-Аккуратно, очень аккуратно, - велел себе Иосиф. «Она склонна к истерии, экзальтации, долго
была бесплодной - у таких женщин как раз и происходят подобные вещи. Хорошо, что я Ханеле на
постоялый двор отправил - пусть сделает настой успокоительный».
-Ваша падчерица его накормила, он уже в ешиву вернулся, - Иосиф присел в кресло. «Госпожа
Судакова...- он откашлялся, - понимаете, в чем дело..., У вас нет беременности...»
Ее лицо застыло, будто высеченное из камня. Лея, упрямо, сказала: «Есть. Там мальчик, я знаю. У
меня пропали..., - она внезапно покраснела, - то, что у женщин бывает…, Увеличился живот, я
чувствую, как дитя двигается. Скоро я рожу, - темные глаза умоляюще посмотрели на него.
-Так бывает, - ласково сказал Иосиф. «Вы просто очень хотели забеременеть, госпожа Судакова. Так
бывает, - он вздохнул и оглядел красивую, уютную, комнату. Кровати орехового дерева, с
кружевными подушками, были застелены шелковыми одеялами. На каменном полу, лежал
персидский ковер.
-И зачем ему еще деньги? - мимолетно подумал Иосиф. «Самый богатый человек в Иерусалиме. Я
видел, он на серебре обедает. Меня, кстати, даже за стол не пригласил. В кого это у него сын такой
хороший? В Теодора, не иначе».
Женщина молчала, лежа на боку, смотря куда-то мимо него.
-Что у вас пропали крови, - вздохнул Иосиф, - так вы уже в том возрасте, когда в теле женщины
начинаются определенные изменения. Так называемые движения ребенка - просто плод вашего
воображения. У вас в матке опухоль, она увеличена, поэтому и произошло кровотечение. Ничего
страшного. Больше расти, она не будет, и совершенно не опасна, я уверяю.
-Это ребенок, - глухо сказала Лея. «Мальчик. Я знаю. Вы все сговорились, вы хотите его украсть,
забрать у меня...»
-Отлично, - зло подумал Иосиф. «Психоз в полной его красе. Пусть она лучше спит. Ханеле за ней
поухаживает».
Дверь приоткрылась и Ханеле просунула голову в спальню: «Все готово, дядя Иосиф. Мама Лея, -
она ласково наклонилась над женщиной, - я вам трав принесла, вам от них лучше будет. Потом
Тору почитаю, а вы отдохнете».
-Ты меня хочешь отравить! - выплюнула Лея. Оттолкнув руку Ханеле, отвернувшись к стене, она
всхлипнула: «Ты меня всегда ненавидела, дрянь, мерзавка! Не смей меня трогать. Я знаю, это ты
меня прокляла, из-за тебя я была бесплодной. Меня все ненавидят, все..., Один Авраам меня
любит, - Лея внезапно приподнялась с кровати и обшарила глазами комнату:
-Где он? - она требовательно посмотрела на падчерицу. «Где твой отец? Я давно его не видела, -
лицо Леи внезапно исказилось, и она потерла висок. «Давно...- слабо повторила она. «Дождь,
опять этот дождь..., Авраам все реже и реже приходит ко мне..., - Лея отвернулась и, спрятав лицо
в подушке, замолчала.
Серые глаза Ханеле внезапно блеснули льдом. Она сидела, уставившись в стену, что-то шепча.
Иосиф, наконец, сказал: «Это просто бред. Такое бывает, оно пройдет. Закрой ставни и запри ее,
так безопасней».
Ханеле будто не слышала.
-Бред, - повторила она и встряхнула головой: «Конечно, дядя Иосиф. Вашего друга на постоялом
дворе не было, мне сказали, он гулять пошел. Я ему записку оставила».
Они тихо вышли. Ханеле, поворачивая ключ в замке, усмехнулась: «Только он не лейтенант, дядя
Иосиф, а генерал. Наполеон Бонапарт его зовут, мы тоже о нем слышали. Моше мне говорил, что
вы офицер в его армии».
Иосиф развел руками: «Прости. Сама понимаешь, он не заинтересован, чтобы...»
-Нет, конечно, - Ханеле посмотрела за окно и рассеянно сказала: «Дождь заканчивается. Но это не
последняя гроза. Дядя Иосиф, если вам не трудно - побудьте у нас, пожалуйста. Отец не раньше
полуночи вернется, а мне надо отлучиться, - она положила руку на глухой воротник платья.
Медальон излучал ровное, спокойное тепло и девушка улыбнулась.
-Разумеется, - успокоил ее Иосиф. «Я постараюсь все-таки дать твоей мачехе снадобье, так будет
лучше. Ханеле, - он замялся, - а что ты будешь делать…- он кивнул на еще плоский живот под
серым, глухим платьем.
Она ничего не ответила. Спустившись по лестнице, указав ему на гостиную, девушка кивнула: «Я
скоро».
Никто не знал об этой комнате. Когда-то давно ее снимал Аарон Горовиц, начинающим писцом.
Потом хозяин пристройки, торговец, умер, не оставив наследников. Дом потихоньку разваливался.
Он стоял в бедном квартале, по дороге к Яффским воротам. Ханеле пробралась туда еще
подростком. Под полом она хранила те рукописи, которые нельзя было держать дома. В ящиках
старого, оставшегося еще от Аарона стола, лежали пергамент и чернила. Она редко писала
амулеты - каждый из них требовал долгой, сосредоточенной работы, подготовки, что длилась
месяцами, да и отлучаться из дома она могла нечасто. Однако золота - оно тоже было под
половицей, в шкатулке, уже было столько, что Ханеле знала - она сможет добраться до гор, сможет
содержать себя и ребенка.
Амулеты стоили дорого, очень дорого. Ханеле даже не интересовалась, кто их заказывает. Она
получала записки из Европы, от уважаемых раввинов. Читая их, девушка улыбалась - это были те
же самые люди, что издавали письма, запрещавшие пользоваться магией. «Может быть, - думала
Ханеле, - они сами их носят». Она отправляла запечатанные конверты с купцами, что ездили в
Европу, и с теми же купцами ей передавали деньги.
Она оглянулась, - на пыльном, заброшенном дворе никого не было, - и скользнула в темный
дверной проем. Ключ повернулся в старом замке. Она, вздрогнув, услышала веселый, мужской
голос: «Я здесь».
-Я вас просила подождать на улице, - Ханеле повернулась. Она увидела, как сверкают голубые
глаза. «Какая, красавица, - восхищенно подумал Наполеон. «Выше меня, правда, на две головы. И
одеваются они тут все, как монашки. Впрочем, ей даже идет».
-На меня обращают внимание, - он показал на свою непокрытую голову и простого покроя сюртук.
«Спасибо за карту, - он с удивлением посмотрел на девушку, - вы отлично чертите. Я сразу нашел,
где это.
Медальон грел ее сердце, как солнечные лучи, как спокойный, полуденный, летний воздух. Ханеле
вздохнула и напомнила себе: «Только хорошее».
Они зашли в крохотную, чистую комнату, где, кроме стола и грубого табурета - ничего не было.
Ханеле взяв старую, с пожелтевшими страницами книгу, спрятала ее в нишу за холщовой
занавеской.
Дверь была полуоткрыта. Ханеле, поймав его взгляд, объяснила: «Так положено. Иначе
нескромно, мужчине и женщине нельзя оставаться вдвоем, наедине». Она присела на табурет.
Посмотрев на него снизу вверх, девушка заставила себя не улыбаться - он восхищенно
разглядывал ее лицо.
-Я тут работаю, - почти сурово заметила Ханеле. «Вы хотите посмотреть на амулет, о котором вам
рассказывал господин Кардозо».
Он только кивнул головой. Девушка отвернулась - он заметил слепящий блеск белоснежной кожи.
Ханеле расстегнула верхнюю пуговицу на платье. «Да что это со мной, Господи, - бессильно
подумал Наполеон. «Что я, женщин никогда не видел? Тем более эта - просто очередная
шарлатанка, мало ли в Париже гадалок и прорицательниц?»
-Я не гадаю, - ее лицо, на мгновение, стало скорбным. «Это запрещено, Торой. Вот, - на узкой,
нежной ладони лежал золотой медальон. Пуговицу, - заметил Наполеон, - она не застегнула.
Ханеле нажала на крышку. Он увидел два старых, свернутых свитка.
Они стояли друг напротив друга, в комнате царила тишина. Ханеле, наконец, сказала: «Только вы
его не получите. Никто не получит..., - девушка замялась. Наполеон, на мгновение, вспомнил
сырую темноту пирамиды и голос проводника: «Есть силы, которые лучше не будить, господин
генерал».
-Он и вправду делает человека непобедимым? - хмыкнул Наполеон. От нее пахло недавно
прошедшим дождем, черные косы спускались на стройные плечи. Он заставил себя не смотреть
на шею, где билась нежная, голубая жилка.
-Нет, - алые губы улыбнулись. «Он просто хранит любящие сердца, вот и все. Каждый берет себе
половину, и вы видите друг друга. Только нужна любовь, - девушка помолчала, - настоящая.
Между мужчиной и женщиной, между родителем и ребенком..., А если нет любви - тогда
Всевышний обрушивает свой гнев на этого человека. Или если кто-то другой взял амулет. Не тот,
кому он был предназначен».
-Наполеон рассмеялся и отступил от нее: «В таком случае я бы его и не взял, я никого не люблю».
-Вы женаты, - невзначай заметила Ханеле. Он подавил улыбку: «Это ничего не значит. Спасибо, -
он вежливо поклонился. Ханеле вдруг сказала: «Я могу написать вам амулет, который делает