-Рав Горовиц, - решительно сказал Пьетро, - вы знайте, пожалуйста, что я никогда, никогда не
обижу Рахиль. Она для меня..., - он осекся, увидев улыбку мужчины.
-Да знаю я все, - вздохнул Аарон. «Жаль, конечно, вы далеко отсюда будете, но так лучше, - он
подмигнул дочери, - незачем, чтобы сплетни ходили. Девочкам скажем пока, что ты в Англию
поехала, к родственникам нашим. Как подрастут - я с ними поговорю. Сестры у тебя хорошие, они
поймут». Он взглянул на уже темное небо: «Тебе еще собираться надо, милая. Я вас завтра
провожу. Иди, - он подтолкнул дочь, - пожелай своему жениху спокойной ночи».
Они стояли на пороге дома, держась за руки. Пьетро шепнул: «Я кольцо в Вифлееме куплю,
любовь моя. Оттуда в Яффо поедем, и с Моше встретимся. Он ничего не скажет, о том, что мы
поженились, он человек чести».
-Я знаю, - выдохнула Рахели. «Ханеле будет рада, она тоже - как папа, все понимает. Пьетро, -
девушка посмотрела на него, - почему так? Почему праведники больше страдают? Ханеле мать
свою не знала, слепой была, в детстве, папа один жил, и сейчас маму потерял. Почему Господь их
так строго судит? - девушка замолчала.
-В Мишне, - задумчиво сказал Пьетро, - рабби Ишмаэль говорит: «Я искупление для сынов
Израиля». Комментатор объясняет: «Все страдания, которые должны были выпасть на их долю, я
принимаю на себя, чтобы искупить их вину». Иисус тоже так говорил, - он наклонился и робко
поцеловал ее в щеку: «У меня даже слов нет, чтобы сказать, как ты прекрасна. Я так тебя люблю,
так люблю, Рахиль...»
-И тебе не пришлось служить семь лет, - девушка потянулась. Обняв его, Рахели прижалась
белокурой головой к плечу юноши.
-Они бы пролетели, как несколько дней, - смешливо ответил Пьетро, целуя ее глаза. «Очи твои, -
сказал он, - очи голубиные. Я попрошу отца Бьюкенена, у него знакомые священники, в базилике
Рождества Христова, ему разрешат нас повенчать».
-А я помолюсь на могиле праматери Рахели, - улыбнулась девушка. «Все- шепнула она, - иди, мой
любимый, завтра утром увидимся».
-И больше никогда не расстанемся, - Пьетро поцеловал ее руки. «Пока не разлучит нас смерть».
Рахели внезапно вздрогнула: «Господи, отведи от нас беды и несчастья, я прошу тебя. Пусть с
папой и девочками все будет хорошо».
Она вернулась в сад и устроилась под боком у отца. Аарон сидел, куря трубку. Погладив ее по
голове, замявшись, рав Горовиц проговорил: «Я, конечно, не мама, упокой, Господи ее душу. Не
принято, чтобы...»
Рахели рассмеялась, и, как в детстве, подышала ему в ухо. «Мама мне тем годом еще все
объяснила, когда сваты приходили».
Она вспомнила веселый голос Дины: «Лучше меня сейчас послушай, а то потом тебе госпожа
Судакова такого расскажет, что страшно станет. Этого нельзя, того нельзя...»
Рахели сидела за кухонным столом, просеивая муку. «А что можно? - она подняла на мать голубые
глаза.
Дина наклонилась и поцеловала ее в испачканный мукой нос: «Почти все, - беззаботно сказала
она. «Когда любишь, все само получается, но ты все равно - запоминай».
Рахели все сидела, обнимая отца, вспоминая, что ей говорила мать: «В микву меня здесь не пустят,
конечно. Найду ручей какой-нибудь, рядом с Вифлеемом. И в Англии тоже окунаться буду, Пьетро
поймет».
-Ты соберись, милая, - озабоченно посоветовал отец. «Все же по морю плыть. Там, в Англии, наши
родственники, не нищенкой же тебе туда приезжать».
Рахели махнула рукой: «Возьму пару платьев, и все. Пусть девочкам останется, раз так может
быть, что..., - она не закончила и Аарон усмехнулся:
-Я их прокормлю, не волнуйся. И вообще, - мужчина помолчал, - лучше бы им в Европу замуж
выйти. Сама понимаешь, там люди другие. Если рав Судаков узнает, что ты с Пьетро уехала, от нас
все отвернутся.
-Или в Америку, - задумчиво сказала Рахели и шмыгнула носом: «Папочка, милый, как же я без
тебя...»
-У тебя муж хороший будет, - улыбнулся Аарон и взял ее руку: «Я приеду, как внуки у меня
появятся, повожусь с ними».
-Спасибо тебе, - шепнула ему дочь. Он, ласково, ответил: «Что ты, девочка, я ведь и живу - ради
вас».
-Я искупление для сынов Израиля, - вспомнила Рахиль. Замолчав , девушка прижалась щекой к
теплой ладони отца.
Низкий, каменный потолок был покрыт капельками воды, в сводчатой комнате было жарко, белый
пар стоял над круглым возвышением в центре.
Молодой человек, что лежал на нем, перевернулся: «Видишь, Жозеф, а ты беспокоился. Никто
меня не узнал. Мы недели через две в Египет вернемся. Мне надо своими глазами посмотреть на
местность, прежде чем вести сюда войска».
Иосиф плеснул на скамью холодной воды: «Хорошо еще, что он согласился на этом постоялом
дворе переночевать, когда я ему объяснил, что турки ворота города на ночь закрывают. Но я бы не
удивился, если бы он на стены полез. Не терпит задержек».
Наполеон лежал, закинув руки за голову.
-Яффо и Акра, - напомнил себе он, наслаждаясь влажной жарой. «Укрепления там слабые, мы оба
города возьмем играючи. Проклятые британцы, на море они все равно, сильнее. Этот Нельсон где-
то тут шныряет, со своим флотом. В море шпионов не пошлешь, это тебе не суша. Ладно,
итальянская кампания закончилась нашей безоговорочной победой. Сейчас мы отрежем путь в
Индию, и поставим их на колени. Только сначала я вернусь во Францию и возьму власть в свои
руки. Хватит уже этого фарса с Директорией, страной должен управлять один человек. Я, - он
потянулся: «Восток стоит завоевать только ради их бань. Я очень доволен, что ты мне их
порекомендовал».
-Сейчас придет местный костоправ, - усмехнулся Иосиф, - он за восемнадцать лет не поменялся.
Здесь делают отличный массаж, со снадобьями из того безжизненного озера, я вам о нем
рассказывал.
Наполеон приподнялся на локте и его голубые глаза озорно блеснули: «Туда съездить, конечно, но
времени нет. А жаль, очень интересно».
Иосиф вспомнил большую, холщовую палатку, раскаленный жар египетской весны и веселый
голос Наполеона: «Господа ученые! Вас тут сто с лишним человек - математики, - он стал загибать
пальцы, - натуралисты, химики, геологи..., Я вас не просто так сюда привез, а для того, чтобы мы
изучили эту страну, эту пустыню, - он повел широким жестом вокруг себя.
-Хоть Иерусалим увижу, - подытожил Наполеон и поскреб в коротко стриженых, каштановых
волосах. «Ты молодец, Жозеф, в армии теперь вшей нет, и значительно меньше солдат болеет
поносом. Это из-за твоих проверок пищи, из-за того, что настаиваешь на чистоте в палатках, на
кухне...»
-От грязи умирает больше людей, чем от ран, господин генерал, - вздохнул Иосиф. «Но насчет
вшей - в этом климате они просто не живут, жарко им».
Наполеон звонко рассмеялся и, взяв мочалку, вытер пот: «Скажи мне, евреи - они все хотят
переселиться на Святую Землю? Как твоя дочь».
-У моей дочери просто жених здесь, - пробурчал Иосиф.
За окном лил бесконечный, сырой амстердамский дождь. Элишева чихнула: «Совершенно
незачем волноваться. Моше приедет сюда, мы поставим хупу, а потом отправимся обратно в
Иерусалим, вот и все».
-Он мог бы остаться здесь, - осторожно заметила Джо, подняв голову от рукописи.
-Ты, милая, не жила в Иерусалиме, а мы с твоим отцом жили - там совсем другие порядки.
Иосиф молчал, затягиваясь сигарой, просматривая тетрадь с записями сына. «Для студента
первого курса, - заметил он, - очень неплохо. Давид удовлетворенно улыбнулся.
Элишева усмехнулась: «Моше меня предупреждал. Ничего, справлюсь. В Европе он жить не хочет,
и я тоже - евреи должны ехать на землю Израиля».
-Дяде Меиру это скажи, - посоветовал Давид, собирая свои учебники, - он порадуется, если ему
придется бросить государственный пост, для того, чтобы пасти овец, как царь Давид.
Элишева выразительно закатила глаза: «Я никого с собой не зову, тем более тебя. Ты ведь в
Америку собираешься, как мне кажется».
-Никуда я не собираюсь, - пробурчал брат, - кроме армии.
Иосиф потушил сигару и погладил дочь по темноволосой голове: «В любом случае, раз мы из
Тулона плывем с войсками в Александрию, я постараюсь добраться до Иерусалима, и увидеть
твоего Моше. Хотя дядя Джованни и тетя Изабелла написали, что он славный мальчик, но с тех пор
много времени прошло».
-Славный, славный, - успокоила его дочь. Джо, взглянув на мужа, весело ему подмигнула.
-Не все, господин генерал, - ответил ему Иосиф. «Тем более евреи Франции, после получения
гражданских свобод, совершенно не склонны менять свое положение на зависимость от султана».
-Гражданские свободы получат все евреи Европы, - задумчиво сказал Наполеон, - после того, как
