отражали нечто большее, чем чисто экономические интересы. Сибирские таможенные книги и челобитные содержат удивительное число индивидуальных татарских подписей на чагатайском тюркском языке, что указывает на базовую грамотность среди некоторых сибирских татар, находящихся в подчинении у бухарцев1295.
Умение татар писать обратило на себя внимание и тобольского воеводы, сообщившего в докладе в Москву о большом числе грамотных бухарцев и татар1296. Можно предположить, что татар учили читать бухарцы, являвшиеся, по всей видимости, наиболее образованным народом в Сибири, имевшие свои школы, и учили их не только ради счетов и доходов, но и чтобы дать татарам возможность читать Коран1297. Исламизация и грамотность шли рука об руку1298. Проезжая через Тобольск в 1692 году, Идес заметил: «Татары, живущие на много миль вокруг Тобольска, исповедуют магометанство»1299. Это наблюдение весьма важно – оно означает, что не все встреченные им в Сибири татары были мусульманами, хотя теоретически они все должны были бы обратиться в ислам в ходе одной из предыдущих волн исламизации. Но в татарах, живущих вблизи Тобольска, с его устоявшейся бухарской общиной, было нечто особенное, что заставило Идеса отдельно отметить их принадлежность к исламу. Это приглушенное свидетельство, возможно, подтверждает обвинения митрополита Павла в челобитной 1685 года, что мусульмане пытаются «соблазнить» других в свою веру1300. Хотя государство никак ни откликнулось на эту часть обращения Павла, его обвинение, вероятно, было небеспочвенным, и тобольские бухарцы действительно распространяли ислам. Вполне логично, что эта образованная религиозная община, сознательно хранившая и передававшая свою веру на протяжении многих поколений, связанная с обширным мусульманским миром, стремилась увеличить число верующих мусульман1301. В конце концов, ислам, как и христианство, часто распространяли купцы, и Сибирь не была исключением из правила1302. Действительно, многочисленные истории распространения ислама в Поволжско-Уральском регионе и сибирской лесостепи объединяет то, что в роли миссионеров выступают бухарские купцы1303.
Разумеется, любые попытки обращения в ислам были по необходимости тайными и, скорее всего, фокусировались на нерусском населении. Согласно Соборному уложению, попытка совратить русского в другую религию каралась сожжением в срубе1304. Впрочем, Соборное уложение не дало четкого ответа по поводу обращения в другую веру неправославных – например, язычников, весьма многочисленных в Сибири. Этот вопрос прояснил наказ сибирским губернаторам и воеводам, отправленный в 1728 году и содержащий пункт, касающийся как раз мусульман-миссионеров: «Понеже в Российской империи многие подданные обретаются иноверцы, а именно: мордва, чуваша, черемиса, остяки, вотяки, лопари и иные им подобные, из которых народов не безызвестно есть, что магометане превращают в свою веру, и обрезывают, чего губернатору или воеводе накрепко смотреть, и отнюдь до того не допущать. А ежели явятся такие магометане или другие иноверцы, которые тайно или явно кого из российских народов в свою веру превратят и обрежут, таких брать и розыскивать, и по розыску чинить указ по Уложению 22 главы 24 статьи, а именно: казнить смертию, сжечь без всякого милосердия»1305.
Несмотря на угрозу подобного наказания, обвинения в исламском прозелитизме стали в последующие десятилетия еще более распространенными. Миллер сообщил, что татары, жившие в окрестностях Томска, обратились в ислам в 1714 году1306. В своей записной книжке он писал, что не берется высказывать суждений, насколько часто происходит обращение из ислама в христианство, и отмечал, что исламское духовенство ничуть не менее заинтересовано в обращении языческих народов, чем христианское, поэтому мусульмане часто успевали обратить язычников в свою веру быстрее, чем русские, хотя мусульманский прозелитизм всегда был в России строго запрещен1307. В 1751 году митрополит Сильвестр обвинил тарских бухарцев в исламизации барабинских татар, заявив, что бухарцы ездили туда как миссионеры1308. В 1763 году сообщение об активном распространении ислама в Сибири было вынесено на обсуждение Сената в Петербурге1309. Все это указывает на то, что сибирские мусульмане, возможно, проявляли больше рвения в поиске новых душ для Аллаха, чем это до сих пор признавалось. Тот факт, что это сходило им с рук, звучит в унисон с многочисленными трудами, указывающими на то, что центральная власть не всюду могла дотянуться, и подтверждает, что Московское православное христианское царство не желало или не могло активно внедрять православную идеологию в сердца и умы своих новых подданных в дальнем имперском пограничье.
ПОКОЛЕНИЕ 3: ШАБА АШМЕНЕВ (1704–1762)
Несмотря на рост налогообложения мусульман, следующее поколение семьи Шабабиных, судя по всему, продолжало материально преуспевать. В случае с семейными династиями работает тот же принцип, что и с монархами: стабильность идет на пользу. Жизнь и карьера Шабы Ашменева, патриарха третьего поколения, были весьма продолжительны: он упоминается в исторических записях с 1704 по 1762 год1310. Он унаследовал место своего отца во главе семейной сети и торговал так же, как его отец и дед, только еще более активно. Он возглавил самое активное и быстрорастущее предприятие в истории своей семьи, буквально доминирующее в нескольких тюменских таможенных книгах. Возможно, он возглавил семейное дело, потому что был старшим в семье, но сложно сказать с уверенностью, передавалось ли в семье Шабабиных наследство старшему, младшему или делилось между всеми, а также как нормы наследования применялись к коммерческим операциям. К примеру, по степным обычаям политическая власть переходила к самому подходящему для этого наследнику, а имущество доставалось младшему сыну от главной жены1311.
Шаба ездил с отцом в Казань в 1704 году и вернулся раньше его с грузом купленных в Казани писчей бумаги, воска и козьих шкур стоимостью 163 рубля1312. К этому времени он уже был достаточно взрослым, чтобы его можно было отправить одного с товарами в почти 900‐мильное [более 1400 км] путешествие и доверить ему руководство операциями: в этом же году он отправил товары в Уфу с тюменским бухарцем [Меметме?]1313. Но он точно был молод, потому что его карьера продолжалась после этого еще полвека. Действительно, после 1704 года мы уже не слышим о его отце Ашмене Шабабине, а значит, Шаба Ашменев, вероятно, около этого времени возглавил семейное дело. Последний раз он упоминается в таможенных записях в 1748 году1314. После приобретения земельных участков в 1752‐м и 1762 году Шаба навсегда исчез из исторических записей1315.
Торговля, как обычно в раннее Новое время, была делом семейным. У Шабы Ашменева было по меньшей мере три брата; как минимум двое из них принимали участие в семейной
