А ведь «только широко разделяемые ценности, символы и принимаемый общественный порядок могут обеспечить низовую (базовую) легитимизацию и делают государство жизнеспособным. Верхушечные договоренности, декларации властей и даже международное признание не являются достаточными для создания согражданства, т.е. государства-нации»415.
В современной России подавляющее большинство тех, кто называет себя «россиянами» и «гражданами России», не ощущает причастности к государству и близости со своими компатриотами. Они «граждане» лишь формально, но не вовлечены в дела страны, их гражданское чувство не интернализовано. В отличие от американца, русский не прольет и слезинки при виде поднимающегося государственного флага и исполнении национального гимна. Не говоря уже о том, чтобы сделать хоть что-то для страны, тем самым воочию проявив свою гражданственность. Что, кроме иронии и сарказма, вызвал бы в современной России лозунг «Никогда не спрашивай, что Россия сделала для тебя, подумай о том, что ты сделал для России»?
Спортивные победы вызывают ситуативное сплочение, не перерастая во что-то большее. Когда испаряется алкоголь, братавшиеся вчера люди возвращаются к прежнему животному эгоизму и по-прежнему руководствуются принципом homo homini lupus est. Болтающие о формировании «гражданской нации россиян» пусть выйдут на московские дороги или спустятся в столичное метро в час пик. То-то они насмотрятся на гражданское единение и воспетое литературой русское братолюбие.
414 Мартьянов Виктор. Строительство политической нации и этнонацио-
нализм //Логос. 2006. №2. С. 108 (сноска 16).
415 ТишковВ.А. Что есть Россия? (Перспективы нацие-строительства)//
Тишков В. А. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997.
С. 115.
Если до сего дня конструирование политической нации «россиян» было малоуспешным, то в перспективе оно вообще выглядит предприятием с исчезающе малыми шансами на успех. Это связано с тем, что мы находимся в совершенно иной исторической фазе — фазе интенсивной и масштабной этнизации русскости. «В Российской Федерации уровень политической идентичности... упал практически до субнационального (до-государственного, этнического) уровня, что также автоматически влечет распад формирующейся нации-государства»416.
Вчерашние хранители Советского Союза и несостоявшиеся члены политической нации впервые в своей истории ощущают себя не подданными православной империи или гражданами «страны победившего социализма», а просто русскими. Их наконец настигла массовая этнизация сознания, пик которой малые народы Российской Федерации пережили раньше, в первой половине 1990-х гг. Такой крупный национальный массив, как русские, чьей парадоксальной этнической чертой исторически была надэтническая (государственническая) акцентуация, втянулся в этот процесс со значительным запозданием. Да и сейчас русский народ находится лишь в начальной фазе этнической мобилизации. Но уже на этой стадии хорошо заметно приобретение этнической идентичностью несравненно более артикулированных, в сравнении с советской эпохой, форм и значительное повышение ее удельного веса среди других «больших» идентичностей. По влиянию этническая идентичность конкурирует с территориально- государственной, а по динамике опережает ее. Более того, государственная идентификация («россиянин», «гражданин России») в каком-то смысле есть инобытие русской этнической: русским легче всего дается совмещение государственной и этнической идентичностей. Среди русских таких 73%, среди других национальностей России — 55%417. Легкость совмещения государственной и этнической идентичностей именно для русских объясняется тем, что они составляют этническое большинство страны, ощущают себя ее становым хребтом и чувствуют ответственность за все ее пространство.
416 Мартьянов Виктор. Указ. соч. С. 108.
417 Данилова Е. Н. Россияне и поляки в зеркале этнических и гражданских
идентификаций // Восточноевропейские исследования. 2005. № 1. С. 155.
Хотя этнизация русского сознания развивается медленно и носит буквально естественно-исторический (то есть сродни природным процессам) характер, она фиксируется социологически, манифестируется политически и культурно. Забытые прогнозы начала 1990-х гг., предвещавшие кардинальный подъем русской этничности в ситуации распада империи, стали сбываться десятилетие спустя.
Верификацией авторской гипотезы об этнизации русского сознания как магистральном процессе его видоизменения могут служить упоминавшиеся кондопожские события. Их первостепенное значение в том, что они не просто зафиксировали фундаментальный сдвиг русской идентичности, но и указали возможность ее проекции в политику. Поэтому предпримем специальное мини-исследование этого важного эпизода (то, что в англосаксонской научной традиции называется case-study).
Что случилось в маленьком карельском городе Кондопога на рубеже лета — осени 2006 г. — более или менее известно, но вот в чем причины, значение и каковы последствия произошедшего — эти вопросы остаются остро дискуссионными и открытыми. Версия о «криминальном конфликте» и неких «подстрекателях» не выдерживает критики хотя бы потому, что почти одновременно или некоторое время спустя кондопожских аналогичные события произошли в Угличе, Сальске, Вольске, Ставрополе а также, хотя меньшего масштаба и интенсивности, в десятках других мест России, включая Москву. Увидеть за всем этим «заговор» способно лишь больное, параноидальное мышление.
Конечно, можно во всем обвинить русскую ксенофобию — инстинктивную массовую неприязнь русских к более успешным и удачливым приезжим. Но ведь одной из сторон конфликта оказались не приезжие вообще, и даже не те мигранты, которые фенотипически отличаются от русских, а лишь некоторые этнические группы, в то время как отношение к другим группам оставалось спокойным и благожелательным. В той же Кондопоге объектом преследования стала крошечная — около пяти десятков человек — чеченская община, а не более многочисленные и не менее чужеродные русскому антропологическому типу узбеки и таджики. Стало быть, дело не в ксенофобии как таковой, а в удивительной способности определенных национальных групп вызывать спектр отрицательных эмоций в свой адрес. Перефразируя знаменитое высказывание Спинозы о евреях, несущих антисемитизм с собой, можно сказать, что эти группы несут в своем багаже ненависть к себе.
Еще меньше оснований усматривать в прокатившейся по стране волне конфликтов и нарастающей этнической напряженности проявление русского национализма. Ведь национализм предполагает стремление к политической власти, чего и в помине не было у выступавших русских. Хотя они жестко критиковали местную власть за ее неспособность поддерживать элементарный порядок и защищать своих граждан, но даже не заикались о ее смене. Впрочем, за них это сделал тогдашний президент России Владимир Путин: руководство правоохранительных органов Карелии было заменено вскоре после кондопожских событий. Тем самым Кремль фактически признал обоснованность претензий выступавших к местным властям.
Итак, Кондопога и другие аналогичные события не были криминальным (или любым иным) «заговором», делом рук «подстрекателей» или выступлением политической оппозиции, русским национализмом или проявлением «звериной русской ксенофобии». Чем же они были? Во-первых, почти лабораторным случаем этнического конфликта — столкновением двух национальных групп, где со стороны русских практически невозможно обнаружить следы материальной заинтересованности. Их главным движущим мотивом была защита традиционного образа жизни и права свободно жить на родной земли. Говоря без обиняков, русские выступили против тех, кто пытался навязать им чуждые правила и подавлял свободу их национальной жизни. Во-вторых, в конфликте незримо участвовала третья сторона — власть. Точнее, именно ее блистательное отсутствие и вызвало массовое возмущение в ее адрес. Тем самым в конфликте наличествовал значительный политический потенциал, но пока в непроявленном виде.
Очень показательна реакция СМИ и политических экспертов на кондопожские события. Во-первых, она оказалась преимущественно сочувственной в отношении русских, причем довольно неожиданно на их стороне оказались даже многие либеральные СМИ. Во-вторых, ряд журналистов и наблюдателей назвал эти события важным рубежом в истории современной России и сделал далеко идущие выводы. Не вдаваясь в разбор их интерпретаций и приведенной аргументации, достаточно указать на два повторяющихся вывода: власть в России слаба и неэффективна; разбужена русская этничность. Последняя формулировка — лишь парафраз используемого нами определения «этнизация русской идентичности».
