В функциональном отношении этот пересмотр сыграл роль компенсаторного механизма, амортизировавшего исторический провал и кризис прошлого десятилетия. Причем его основой послужили не рациональные калькуляции, а заложенный в природе человека биологический механизм самосохранения — глубинная и не нуждающаяся в рациональных доказательствах потребность в позитивных отличиях собственной группы, альтернативой чему была отнюдь не метафорическая смерть русского народа как субъекта истории.
408 Омельченко Елена. Молодежь для политиков vs. молодежь для себя? Раз-
мышления о ценностях и фобиях российской молодежи. Доклад на семинаре
«Молодежь и политика», 23-26 сентября 2005 г. [Рукопись.] С. 3.
409 10 лет российских реформ глазами россиян. Аналитический доклад
/Институт комплексных социальных исследований РАН; Российский незави-
симый институт социальных и национальных проблем. М., 2002. С. 69, 70.
В начале третьего тысячелетия 85% респондентов указывали, что гордятся своей национальностью, а 80,5% испытывали чувство гордости за Россию409. Источником самоуважения для русских служило прошлое — славная история и богатая национальная культура, а не составляющие главный предмет современной гордости западных народов актуальные экономические достижения. Однако, несмотря на восстановление позитивного морально-психологического модуса, ощущение глубинной слабости у русских сохранилось, что связано с сохранением системного социополитического, экономического кризиса и, главное, подорванностью витальной силы. Не может чувствовать себя здоровым и уверенным народ, все структуры бытия которого переживают деградацию и упадок
Национальное тело России устояло ценой мутации духа. Эта формулировка — метафоричное описание спонтанной этнизации русского сознания, означающей революционный сдвиг в содержании русского Мы. Для лучшего понимания этого процесса следует рассмотреть структуру и динамику современной русской идентичности.
Здесь сразу же бросается в глаза, что русские перестали быть имперским (общесоюзным) народом не только в политико-правовых категориях, но, главное, в ментальном плане. В сущности, 25 декабря 1991 г. было лишь формальной датой гибели советской державы, в умах она почила в бозе гораздо раньше. В противном случае в стране нашлись бы люди и институты, готовые проливать кровь — чужую и свою — ради ее сохранения как высшей ценности. Внешняя оболочка мессианского государства разрушилась после и вследствие того, как в массовом сознании умерла его идея и ценность.
Это медленное умирание произошло уже в советскую эпоху, а последнее десятилетие русская традиция развивалась в отчетливо вне-имперском русле, что подтверждается драматическим ослаблением фантомной советской идентичности и неуклонно продолжающимся снижением рейтинга идеи восстановления СССР. Число ее сторонников не превышает 20% населения (по другим данным, меньше в два-три раза), это преимущественно люди (пред)пенсионного возраста, законопослушные, сторонники коммунистов, которые по своим качественным характеристикам не способны составить силу политического реванша даже в самом богатом воображении. Декларативность и несбыточность идеи «воссоздания СССР» понятна даже самим ее носителям. Между тем прошедшее политическую социализацию в посткоммунистической России молодое поколение в подавляющем большинстве идентифицирует себя со страной в ее нынешних границах. Такой взгляд становится преобладающим среди русских.
Еще сравнительно недавно он нередко сочетался с идеей «большой России» — сближения и, возможно, объединения трех восточнославянских государств — России, Украины, Белоруссии410. Однако в течение 4-5 лет (точнее, во время второго президентства Владимира Путина) привлекательность славянского союза в русских умах сошла на нет. Украина значительной частью (к счастью, пока еще не большинством) российских граждан вообще воспринимается как враждебное государство. С нарастающей силой дистанцируется от нас и традиционно дружественное белорусское население, не видящее в современной России образец для подражания. Постсоветское пространство в целом решительно не имеет потенциала для воссоздания общего государства.
Не находит поддержки и ирредентистская идея объединения всех русских людей и земель в едином государстве. Путь «железа и крови» чужд русским, принявшим статус-кво: отождествление крайне сомнительных и ущербных административных границ РСФСР с государственными границами России. Даже осознавая проблемы русских меньшинств в «ближнем зарубежье» как часть проблем собственно России, максимум, на что способны «материковые» русские, так это на куцую демонстрацию моральной солидарности с компатриотами. А уж жертвовать ради них хоть чем-нибудь — ни-ни. Разве что бойкотировать эстонские шпроты, которые у нас и так не очень популярны. По большому счету, русским наплевать на все, что находится за пределами их privacy, а тем более на каких-то мифических соотечественников.
Русская идентичность потеряла имперско-союзный характер, утратила мессианское и вообще трансцендентное измерение. Идея особого предназначения русских в эсхатологической перспективе — красная нить русской интеллектуальной и культурной истории — деградировала и не способна более вызывать напряжение, сохраняя значение лишь как ядро исторической идентичности.
410 См.: Вызов Леонтий. Ждет ли Россию всплеск русского национализма? С. 10; Петухов Владимир. Перспективы трансформации. Динамика идейно-политических предпочтений россиян // Свободная мысль-ХХ1. 2005. № 6. С. 62; Попов Н. П. Ностальгия по величию. Россия в постсоветском пространстве // Мониторинг общественного мнения. 2007. № 1 (январь — март). С. 52-53.
Последней мессианской нацией иудео-христианского мира остаются Соединенные Штаты Америки, где мессианизм носит актуальный и массовый характер. Американцы гордятся своей демократией и считают национальной миссией ее распространение в глобальных масштабах411. Так что экспансионистская внешнеполитическая стратегия Белого дома основательно укоренена в массовых низовых настроениях.
В современной же России не удается выявить трансцендентно мотивированные системы идей и надличностные ценности, обладающие массовым мобилизующим потенциалом. «Большие» идеи и целостные идеологические системы — не важно, светского или религиозного толка — имеют ничтожный социологический рейтинг: «возрождение СССР» — 7%, «спасение Отечества» — 6%, «православие» — 4%, «коммунизм» — 3%412. Почти 60% респондентов «заявляют о своей неготовности к каким бы то ни было жертвам во имя какой бы то ни было "великой цели". За исключением угрозы безопасности лично для себя и своих самых близких»413.
Однако из необратимого (в силу необратимости эволюции сложных социальных систем) кризиса имперской и мессианской идентичности еще не следует, что в России формируется политическая, гражданская нация «россиян». Да, растет число жителей России, идентифицирующих себя как «граждане России», составляя, поданным разных социологических центров, от 60 до 80%. Но что это для них значит?
4.1 Савельева И. М., Полетаев А. В. Опросы общественного мнения в США:
что думают американцы о религии, политике, морали, правах и свободах,
технических новшествах... // Мониторинг общественного мнения. 2007. № 1
(январь — март). С. 128-130.
4.2 Петухов Владимир. Указ. соч. С. 63 (табл. 2).
4.3 Вызов Л. Г. Российской общество в поисках неоконсервативного син-
теза. С. 127.
Самоидентификация русских как «граждан России» означает прежде всего формальную связь с государством и идентификацию с территорией, а не с политическим сообществом — другими такими же гражданами. Иными словами, называя себя «гражданином России», человек признает, что живет в этой стране и является подданным Кремля, но он вовсе не подразумевает свою принадлежность к политической нации «россиян» — общности, имеющей интегрирующие ценности, интересы и символы. Все это блистательно отсутствует. На символическом уровне «россиян» объединяет лишь одно событие — Великая Отечественная война. «Символическое объединение российской нации сейчас фактически сводится до одного-единственного события из богатейшей российской истории — Великой Отечественной войны, которая начинает занимать в историографии современной России то же значение, что и рождение Христа в христианской хронологии»414. Других общенациональных интегрирующих символов в современной России просто нет.
А ведь «только широко разделяемые ценности, символы и принимаемый общественный порядок могут обеспечить низовую (базовую) легитимизацию и делают государство жизнеспособным. Верхушечные договоренности, декларации властей и даже международное признание не являются достаточными для создания согражданства, т.е. государства-нации»415.
