, как
мой отец любил мою маму, - вспомнил Пьетро. «Почему я поверил ему, …а не хорошим,
уважаемым людям?»
Рахели все смотрела на него - большими, доверчивыми глазами:
-Но я хочу. Быть тут, Пьетро. Я хочу быть там, где вы. Только расскажите мне - как это, а то я совсем,
совсем, ничего не знаю, - она увидела, как Пьетро счастливо улыбнулся, и пообещала себе:
«Никогда, никогда он больше не будет мучиться. Будешь рядом с ним, как сказал Господь -
поддержкой и опорой. Всегда, пока вы живы».
-Рахиль, - он все не верил, - Рахиль, милая, если вы из жалости, чтобы меня утешить…
Она кивнула на улицу: «Пойдемте. Здесь, наверное, нельзя за руки держаться, - девушка
хихикнула, - а я вас хочу взять за руку, Пьетро. Мы погуляем, хорошо?»
-Конечно, - он все любовался ее лицом. «Конечно, Рахиль…»
Им удалось несколько раз коснуться рук друг друга в толпе на Виа Долороза. Потом они вышли к
еврейскому кварталу. Рахели грустно сказала: «Здесь так нельзя, все знают, что вы…, - она махнула
рукой. Юноша и девушка шли рядом, и Пьетро улыбнулся: «Там, у гробницы Авессалома, нет
никого. Хотите, туда пойдем?»
-Конечно, - кивнула она: «Я только домой забегу, шаль возьму, и папу предупрежу, что я с вами.
Подождите меня здесь, - Рахели оглянулась - улица была пустой, в ешиве, что стояла на углу,
занятия были в самом разгаре. Приподнявшись на цыпочках, девушка быстро провела рукой по
его щеке.
-Господи, - попросил Пьетро, глядя вслед ее стройной спине, - пожалуйста, сделай чудо. Ты же
можешь. Что тебе стоит, Господи? Сделай так, чтобы мы больше никогда не расставались.
Он и не заметил, как окно во втором этаже ешивы распахнулось.
-Вот оно как, - зловеще протянул Степан, смотря на высокого, рыжеволосого юношу, и стройную
девушку. Та, быстро погладив Пьетро по руке, показала в сторону Яффских ворот. Рав Судаков
затянулся трубкой, вдыхая ароматный, сизый дым. Присев за стол, взяв перо, он написал:
-Да будет всем известно, что Аарон Горовиц позволяет своим детям вести себя нескромно, не так,
как подобает дочерям еврейского народа. Мы объявляем все написанные им свитки Торы и
мезузы не кошерными, и запрещаем впредь пользоваться его услугами. Тот же, кто преступит этот
запрет, будет подобен идолопоклоннику и апикойросу. Мы объявляем, что Аарон Горовиц отлучен
от общины до тех пор, пока он не раскается в своих грехах и не вернется, вместе со своей семьей,
на путь соблюдения заповедей.
Степан посыпал песком чернила: «Так-то, дорогой рав Горовиц. Скоро приду к вам, покажу это
объявление. Выгоните этого гоя за порог, и духу его тут не будет. Через три месяца Рахели будет
стоять со мной под хупой. Даже раньше, после смерти жены всего неделя траура положена.
Он спрятал бумагу в шкатулку и закрыл ее на ключ. Подхватив том Талмуда, рав Судаков пошел
заниматься.
Здесь, на холме, было тепло. Они, сидя на шали, держась за руки, долго молчали. Наверху, в
чистом, голубом небе, парили птицы.
Рахели, наконец, вздохнула: «Если я убегу с тобой, Пьетро, если об этом узнают…, папа потеряет
работу, мои сестры никогда не выйдут замуж…, Так нельзя, - она грустно положила голову на
колени.
-Нельзя, - согласился юноша. «Господь нам заповедовал уважать родителей, любовь моя. Поэтому
я пойду к твоему отцу - просить твоей руки».
-Пьетро, - она испуганно ахнула. «Пьетро, он никогда…»
-Он хороший человек, - юноша улыбался. «Ты же знаешь, милая. Он, - Пьетро подумал, -
праведник. Он поймет».
Рахели подняла какой-то камешек, и бросила его вниз: «О раве Судакове говорят, что он
праведник».
-Не все, то золото, что блестит, - поморщился Пьетро и велел себе: «Скажи ей. Такое нельзя
скрывать. Если Господь смилостивится, она станет твоей женой. Как можно от нее что-то утаивать?
Рав Горовиц говорил - мой дом, часть меня. Так же и Рахиль».
-Ты что? - она заметила тень на его лице. «Что случилось, милый?».
-Если мы поженимся, - юноша замолчал. Рахели поправила его: «Когда мы поженимся».
-Когда…- Пьетро встряхнул рыжей головой. «Мне надо будет уйти из Кембриджа, милая. Надо
будет работать, у меня ведь семья, - он ласково взял ее за руку. Рахели боязливо сказала:
-Пьетро…Я не хочу, чтобы…
Юноша внезапно рассмеялся:
-Дурак бы я был, если бы ради университета отказался от этого, - он наклонился и погладил ее
белокурые волосы. «Не пропадем. Дьяконом меня уже сейчас сделают, а экзамены я сдам - мне
всего два года в университете осталось. Я сам все это пройти могу, по учебникам. Потом сан
приму. Так даже лучше, - задумчиво добавил он, - у меня будет больше опыта работы в приходе.
Рахели подумала: «А что делает жена дьякона?»
-Очень, много…, - Пьетро стал загибать пальцы, - учит девочек, следит, чтобы церковь была
убрана, навещает больных, собирает благотворительные пожертвования, печет пироги для
угощения прихожан…
-Ничего сложного, - Рахели повернулась к нему и лукаво спросила: «А еще? Наверное, - девушка
подвинулась ближе и положила голову ему на плечо, - она любит мужа, а? Как ты думаешь?»
Ее губы были мягкими, теплыми, и пахло от нее - свежевыпеченным хлебом. С неохотой
оторвавшись от них, Пьетро шепнул: «Я думаю, что ты права, любовь моя».
-Еще! - потребовала Рахели, устраиваясь у него в руках. «Мне понравилось».
-Я рад, - смешливо заметил юноша, - а то я волновался, счастье мое. У меня это в первый раз
было, - он внезапно покраснел.
-У меня тоже, - призналась Рахели. Встав на колени, взяв его лицо в ладони, целуя его, она тихо
проговорила: «Я с тобой ничего, ничего не боюсь, Пьетро. Сказано же - куда ты пойдешь, туда и я
пойду, где ты будешь ночевать, там и я, твой народ будет моим народом, а твой Бог - моим
Богом».
Пьетро обнял ее:
-А еще сказано: «Да оставит человек отца своего, и мать свою, и прилепится к своей жене, и будут
они одна плоть. Ты мой дом, - он прижал ее к себе поближе, - ты часть меня, и так будет всегда. И
твоему отцу я так же скажу, - Пьетро посмотрел на ее раскрасневшиеся щеки, на блестящие глаза,
и потянул Рахели за руку: «Твой папа поймет, обещаю».
На каменный купол гробницы, сел жаворонок, и, склонив голову, разглядел их. Птица запела -
сладко, долго. Пьетро и Рахиль все стояли, затаив дыхание, обнявшись, слушая его. Потом,
держась за руки, они пошли к дому Горовицей.
Они сидели на резной скамейке, под гранатовым деревом. Аарон, держа дочь за руку, вытер
влажные глаза. «Папа..., - дрожащим голосом сказала Рахели, - папочка, милый, прости нас,
пожалуйста..., Меня прости...»
Аарон все молчал, глядя на вечернее небо. Закат был нежным, розовым, на западе уже всходила
бледная, маленькая луна. Он почему-то вспомнил, как скользило каноэ по воде озера, как в
просыпающихся джунглях что-то шуршало, щелкало, как отец, нагибаясь, шепча - срывал травы и
говорил: «У каждого растения есть душа. Надо попросить, чтобы она меня простила, и тогда этот
корень вылечит больного. А иначе пользы не будет».
Аарон вдохнул свежий, уже не жаркий воздух: «Мой отец верил духам воды и земли, дорогие мои.
И был достойным, хорошим человеком. Помните, как в Псалмах говорится: «Всякое дыхание да
славит Господа». Так что, - он погладил Рахели по щеке, - будьте счастливы».
-Рав Горовиц, - решительно сказал Пьетро, - вы знайте, пожалуйста, что я никогда, никогда не
