Вроде, всё. Не густо.
– Может, они скандинавы? – шепчет Даня.
– Спешу тебе напомнить, – я добавляю голосу как можно больше скептицизма. – У меня тоже светлые волосы.
– Но я ни разу не видел, чтобы ты разговаривала, скажем, по-норвежски, – Даня пожимает плечами.
У меня не находится достойного ответа, поэтому я, как делаю это обычно в таких ситуациях, закатываю глаза и цокаю языком.
Лидия Юльевна заканчивает свою речь словами о том, что у тех, кто ещё не взялся за ум, сейчас для этого есть последний шанс (почему мне кажется, что она смотрит на меня, когда говорит это?), а потом просит некоторых ребят сходить до библиотеки и забрать книги на новый учебный год. Я вызываюсь добровольцем, потому что не хочу сидеть за партой в одиночестве и смотреть, как Лия продолжает общаться с Алом и игнорировать меня.
Нас собирается двенадцать человек, и всей толпой во главе с самой Лидией Юльевной мы идём в сторону библиотеки.
– Хочешь, мы его загуглим? – спрашивает Даня.
– Кого?
– Ала.
– Как ты себе это представляешь?
– Не знаю, я просто терпеть не могу, когда ты злишься, вот и пытаюсь придумать хоть что-то.
Даня разводит руками и опускает плечи. Я толкаю его в спину, затем обнимаю, прижимаясь щекой к его плечу.
– Ты лучший брат в мире, – заверяю его я.
– А ты всё-таки подумай насчёт психиатра, – произносит он.
Я фыркаю вместо ответа, ускоряю шаг и, пробираясь через одноклассников, встаю позади Лидии Юльевны. Кажется, она замечает это, потому как чуть поворачивает голову в сторону.
– Ярослава, – произносит она. Мне приходится поравняться с ней. – Как прошло лето?
Девяносто один день из девяноста двух я морально деградировала в интернете, разлагалась на диване или шаталась по улицам города без причины, а вот вчера, например, ко мне заявились странные парни и отвели в не менее странное место, где я видела двух оборотней и познакомилась с мужчиной, который умеет колдовать.
Что же вам, Лидия Юльевна, ответить?
– Нормал, – говорю я. Тут же поправляюсь, когда учительница меряет меня недовольным взглядом: – …льно. Нормально.
– Ездила куда-нибудь?
– Нет.
– Может, завела новые знакомства?
– Неа.
– На улицу-то хоть выходила?
– Ну, было пару раз.
Лидия Юльевна поворачивается на меня. Её брови складываются домиком, выражая, кажется, что-то вроде сомнения вперемешку с удивлением.
– Неужели, совсем ничего интересного за лето не произошло?
Такой простой вопрос, сказанный с такой особой интонацией, ставит меня в ступор. Я смотрю на Лидию Юльевну, она – на меня. Помимо диалога, который мы ведём вслух, явно проходит какой-то параллельный немой разговор.
Губы женщины дёргаются в ухмылке.
Было бы менее очевидно, если бы она встала посреди школьного коридора с мигающей яркими лампочками табличкой «Я знаю» в руках.
Ничего ей не ответив, я замедляю шаг, позволяя Лидии Юльевне и некоторым из одноклассников снова выйти вперёд.
Нет, ну этого просто не может быть…
– Всё нормально? – спрашивает кто-то.
Я оборачиваюсь. Даня разглядывает моё лицо, нахмурившись.
– Ага.
– Уверена?
Я киваю, но на самом деле чувствую какое-то неприятное ощущение в животе; как позор, когда стоишь у доски неподготовленный и ловишь на себе осуждающие взгляды всего класса.
– Пойду, дойду до туалета, – говорю я. – Скажешь Юльевне?
– Разумеется, – кивает Даня.
Его взгляд на своей спине чувствую всю дорогу до поворота, за которым исчезаю, преодолев метров десять.
В туалете включаю воду, быстро умываю лицо. Затем какое-то время смотрю на своё отражение в зеркале над раковиной, пытаясь распознать явные признаки паранойи или шизофрении, но кроме тех же мешков под глазами, которые появились ещё ранним утром, ничего не нахожу. Тогда, не выключая воду, пячусь назад и с ногами забираюсь на подоконник напротив раковины.
Тошнота медленно отступает, и на её место приходит что-то другое: менее горькое, но такое же тяжёлое.
– Если она знает, что, конечно, не имеет смысла, но мало ли, то как понять, кто ещё может быть в курсе? – бурчу я под нос и опускаю глаза на свои руки.
Буквально несколькими часами ранее они трогали настоящую магию. Кажется, это было так давно. Но самое странное не то, что всё это действительно было (отсутствие пружинки на столе и присутствие недосыпа не могут врать!), а то, что я не могу ни с кем об этом поговорить. Наверное, именно это сейчас и разрывает меня изнутри: если среди моих знакомых кто-то и правда осведомлён о стражах, то я всё равно не могу просто подойти к любому из них и спросить: «Эй, приятель, ну-ка скажи мне, как давно ты знаешь о других мирах?».
На примере Дани я поняла, что любой нормальный человек посчитает меня сумасшедшей. Поэтому говорить с Лией даже смысла нет.
Я вдыхаю полной грудью, пытаясь отогнать дурные мысли. В нос ударяет тошнотворный запах хлорки. Снова смотрю в зеркало. Заправляю непослушные волосы за уши, хмурю брови. Я ведь должна быть сильной, благодарной. Это честь – знать то, о чём другим не хватит смелости даже подумать. Наверное, шанс отказаться для того и нужен, чтобы решить, способна ли я хранить правду, которая день ото дня будет пытаться выбить почву у меня из-под ног.
Слезаю с подоконника, выключаю воду, напоследок ещё раз сполоснув лицо. Нужно возвращаться, пока Лидия Юльевна ничего не заподозрила.
Открываю дверь туалета, но не успеваю сообразить, как громко кричу. Коридор заполнен полулюдьми, полумонстрами. И все они – мои знакомые. Мама с волчьими руками и вытянутым лицом, покрытым густой каштановой шерстью, Даня, парящий над полом с огромными чёрными крыльями за спиной. Его кисти выгнуты, вместо пальцев – длинные когти. У Лии не одна пара ног, а как минимум пять. И это вовсе не ноги, а щупальца.
Помимо них здесь все и каждый, с кем я когда-либо дружила, даже детсадовские ребята, которых сейчас я вижу только на фотографиях. У этих детей шипы на плечах, сгорбленной спине и руках, а головы плоские, как тело рыбы. Когда они синхронно открывают рты, меня оглушает звук, напоминающий колокольный звон.
Я закрываю глаза, но когда снова открываю, монстры не исчезают. Наоборот, теперь они ещё ближе: нас разделяет максимум пара метров. Я быстро захлопываю дверь и пячусь вглубь туалета.
– Это всё неправда, – шепчу я.
Замираю на месте, когда спиной упираюсь во что-то твёрдое. Это не стена или дверь кабинки, потому что это «что-то» крепко обхватывает меня и сдавливает грудную клетку.
Не могу обернуться, поэтому лишь опускаю глаза вниз. Это не руки, а железные цепи. Пытаюсь расшатать их, бросаясь вперёд и в стороны, и когда мне немного это удаётся, я разворачиваюсь всем телом.
Огонь. Всё в огне. И всё же, несмотря на слепящее пламя, я вижу, что нахожусь уже не в туалете, а на крыше какого-то здания, а те цепи, которые меня охватывают, уходят вниз, за её края. Как только я замечаю это, неведомая сила начинает тащить меня в ту сторону. Я кричу, когда прохожу через огненные языки. Кожа плавится. Всё, о чём могу думать – пусть всё это поскорее кончится.
Цепи перестают тянуть меня, когда я становлюсь на самый выступ. До земли целые километры. Я задыхаюсь. Больше всего на свете я боюсь высоты.
– Слава! – зовёт кто-то издалека.
Я поворачиваю голову в сторону и вижу незнакомого мне паренька. Его одежда уже давно превратилась в пепел, но он сам пока цел.
Когда наши взгляды пересекаются, он одними губами произносит то, что я, почему-то, разбираю сразу: «Пожалуйста, помогите! Я не хочу умирать!».
– Слава!
Я вздрагиваю всем телом, когда цепи ослабляются и падают мне в ноги. Больше нет опоры.
Порыв ветра – и я лечу вниз.
– Романова!
Я снова в туалете, на том же месте, где стояла – напротив раковины с рукой, сжимающей регулятор холодной воды. Голос принадлежит Лие, я вижу её через зеркало.
– Ты что, не слышишь? – Лия поднимает указательный палец в воздух. – Пожарная сигнализация. Нужно уходить.
Она протягивает мне руку, и я хватаюсь за неё, как за спасательный трос.
Окончательно прихожу в себя только на улице, когда Лия подводит меня к нашему классу и передаёт в руки Дане. Тот обнимает меня за плечи и внимательно разглядывает моё лицо. Но вопросов не задаёт, лишь сильнее прижимает к себе.
Пусть лучше и правда думает, что меня тошнит, чем знает правду.
– Ты себя нормально чувствуешь? – спрашивает Лия, дёргая меня за рукав.
Я бессознательно киваю.
– Что ты тогда делала там так долго?
– Где?
– В туалете.
Я хмурю брови.
– Как долго меня не было?
– Четверть часа где-то, – за Лию отвечает Даня. – Мы уже вернулись с учебниками, а тебя всё не было.
Я делаю несколько глубоких вдохов подряд. Для меня всё прошло слишком быстро: буквально минуты, не больше.
