– А я, понимаешь ли, люблю твою мать.
– О-о, любите… то есть…
– Тебе не понять, молод еще.
– Для меня, наверно, естественно проявлять нормальный интерес к молодым женщинам. В старости, возможно, все не так.
Я молчал, уязвленный до глубины души. Дурак я был, что зашел так далеко. Я чувствовал себя усталым, слабым, обескураженным. Самая молодость Титуса, его здоровая, неунывающая энергия нестерпимо раздражали меня. Раздражали его длинные загорелые голые ноги в рыжеватых волосках, торчащие из небрежно закатанных брюк. Я чувствовал, что теряю с ним контакт, что вот-вот накричу на него, а потом буду вынужден просить прощения.
– Мне жаль, что все это так тебя расстраивает. Отчасти я понимаю. Но мне нужна твоя помощь, ну, или, скажем, поддержка. Я должен рассказать тебе что-то важное про твоего отца.
– Про Бена. Он мне не отец. Кто мой отец – одному богу ведомо, я уж теперь никогда не узнаю. Давайте не будем говорить про Бена, он мне надоел. Не по душе мне это дело…
– Прости, я немного запутался, какое именно дело?
– Да насчет нас с вами. Давайте забудем про них, поговорим про вас и про меня.
– Давай. Я и сам хотел об этом поговорить, Титус, тебя-то я не пытаюсь похитить.
– Да, я знаю.
– Мы-то с тобой свободны по отношению друг к другу. И нет надобности ничего определять.
– А разве «отец» – это не определение?
– И верно. Ну, если тебе больше нравится, давай будем просто друзьями. Подождем, посмотрим. Ты же знаешь, тут нет ничего… постыдного… ну, ты понимаешь…
– О, это-то я знаю!
– Мне нужно просто ощущать, что мы с тобой связаны совсем особыми отношениями, особыми узами.
– Не понимаю, зачем вам это, – сказал Титус. – Простите, это неблагодарность с моей стороны, я ведь живу у вас, ем и пью за ваш счет, я это помню, но я вот все думаю: какое вам до меня дело? Будь вы и вправду моим отцом, это бы еще ладно, хотя и тогда… в общем, я вот что хотел сказать. Мне было интересно с вами встретиться, интересно у вас жить, несмотря на все ужасы. Когда-нибудь я, наверно, буду думать, что хорошее это было время, да. Но я хочу сам зарабатывать себе на жизнь, и жить самостоятельно, и чтобы это было в театре. Я не желторотый младенец, которого манит сцена, я не воображаю, что стану звездой, я даже еще не знаю, выйдет ли из меня актер, но я хочу работать в театре, мне кажется, что там я буду у места. Отдыхать здесь у вас чудесно, но я хочу вернуться в Лондон, только там и есть настоящая жизнь.
– А здесь настоящей жизни нет?
– Ну, вы же понимаете, о чем я. Ваш кузен где живет?
– В Лондоне. – Опять меня ужалила змея ревности. Неужели Джеймс успел заарканить Титуса? Между ними с самого начала что-то возникло. Я поспешил сказать: – Очень тебя прошу, не говори с остальными про то… ну, сам понимаешь.
– Ну еще бы, ни слова, могли бы этого и не говорить.
– Вот и хорошо.
– Главное, я не хочу, чтобы вам казалось, будто у вас есть по отношению ко мне какие-то обязательства. А то выйдет, что и у меня есть обязательства. Я не хочу больше сидеть у вас на шее. Хочу жить самостоятельно. Если вы мне немножко поможете, что ж, скажу спасибо. Может быть, вы мне поможете поступить в театральное училище. Если поступлю, попробую получить стипендию, тогда мне и денег хватит. Может, получается, что я хочу попасть в училище по блату, но блат, по-моему, – это не так уж страшно. Тогда я буду сам себе хозяин, и мы сможем быть друзьями или как там хотите, но только если я буду сам по себе, понимаете?
Каким слабым и беспомощным я чувствовал себя перед этой простодушной, напролом идущей энергией! Он ускользал от меня, пока я даже еще не научился его любить, не придумал, как удержать его!
– Хорошо, я помогу тебе поступить в театральную школу, но это надо еще обдумать. Мы с тобой съездим в Лондон, а сначала ты поможешь мне здесь. Я все-таки расскажу тебе кое-что про Бена, тебе следует это знать. Ты говоришь, он неплохой человек, а он плохой. Он злобный и мстительный. Он пытался меня убить.
Мне нужно было поразить воображение Титуса, взорвать это его возмутительное безразличие.
– Убить? Каким образом?
– Он столкнул меня в воду. Я не случайно свалился в водоворот. Он столкнул меня.
Титус не выказал особого волнения. Наклонившись вперед, он почесал комариный укус на лодыжке.
– Вы его видели?
– Нет, но почувствовал.
– Откуда же вы знаете, что это был он?
– А кто же еще? Когда мы виделись последний раз, он сказал, что убьет меня.
– Не могу себе это представить, очень уж на него не похоже, просто не верится, – тупо твердил Титус.
– Меня столкнули! Кто-то толкнул меня в спину!
– Вы уверены? Вы ведь могли упасть и удариться спиной о скалу, а потом соскользнуть в воду, а ощущение было бы как от толчка в спину. И доктор сказал, что у вас все могло спутаться в голове.
Продолжать я был не в состоянии – слишком устал и пал духом. Не надо было уходить так далеко от дома.
– Ладно, Титус, поставим на этом точку. Никому не передавай, что я тебе рассказал.
Титус поглядел на меня, сощурив глаза.
– Вот видите, не так это весело – играть в отцы и сыновья.
Это было самое ласковое из всего, что он сказал.
– С училищем я тебе помогу, – сказал я. – Мы еще это обсудим. А теперь беги.
Он встал.
– Я вас доведу до дому.
– Справлюсь и сам.
– Нет, не справитесь. К тому же и дождь опять начинается.
Он протянул мне руку. Я взял ее, и он помог мне подняться, а потом ухватил под локоть. Сказал:
– Когда-нибудь мы с вами друг друга узнаем. Времени хватит.
– Времени хватит.
Хартли, родная, я хочу сказать тебе несколько вещей. Во-первых, прости, что увез тебя и насильно держал у себя в доме. Мной руководила любовь, но теперь я вижу, что это было глупо. Я напугал тебя и сбил с толку. Прости меня. Во всяком случае, это доказывает, что я тебе предан бесконечно и хочу, чтобы ты была со мной. Ты моя, и я не собираюсь от тебя отступаться. Так что скоро ты меня снова увидишь! Надо полагать, что, вернувшись домой, ты много чего обдумала и отчасти стала на мою точку зрения. Ну зачем тебе, моя дорогая, оставаться в краю страданий? Ведь я для тебя не чужой человек, не предлагаю тебе ничего и никого незнакомого. Ты сама сказала, что я твой единственный друг! И ты совсем уж была готова сказать «да», только боялась его. Ведь страх – это в конечном счете привычка. А в глубине души ты разве не чувствуешь, что изменилась? Теперь уж скоро ты сможешь сделать то, о чем мечтала годами, – распахнуть дверь и выйти.
И еще вот что. Я не собираюсь увести тебя в какой-то роскошный мир, полный актеров и знаменитостей. Я и сам в таком мире не живу. Ты как-то сказала, что тебе по душе тихая жизнь. Вот и мне тоже. Иначе зачем бы я приехал сюда! Мы уедем и будем жить с тобой вдвоем совсем просто, в маленьком домике в Англии, где-нибудь в деревне, если захочешь – у моря, и постараемся совсем просто скрасить друг другу жизнь. Об этом я всегда мечтал, а теперь, когда я освободился от театра, я могу так жить с тобой. Мы будем жить очень тихо, Хартли, и ценить простые радости. Неужели тебе не хочется этого настолько, чтобы уйти из дома, где тебя не любят и мучают? И Титусу мы, конечно, поможем, и он придет к нам по своей воле, и все старые раны заживут. Мы будем его любить. Но самым главным всегда будем мы с тобой.
Теперь вот еще что я тебе скажу, это страшная вещь. Позавчера Бен пытался меня убить. Он в темноте столкнул меня в водоворот. Одному богу ведомо, как я не погиб. Я отделался контузией и ушибами. Приглашал врача (но ты не тревожься, ничего серьезного нет). Покушение на убийство – не такая вещь, которую можно оставить без внимания и жить дальше, как будто ничего не случилось. В полицию я еще не обращался, обращусь или нет – это зависит от Бена. Добавлю одну немаловажную подробность: есть человек, который все это видел.
Но не о мести я сейчас думаю. Я хочу одного – увезти тебя. Помимо всего прочего, ты едва ли захочешь остаться с человеком, который доказал, что способен на убийство. Перестань ты наконец заниматься самобичеванием. И пожалуйста, начни разбирать свои вещи – отбери, что возьмешь с собой из одежды, и вообще. Я не хочу тебя торопить. Но в покое я тебя теперь не оставлю, все время буду у вас появляться. Если Бену это не понравится, пусть согласится на твой отъезд, а не то он вынудит меня обратиться в полицию. Это не шантаж, это наконец игра в открытую!
Бену об этом рассказывать не надо, разве что захочется. Я приду скоро, прямо следом за этим письмом, и тогда сам ему скажу. Поскольку объявлений о моей смерти не было, он уже знает, что он не убийца. Вздохни спокойно, родная, не тревожься и предоставь все мне. Отбери платья, какие взять. Я тебя люблю. Мы будем вместе, моя дорогая.
Ч.Я думал было написать прямо Бену, но потом решил сперва подготовить Хартли. Трудность, как и раньше, заключалась в том, как передать ей письмо. Явиться с ним самому – рискованно, могут не впустить. Посылать Титуса не хотелось, а Гилберт, которого я позондировал, сказал, что боится. Джеймс, Лиззи и Перегрин вообще не должны ничего об этом знать. Можно было послать по почте, напечатав адрес на машинке, но он, конечно же, вскрывает все ее письма. Впрочем, если он и вскроет это письмо, ничего страшного. Игра идет к концу.
