— Что это?
— Дело рук Жана, — говорит Раймонда. — Сам он внутри. Вместе с криптархом.
— Фобои приближаются, — говорит Миели. — Необходимо как-то разобраться с ними, — в противном случае вы все узнаете, что такое окончательная смерть. Надо, чтобы город снова начал двигаться. Как я понимаю, зоку до сих пор ничего не предпринимают?
— Нет, — говорит Раймонда. — И я не могу с ними связаться.
— Как всегда, — говорит Миели. — Ладно. — Тебе надо пробраться внутрь, вытащить оттуда криптарха и заставить его прекратить стычки, чтобы иметь возможность справиться с фобоями. Я хочу вытащить отсюда вора. Получается, что нам по пути.
Миели расправляет крылья. Наставник взмывает в воздух вместе с ней. Они летят над горящим городом к черному шпилю.
— Это из-за вас все пошло кувырком, — говорит Исидор. — Вы должны помочь нам. Если криптархов не остановить, нам грозит гражданская война. Одним наставникам не справиться.
— Нет. Наш главный принцип — заботиться о себе. Мы исцелились и снова обрели силы. Нам пора уходить.
Сокровищница вокруг них уже опустела, остались только серебряные порталы.
— Вы просто бежите, — говорит Исидор.
— Это обычная оптимизация ресурсов, — возражает Старейшая. — Ты можешь уйти вместе с нами, хотя быстро поймешь, что твой облик для этого не подходит.
— Я остаюсь здесь, — говорит Исидор. — Здесь мой дом.
Часть мерцающего силуэта Старейшей формируется в миниатюрный город. Улицы заполнены крошечными людьми. Повсюду вспышки выстрелов и зарево пожаров. Исидор видит стычки между контролируемыми криптархом людьми и теми, кто получил защитный вирус. Во рту появляется привкус крови, и он понимает, что прикусил язык. А на укрепления, защищающие ноги города, накатываются белые волны. Фобои.
— Ты можешь изменить свое решение, — говорит Старейшая.
Исидор прикрывает глаза. Мысленная картина в его голове отличается от его обычного представления о тайне, она непрерывно движется и изменяется; это уже не гигантская снежинка, которую можно рассматривать под разными углами.
— Криптархи, — говорит он. — Криптархи еще могут все остановить. Они в состоянии заставить город двигаться и прекратить стычки. Раймонда считала, что они направляются туда, вместе с вором…
Он показывает на иглу, торчащую в миниатюрном городе, словно стрела в сердце.
— Кольцо. Вор похитил мое кольцо сцепления. Пиксил, оно будет работать внутри этого?
— Возможно. Зависит от того, что это такое, — говорит Пиксил. — Чтобы выяснить, нам потребуется только воспользоваться переходом.
Она направляется к ближайшей серебряной арке.
— Зоку этого не позволят, — говорит Старейшая.
— Просто перебрось меня туда, — говорит Исидор. — Я больше ни о чем не прошу. Я не могу стоять здесь и наблюдать.
Пиксил подносит руку к камню зоку в основании шеи. Затем она крепко зажмуривается, лицо искажает гримаса боли, и камень выходит наружу, словно только что рожденное существо. Она держит его перед собой окровавленными пальцами.
— Мы всегда обладали свободой, — говорит она. — Свободой уйти. Я ухожу. Я здесь родилась, и я остаюсь.
Она берет Исидора за руку.
— Пошли.
— Что ты делаешь? — восклицает Старейшая.
Пиксил прикасается к створкам. Из-за них прорываются золотистые лучи дневного света.
— Я поступаю правильно.
С этими словами она шагает вперед и тянет за собой Исидора.
20. Два вора и сыщик
Темнота восстанавливает нас заново. Несколько мгновений мне кажется, будто меня рисуют на бумаге, а затем тело обретает плоть, кожу и конечности. И я снова могу видеть.
На меня уставился кот. Он стоит на задних лапах, обутых в ботфорты, на голове широкополая шляпа, на широком ремне висит крошечный меч. У него остекленевший, неживой взгляд, и я понимаю, что глаза действительно стеклянные, в них поблескивают золотые искорки. Кот начинает порывисто двигаться: он снимает шляпу и с механической точностью отвешивает поклон.
— Добрый день, господин, — произносит он пронзительным мурлыкающим голосом. — С возвращением вас.
Мы находимся в главной галерее дворца. На позолоченных стенах висят картины, на потолке сверкают хрустальные люстры. Широкие окна выходят на итальянскую террасу, залитую золотистым предвечерним светом, отчего все предметы отсвечивают янтарем. Я сижу на полу, и мои глаза на одном уровне с головой кота. Кое-что радует: моя нога снова стала целой. Как и ле Рой, я одет в костюм, созданный древним портным — с фалдами, бронзовыми пуговицами, немыслимо зауженными рукавами и гофрированной рубашкой. Но кот кланяется не мне, а ему. И револьвер все еще остается в его руке.
Я напрягаю мускулы для прыжка, но он действует быстрее. Он бьет меня по лицу рукоятью револьвера, и, как ни странно, боль кажется здесь более ощутимой, чем в реальном мире. Я чувствую, как металл рассекает плоть до самой скулы и едва не ломает ее. Во рту появляется привкус крови.
Ле Рой пихает меня носком ботинка.
— Уберите это создание, — говорит он. — И найдите что-нибудь переодеться.
Кот снова кланяется и хлопает лапами. Хлопок почти не слышен, но снаружи раздаются шаги, и дверь открывается.
Я с трудом сажусь на полу и сплевываю кровь под ноги ле Рою.
— Мерзавец, — говорю я. — Я приготовился и к этому. Здесь есть ловушки, о которых ты не знаешь. Скоро увидишь.
— Ну, это жалкая попытка, недостойная ни одного из нас, — говорит
