ты заставляешь весь город говорить о тебе лишь из желания слышать
своё имя на устах тысяч людей. Они все игрушки, Майкель, каждый из
них.
Он вытащил клыки из запястья, осторожно высосал ранку, пока
она не перестала кровоточить, и поднял взгляд на меня.
— Кроме первого, — прошептал он.
Я отвернулся.
— Пей. Ты почти ничего не взял.
— Этого достаточно.
— Достаточно для чего? Чтобы добраться до другого борделя и
дать другой шлюхе повод ненавидеть тебя? Тебе, мать твою, нужно
ещё.
Он удивленно посмотрел на меня и придвинулся неожиданно
близко – так, что его ресницы касались моей щеки при каждом взмахе.
— Ты меня ненавидишь? — выдохнул он.
— Я тебя не ненавижу, — выдавил я. — Ты мне просто не
нравишься.
Его дыхание теплой волной овевало мое лицо. Я закрыл глаза и
попытался остаться недвижимым, словно камень, и не поддаться
искушению.
— Я выпью ещё, — прошептал он, — если ты позволишь, — и
нежно поцеловал меня в шею.
Я отпрянул и вытянул вперед руку.
— Пей отсюда.
— Из того же самого места – так скоро? — Он чуть коснулся
одного из уколов кончиком пальца, но я опять дернулся. — Будет
больно.
— Больно будет в любом случае.
— Нет. — Черты его лица смягчились редкой теплой и кроткой
улыбкой. — Не будет. — Он провел большим пальцем по месту,
которого коснулся губами. — Я могу сделать так, что ты будешь хотеть
этого снова и снова.
— Это ложь. — Я снова скрестил руки на груди и отодвинулся от
него. — Её рассказывают влюбленные девчонки, у которых
сентиментальности больше, чем здравого смысла.
— Так докажи, что я неправ. — Он осторожно притянул меня к
себе, но этому движению было невозможно сопротивляться. Опустив
голову так, что его волосы коснулись моего подбородка, он принялся
посасывать всё то же местечко на шее.
— Обещай мне, — выдохнул я. Не знаю, кто из нас больше
удивился этим словам. — Пообещай, что ты оставишь меня в покое –
оставишь в покое нас. Всех нас. Прекрати играть в эти игры.
Развлекайся где-нибудь ещё – не в де Валлене. Отвяжись от нас.
— Арьен. — Он прижался лбом к моему плечу. — Тебе всего лишь
нужно было сказать «нет».
Я закрыл глаза, мое тело напряглось и дрожало в ожидании укуса.
— Пообещай, — прорычал я. — И мы покончим с этим.
— Обещаю, — тихо произнес он. — Я оставлю тебя в покое, если
ты хочешь именно этого.
Я кивнул и запрокинул голову.
Он запустил пальцы в мои волосы, притягивая меня, и приник
всем телом. Я вздрогнул, когда он снова коснулся горла губами, и,
ощутив, что он раскрыл их, вслепую вцепился в его плечо, ожидая
страшные муки укуса.
Острые кончики клыков прокололи кожу, и я почти всхлипнул.
Кусал он сильно, глубоко вонзая зубы. Я дернулся всем телом,
выгнулся, цепляясь за него руками. Дыхание рвалось из меня
медленным дрожащим криком. Он схватил меня за волосы на затылке
и крепче прижал к себе, жадно приникнув к горлу.
А потом, едва я подумал, что Майкель здорово ошибся, и
собрался сказать ему – как только вспомню, как разговаривать – что
это слишком, это невыносимо, что я не позволю ни одному вампиру
укусить себя даже за всё золото мира... В тот самый миг, когда я
вдохнул, вспоминая, как произносятся звуки, беспощадный ожог укуса
превратился в совершенно иное пламя.
Оно было похоже на сияние тысячи свечей; внезапная вспышка
блеска и красоты – настолько яркая, что я окончательно потерял дар
речи. Я потрясенно вскрикнул и, слепо ища чего-то большего, приник к
Майкелю. Не отпуская волос, он провел второй рукой по моей груди,
собирая сорочку и обнажая живот. От первого прикосновения я
дернулся, но потом, всхлипнув, подался навстречу. Спешно расстегнув
пуговицы, он стащил сорочку с моих плеч и крепко прижался к моей
груди – кожей к коже. Я обвил его руками, заключая в объятия, и он
низко заурчал мне в шею.
Он сдвинулся вперед, укладывая меня на спину, и скользнул
ладонью к моим брюкам. Забрасывая руку на его шею, чтобы
удержать его на месте, я позабыл, что он мне совершенно не нравится
и что происходящее не входит в условия нашей сделки. Я понимал
только одно: мне нужно большее. Выгнув бедра, я прижался к его
ладони.
Пальцы Майкеля разбирались с моими штанами проворно,
несмотря на то, что делать это одной рукой ужасно неудобно.
Покончив с этим, он издал свирепый победный возглас и стащил
одежду с моих бедер. Он коснулся меня, обернув руку вокруг плоти.
Закричав, я выгнулся навстречу ощущению, которое промчалось
по мне, словно сноп искр.
Я провел рукой по его спине, пробежался пальцами по позвонкам,
обвил его узкую талию. Его брюки я дернул с куда меньшей грацией,
чем он мои, но всё же смог от них избавиться. Я задержал пальцы на
его бедрах, поднялся по ребрам к груди. Вместо ужасной
кровоточащей раны я нашел только гладкую затянувшуюся кожу,
излеченную подаренной мной кровью.
Я знал. Я знал, что случится, что моя кровь сделает с ним. Вот
почему я это предложил. Но даже зная об этом, я был шокирован.
Снова и снова прикасаясь к зажившей ране, я удивлялся этому
изменению.
Когда Майкель вытащил клыки, я вздрогнул и, напрягшись,
вцепился в него. Мне хотелось сказать ему, чтобы он не
останавливался, чтобы он укусил меня снова, сделал всё, чтобы
только этот неистовый огонь не угасал. Лизнув меня в шею, он
отстранился и посмотрел на меня теплящимся взглядом.
— Я всё ещё голоден, — прошептал он, прижимаясь ко мне
бедрами. — Утолишь ли ты и этот голод?
Мне следовало бы напомнить ему об обещании и попросить
оставить меня в покое. Я должен был сказать ему хоть что-нибудь. Но
вместо этого я уставился на него, чувствуя, как бешено бьется сердце,
как его кожа горит, касаясь моей, и не мог думать ни о чем. Зарывшись
пальцами в его волосы, я притянул его к своим губам.
Он целовал меня жестко и нетерпеливо, с рвением под стать
моему. Я подался ему навстречу, требуя всё, что он мог дать, и даже
больше, пока не стал задыхаться, и мне пришлось оторваться от него.
Майкель склонился надо мной, покрывая моё лицо легкими,
словно снежинки, поцелуями, и принялся толкаться бедрами, скользя
плотью по плоти. Я провел ладонями по его спине, подхватил под
ягодицы и резко толкнул к себе. Он застонал, а потом тяжело
рассмеялся и уткнулся носом мне в шею.
— Я ни в коем случае не должен был отпускать тебя тогда, в
первую ночь.
Я выгнул шею навстречу его поцелую.
— Такая жертва ради спокойного сна. — Он провел языком по
моей ключице. Вплетая пальцы в его волосы, я подтолкнул его вниз. —
Ты же ненавидишь шлюх, которые стаскивают покрывала… — Его
язык добрался до моего соска и медленно обвел вокруг. Слова
прервались низким стоном, — и будят тебя.
— Это того бы стоило.
Он поцеловал мой живот и поиграл языком с ямкой пупка, а потом
положил ладони на мои бедра – так, что когда он, скользнув ниже,
обвил мой член губами, и я всем телом подался вперед, пытаясь
погрузиться в тепло его рта, я оказался пригвожден к месту и
совершенно не мог двигаться.
От удовольствия у меня закружилась голова. Протянув руки, я
вплел пальцы в его волосы и стал с силой насаживать его на себя. Он
оперся на локти и заглотил глубже, тихо посмеиваясь – этот смех стал
ещё одной пыткой для моей изнывающей плоти.
Он охватывал меня медленно, постепенно: ждал, пока я начну
стонать от безысходности, и лишь тогда двигался вновь, тем самым
сильнее сводя с ума. Я чувствовал только обволакивающее тепло его
рта и плавное движение его языка. До боли закусив губу, я попытался
заглушить стоны, рвавшиеся из груди. Скользнув руками по моим
бедрам, он погладил живот, а потом, опустив ладонь на основание
члена, подстроился под собственный ритм.
Я всем телом извивался под такими похожими на пытки ласками.
Прикрыв рот кулаком, я протяжно застонал. Я дергал бедрами,
сопротивляясь его сдержанности, но он не давал ни единого шанса
перехватить главенство и навязать собственный темп.
Наконец, он оторвался от меня.
— Арьен, — выдохнул он, двигая рукой по всей длине. Я поднял
