внесенные в опись товары их отца, что заставляет предположить, что с Афанасием случилось то, чем рисковали все купцы, торгующие на дальних расстояниях: он умер в дороге1369. Хотя они обратились с запросом осенью 1763 года, товары были переданы старшему брату лишь в апреле 1764 года1370. За месяц до этого, в марте 1764 года, Степан продал свою мельницу тюменскому разночинцу1371. Прошло два года, и сыновья продали лавку своего отца его бывшему нанимателю.
Сеит Шабин существенно увеличил семейные владения. В 1763 году он приобрел землю у местных татар1372. В 1765 году он купил землю у местного бухарца1373. В 1775 году государство передало ему пахотную землю, брошенную эмигрантом-калмыком. В 1776 году он купил землю и скот у местного русского1374. В общей сложности Сеит Шабин приобрел 1710 десятин (1868 га) земли. Кроме того, он владел 423 десятинами (462 га) земли вместе со своим племянником. Как указано выше, Сеит не упускал случая подчеркнуть, что все эти владения лишь обеспечивают пропитание его домочадцам и работникам. Возможно, именно с целью пропитания домочадцев и работников в 1774 году Сеит Шабин приобрел у местного татарина право на рыболовство в местной речке. Двумя десятилетиями позже уже немолодой Сеит Шабин сдаст это право на пятнадцать лет внаем местному тюменскому купцу1375.
В общем и целом перепись, проведенная в конце XVIII века, показала, что на тот момент Шабабины были самыми богатыми тюменскими землевладельцами из бухарцев. Из 654 учтенных мужчин-бухарцев Тюменского уезда 114 жили в Шабабинском юрте, который, таким образом, был третьим по численности бухарским поселением. Но в собственности Шабабинского юрта, в котором жили, впрочем, не только представители клана Шабабиных, было 27,5% всей земли, зарегистрированной за бухарцами, – 11,101 десятины [121 кв. км]1376. Из 40 300 десятин (440 кв. км) земли, зарегистрированной за бухарцами, жившими в одиннадцати юртах Тюменского уезда, Шабабины владели, непосредственно или совместно с другими, 6055 десятинами (15% земли). Таким образом, Шабабины были самыми крупными бухарскими землевладельцами в Тюмени.
КРЕЩЕНИЯ С ПОСЛЕДУЮЩИМ ОСПАРИВАНИЕМ
Во времена Екатерины II сибирское пограничье Российской империи сильно отличалось от того края, куда более ста лет назад приехал жить основатель семьи Шабабиных. Рост экономики, новые переселенцы, идеи Просвещения, протонационализм, более многочисленная (хотя и вечно недостаточная, как показывают документы) имперская администрация, ослабление церковного влияния в государственных делах, императорский двор, с которого чрезвычайно важная политика идентичности просачивалась в дальние углы империи, – все это внесло свой вклад в изменение пейзажа. В конечном счете все эти изменения ощущались в далекой Сибири, где в семье Шабабиных на первый план вышла политика обращения в христианство.
В декабре 1763 года Сеит Шабин обратился к государству по вопросам новообращенных домочадцев. Он рассказал о четырех случаях того, как его дворовые крепостные бежали и искали убежища в монастырях, где они попросили, чтобы их окрестили1377. Можно только гадать о том, какое соединение материальных, религиозных, защитных и прочих мотивов повлекло за собой их бегство, но их крещение не соответствовало российским законам, и Сеит Шабин это знал.
Первый такой инцидент произошел в 1734 году, в правление Анны Иоанновны (1730–1740), когда раб, купленный самим Сеитом у тобольского бухарца Казыма Баганокова, бежал в местный монастырь и заявил о желании обратиться в православие. В 1750‐х годах Барамчуга, дворовый человек, купленный отцом Сеита Шабина, бежал в Троицкий монастырь, где его приняли и быстро окрестили, тем самым «освободив» от Шабабина, потому что по российским законам мусульмане не могли иметь рабов-христиан. В 1758 году это случилось снова. Коэндар Сагандыков, унаследованный Сеитом от отца, бежал в Троицкий монастырь и был окрещен. На этот раз он украл и взял с собою товары со двора Сеита Шабина. Однако воевода Михаил Хахолев и его секретарь Яков Нестеров подписали дозволение на крещение в тот же самый день, когда получили запрос из монастыря. Это нарушило процедуру обращения в христианство, сформулированную московским руководством в 1680‐х годах, – 30-дневный период ожидания и административная проверка. Сеит указал, что приказная изба и Троицкий монастырь, не соблюдя период ожидания и не проинформировав его, нарушили правила, установленные в Москве. Что особенно важно, правила, составленные в 1680‐х годах, отдельно предусматривали, что новообращенные не должны воровать имущество у своих владельцев. Однако случилось именно это, и Сеита беспокоил прецедент. Сеит жаловался, что и остальные домочадцы, увидев, что беглецы не понесли кары за воровство, могут последовать их примеру1378. Инцидент повторился. Июльской ночью 1762 года «дворовая женка» по имени Кызбаса с малолетней дочерью Якшибак украли немало хозяйского имущества и бежали в Троицкий монастырь, где их обеих окрестили. Сеит и его сын Сулейман неоднократно заявляли о похищенном имуществе, но воевода Михаил Полстовалов и секретарь Яков Нестеров не предприняли никаких мер; более того, они выдали беглецам еще бóльшую государственную субсидию.
Доношение Сеита Шабина было направлено против тюменской администрации при двух воеводах, которые ничего не делали, чтобы защитить его семью, а стремились только к ее уничтожению. Прежде, как он указывал в письме 1754 года, тюменские чиновники следовали правилам, предписанным центральной администрацией. Он объяснил, что теперь находится в опасности, как и его дом, жена и дети, – ведь домочадцы могут совершить ужасное зло, может быть, пойти на убийство. Даже если это преувеличение, чувствуется, насколько остро Сеит ощущал несправедливость происходящего. Он объяснял, что, если кто-то, не обворовав его, добровольно пожелает принять святое крещение и стать православным, он не будет противиться этому или создавать какие-либо препятствия. Однако он не мог мириться с несоблюдением официальных правил и с воровством, которое остается безнаказанным1379.
Сеит Шабин выбрал удобный момент, чтобы обратиться со своим запросом, – вероятно, он чутко прислушивался к политическим веяниям. В июле 1762 года на престол взошла Екатерина II. С точки зрения конфессиональной политики ее правление кардинально отличалось от правления Елизаветы Петровны. Тот факт, что Сеит Шабин подал свое прошение в 1763 году, заставляет задуматься, насколько быстро Екатерина объяснила свои намерения и насколько быстро информация распространилась по империи. По всей видимости, Сеит Шабин не подавал жалоб ни в 1734 году, ни в 1750‐х годах. В правление Елизаветы они не встретили бы особого сочувствия. Но слухи о взглядах новой императрицы, по всей видимости, достигли Сибири, раз уж Сеит счел, что стоит подать официальную жалобу на беглецов 1762 года. Политический центр находился далеко, но его политика была известна и в пограничье.
По
