девушка покрутила в руке бокал с вином и, отпив пару глотков, поставила его на стол. Взяла лист какой-то травы с большого деревянного блюда, пожевала и с отвращением на лице проглотила, — что у вас, южан, за мода всякую дрянь жрать. Нет бы мяса приготовили, а то одна трава!
Во, наш человек! Я тоже мяса хочу, а то сегодня на ужин куча всякой травы во всех видах, печёные яйца и рыба. Вот откуда у них тут рыба, если я уже сколько дней ни рек, ни озёр не видел?
— Ладно, уговорил. Съездим мы в твою деревню. Как она называется?
— Барсучий Лог, госпожа.
— Позови сюда вашего святого отца, пока он ещё не упился, — Кристина с сомнением проводила взглядом очередной опрокинутый залпом в глотку жбан пива, — хотя, похоже, уже поздно.
— Я возражаю! — мэтр Торн и до этого сидел как на иголках, с трудом сдерживая себя от того, чтоб не вмешаться в разговор. — Мы, если вы не забыли, госпожа, следуем к месту прохождения практики студентов, куратором части которых являетесь, кстати, и вы! И задерживаться для проверки всяких деревенских бредней…
— А я никого и не задерживаю. Сама съезжу и проверю. За день, ну от силы два, думаю, точно управлюсь, а потом вас догоню. А что до моих, — она выделила голосом слово „моих“, — студентов, которых я курирую… Корн, Эйсиан, не хотите прогуляться за компанию? Это как ни как по вашей будущей специальности.
— Я не против, — Эйс накрутила на палец локон волос и покосилась на меня, — а ты как, Корн?
— Я с вами, — а куда же я от вас денусь?
— Но разделяться…
— А в чём проблема? Тёмные маги, если вы не забыли, мэтр, именно для того и обучаются в вашем университете, чтобы разбираться с демонами и прочими порождениями граней. А мы, инквизиторы, только присматриваем за ними. Ну и сами тоже боремся со злом. Так что — это дело для наших тёмных будет отличной практикой. Я понимаю, они ещё и боевые маги и должны так же проходить боевую практику, но мы же не на всё время уезжаем, а на пару дней, не больше.
— Ну, хорошо, — Торн неохотно кивнул головой. А куда ты денешься? Против инквизиции ты в стенах университета возникать можешь, а тут власть за этой хрупкой девушкой, нравится это тебе или нет. Странно, чего это Кристина вообще нас спрашивала, а не просто приказала сопровождать её.
Где там отец Тобс, интересно? Хозяин постоялого двора уже должен был передать ему приглашение к нашему столу. Ага, похоже, святой отец успел дойти до кондиции, в которой чхать ему на все приглашения, что от инквизитора, что хоть от самого святого престола в Кордалле. А теперь толстяк, как я понимаю, собирается прочитать присутствующим проповедь. Иначе зачем он взгромоздился на стойку?
— Чего смотрите, сучьи дети? Жрёте и пьёте вместо молитв? И правильно, скажу я вам, делаете! В бездну ваши с детства заученные молитвы, которые вы бубните в церквях, словно стадо баранов! В этом вашем бубнеже не больше веры и святости, чем в моём пердеже. Да и вообще веры в вас в большинстве на кошачий чих, а то и того помене будет!
Какой-то мужик с всклокоченной бородой возмущённо вскочил из-за стола и попёр на оратора с явным желанием стянуть того с импровизированной трибуны и намять ему бока, не взирая на сан. Теперь я вполне понимаю, почему отцу Тобсу не дают приход.
Священник неожиданно резко и умело залепил подскочившему мужику тумака, от которого тот улетел под ближайший стол. Кристина пару раз вежливо хлопнула в ладоши.
— Что, не нравится, когда правду говорят? Сколько из вас таких, кричащих о вере на каждом углу, тех, кто, попав в опасность, обещает богам всё, что угодно, только пусть они спасут его жалкую шкуру? А потом забывает об этом сразу, как только останется цел. Сколько тех, кто готов продать и предать своих близких и любимых ради самих себя. Нет в их сердце веры, говорю я вам. Они пусты, как вот этот жбан от пива! — священник яростно взмахнул опустевшей посудой. — По праздничным дням вы все послушно бубните молитвы в храме, а потом идёте и прелюбодействуете, чревоугодничаете и возводите поклёп на ближнего своего!
— Вот ты, — он ткнул похожим на волосатую сардельку пальцем в одного из сидящих за соседним столом крестьян, здорового красномордого мужика, одетого в добротную, расшитую узорами одежду, — думаешь, я не знаю, Сав, как после прошлой праздничной службы ты отхлестал вожжами свою жену только за то, что та улыбнулась соседу. Это тебе вера твоя велела? Вы, твари, считаете, если раз в седмицу ходите в храм, то вы не такие уж и паскудные люди? А то как же, гномы вон или тёмные, или орки же не ходят, они значит точно плохие, а вы верующие, значит, только поэтому уже лучше. Так? А вот хера лысого оно так! Вы как были говном, так и остаётесь! Только так — вы не верующее говно, а так — верующее! Человека хорошим или плохим делает не вера его, а поступки! А они у большинства из вас гроша ломаного не стоят! Трактирщик, дери тебя демоны, ещё пива!
Получив требуемое, он залил в рот половину и, отерев с подбородка пену, продолжил.
— Все вы ходите в церковь и бьёте там поклоны. А сколько из вас готовы отдать ради своих близких свою жизнь? О, да, вы носите пожертвования и кидаете милостыню нуждающимся, словно пытаетесь откупиться! Пожертвую малым и буду жить спокойно. А завтра с чистой совестью пройду мимо того, кого будут резать в подворотне бандиты. А что, я же не солдат и не стражник, чего мне лезть, только погибну зазря, так? Так. Я лучше кину пару медяков нищему и буду считать, что выполнил свой долг. Хотя такие ещё не безнадёжны, они хоть что-то делают, хоть в малом. А некоторые из вас так любят свою жизнь и удовольствия, которые она им даёт, что даже отказываются от того, чтоб иметь детей. А ведь это и есть высшая форма самопожертвования, пожертвовать свою жизнь детям, жить ради них, а не ради своих удовольствий! Вера… Тьфу, — священник снова приложился к пиву, — все вы верите, пока от вас ничего не требуется. Ну, или требуется, но так, по малому. Кинуть милостыню, сходить в церковь, пробубнить заученную молитву, попоститься. А дальше? В чём-то большем многие из вас могут доказать свою веру? Молчите? И правильно
