391 Вызов Л. Г. Российское общество в поисках неоконсервативного синте-
за// Восточноевропейские исследования. 2005. №2. С. 121 (таблица).
392 Гудков Лев, Дубин Борис. Указ. соч. С. 19-20; Паин Эмиль. Куда движется
этнополитический маятник. Не исключено, что Россию ждет новый взрыв
конфликтов в сфере национальных отношений // Независимая газета. 2003.
27 мая. С. 11; Он же. Почему помолодела ксенофобия.
Этнофобия иррелевантна и политической позиции. Она достаточно равномерно распределена среди политического спектра, возможно, за исключением КПРФ, для сторонников которой характерен инерционный советский интернационализм. Самый высокий уровень национальной нетерпимости зафиксирован не среди русских националистов, а среди симпатизантов либерального Союза правых сил; номинально националистический лозунг «Россия для русских» получил наиболее высокую поддержку опять же среди сторонников радикальных рыночных реформ393.
Удивляться этому не стоит: этнофобия и национализм вполне совместимы с ценностями демократии и рынка. Национализм и демократию можно разделить лишь теоретически, в то время как на практике они амальгамируют. Более того, не только нацие- и государствостро-ительство, но и демократические преобразования вряд ли могут осуществляться в иных формах, кроме националистических394.
In passim отметим, что, как известно с самых давних пор, просвещением, насаждением пресловутой толерантности невозможно победить ни расовые предрассудки, ни этническую дискриминацию395. Более скромная, но и более реалистическая позиция состоит в том, чтобы осуществить контроль и редукцию этнофобии к общественно приемлемым формам396.
Системный и воспроизводящийся характер этнофобии в России, ее социальная и ментальная глубина, хотя бы частичная отрефлексиро-ванность означают, что мы имеем дело с чем-то несравненно большим, чем просто спектр негативных реакций в отношении этнически чужих, что речь идет о глубоком и качественном сдвиге отечественного сознания — массового и элитарного
393 Вызов Леонтий. Ждет ли Россию всплеск русского национализма? (По
данным исследований Института комплексных социальных исследований
РАН и ВЦИОМ, июнь —июль 2004 г.) [Неопубликованная рукопись.] [М.,
2004.] С. 2; Он же. Российское общество в поисках неоконсервативного син-
теза С. 123.
394 См.: Малахов В. С. Национализм как политическая идеология: Учебное
пособие. М., 2005. С. 132.
395 См., например: Мертон Роберт. Указ. соч. С. 227.
396 Гудков Лев. Указ. соч.
Что это за сдвиг, куда он направлен и чем вызван? По отдельности и в любой комбинации ни одна из трех разобранных гипотез — миг-рантская, социальная, социокультурного и ценностного разрыва — не смогли нам объяснить причины и характер этнофобии в отечественном обществе. Но зато они помогли выделить «сухой» нередуцируемый остаток — «расу» (этничность). В то же самое время логика подсказывает: если массовые и элитарные ксенофобские реакции в России фокусируются в первую очередь на этнических (а не социальных, политических или культурных) группах, если ксенофобия симпто-матизирует сдвиг всего ценностно-культурного поля общественного сознания, то, скорее всего, это поле сдвигается в сторону значительного повышения роли этничности. Конкретнее, в общей структуре русской идентичности растет удельный вес этнической идентичности, возможно (хотя совсем не обязательно), за счет снижения влияния и ослабления интенсивности других «больших» идентичностей. В таком случае этнофобия не только сигнализирует о качественном изменении поля общественного сознания в России, но и указывает направление этого изменения, которое вкратце можно определить как «этнизацию русскости».
Косвенное подтверждение эта гипотеза находит в заметных корреляциях русского этнического самосознания и этнофобии. С динамикой социального кризиса развитие этнофобии почти не коррелирует, а с динамикой русской этнической идентичности — очевидным образом. Период острейшей политической и социально-экономической ломки первой половины 1990-х гг. стал одновременно эпохой массового национального самоуничижения, когда страну охватила подлинная эпидемия смердяковщины: «мы хуже всех, мы нация рабов», «мы пример всему миру, как не надо жить» — число подобных ответов в опросах ВЦИОМ с 1990-го по 1993 г. возросло с 7% до 57%397.
Самоуничижение русских стало питательной почвой для низкой оценки нашего народа приезжими. Логика простая: если русские не уважают собственую историю и культуру, самое себя, то почему мы, приезжие, должны уважать их? Но со стороны самих русских это время было отмечено очень низким уровнем этнофобии.
397 См. выступление Л. Гудкова на семинаре о русской идентичности и
русском национализме в Фонде «Либеральная миссия» (http:// www.liberal.
ru) в 2003 г.
398 Гудков Лев, Дубин Борис. Указ. соч. С. 15; Паин Эмиль. Куда движется
этнополитический маятник.
Заметная валоризация (повышение ценности) русской этнической идентичности (в другой терминологии — «рост этнического самосознания русских») началась с середины прошлого десятилетия в ситуации относительной социоэкономической стабильности и первой адаптации населения к новой ситуации. В это же время впервые был отмечен рост (тогда еще не очень значительный) массовой этнической неприязни у русских398. Но несравненно более артикулированный и масштабный характер валоризация идентичности и этнофобия приобрели с конца прошлого века. Вероятно, тяжелейший кризис 1998 г. и вторая чеченская война форсировали эти процессы, но вряд ли их влияние было определяющим. Ведь в аналогичной, если не более тяжелой, ситуации первой половины 90-х годов русская идентичность находилась во фрустрированном состоянии, а этнофобия находилась у пороговых значений. Другими словами, и рост национального самосознания, и рост этнофобии происходили бы даже в том случае, если бы дела шли относительно хорошо. Что, кстати, подтверждается динамикой идентичности и этнофобии в 2004—2007 гг., считающихся пиковым временем постсоветской стабильности и процветания.
Таким образом, этнические и социокультурные процессы в России развивались относительно независимо от экономических и политических факторов. И слава Богу! Если бы этническая идентичность напрямую зависела от социоэкономической ситуации, то острейший кризис конца 90-х годов прошлого века должен был вызвать очередную массовую фрустрацию, новый приступ национального мазохизма, чреватый дезинтеграцией страны. Именно валоризация русской идентичности сыграла колоссальную, вероятно, определяющую роль в том, что Россия не рухнула в пучину хаоса после разрушительного дефолта и при бездействовавшей власти. Потому и не рухнула, что значительная часть общества к этому времени вышла из полосы «черного сознания», преодолев навязывавшееся болезненное самоуничижение, и хотя бы отчасти восстановила личное и национальное самоуважение. Более того, произошла спонтанная (вне и помимо власти) самоорганизация населения, наметилось даже (еще до «золотого дождя» нефтяных цен) некоторое подобие экономического подъема. Можно сказать, что русское национальное самосознание сыграло роль компенсатора провалов и ничтожества государства. Стойкость и мужество русского народа сохранили тогда страну от ужаса новой Смуты.
Показательно, что именно с 1998 г. начался рост популярности лозунга «Россия для русских». По данным Левада-центра, его полная и частичная поддержка увеличилась с 45% в 1998 г. до 53% на исходе 2005 г. ВЦИОМ рисует не столь драматическую, но похожую картину: точку зрения, что «Россия должна быть государством русских людей» разделяют 15% опрошенных; 36% (в 2003 г. — 31%) полагают, что «русские должны иметь больше прав, поскольку составляют большинство населения» (в сумме две позиции дают 51%, что почти совпадает с данными Левада-центра); 44% (в 2003 г. — 49%) считают Россию «общим домом многих народов»399. В общем, оба авторитетных социологических центра выявляют одну и ту же тенденцию.
Было бы, однако, ошибкой или заблуждением трактовать идею «Россия для русских» исключительно как проявление русского национализма, ведь в понимании большинства респондентов ее содержание вовсе не националистическое. Основная часть симпатизантов данного лозунга понимает его в первую очередь как «государственную поддержку русской культуры, национальных традиций», что не имеет никакого отношения к национализму и вообще не содержит негативных коннотаций (47% ответов). Еще для 37% ответов характерна трактовка этой идеи как средства поддержания социополитической стабильности в стране: «административный контроль за действиями тех групп нерусских, которые высказывают враждебность ценностям и традициям русского народа». От четверти до трети ответов вкладывают в идею «России для русских» этнофобское содержание: рестриктивные меры в отношении нерусских этнических групп. Однако этнофобия не тождественна национализму. И, наконец, только каждый пятый ответ (21%) можно рассматривать как проявление собственно национализма: «преимущества для русских при занятии государственных и других руководящих должностей, при поступлении в институты»400.
