хорошо знают и медиевисты. Объединение нескольких ракурсов способствовало обновлению истории идей, истории медицины, политики, философии, права, искусства. Именно в этом направлении мне и хотелось бы внести свою лепту, проанализировав несколько текстов и образов, возникших при штауфеновском дворе. В них мы увидим связи между техниками и ритмами человеческого тела и картиной мира, отразившейся как в творчестве Михаила Скота, так и в искусстве Южной Италии. Мы увидим, что и в культуре тела (именно так мне хотелось бы обозначить это явление в жизни Южной Италии), штауфеновский двор шел в ногу со временем. Зададимся вопросом, в какой степени эта культура тела была связана с христианским мировоззрением, а в какой — с новыми знаниями, пришедшими из мира ислама и из Античности.
С конца X века один из портов Южной Италии, Салерно, обрел известность как центр врачевания[844]. Мы немного знаем о том, в какой форме проходило преподавание медицины на ранних этапах становления школы, но известно, что в XII веке в основу его легли переводы с греческого и арабского текстов Гиппократа и Галена, а также ориентировавшихся на него мусульманских авторов, выполненные Константином Африканским, Герардом Кремонским и Бургундионом Пизанским[845]. В XII веке по отношению к салернским врачам начинает применяться термин physicus, что свидетельствует об изменении самой концепции медицины. Применение этого термина подчеркивало необходимость для профессионального преподавателя медицины знания естественных наук, что должно было отличать его от обычного практика.
Существование такой устоявшейся традиции объясняет ориентацию всего медицинского законодательства Фридриха II на Салернскую школу, именно она была сохранена и получила привилегии наряду с Неаполитанским университетом. Несколько статей «Мельфийских конституций» посвящены вопросам медицины, ее преподавания и, что важнее, здравоохранения (Const. III 44–48). При всей банальности для нас этого последнего слова, и у него есть своя история. Одно дело — лечить болезни и раны, другое — предотвращать их появление. Еще Рожер II пытался централизовать систему здравоохранения, возможно, не без арабского влияния, борясь со злоупотреблениями и непрофессионализмом врачей. В 1140 году он постановил, что каждый, кто намеревается стать врачом, должен получить лицензию у королевских чиновников[846]. Фридрих II идет дальше: все врачи должны пройти публичный экзамен в собрании профессоров медицины Салернской школы в присутствии государственных чиновников. После этого, располагая письменным свидетельством о прохождении экзамена, они должны явиться к императору или, в его отсутствие, к тому, кто его заменяет, для получения разрешения на врачебную практику, licentia medendi. Несоблюдение этой статьи каралось конфискацией имущества и тюремным заключением[847].
По сравнению с Рожером II, Фридрих II, казалось бы, в большей степени способствует развитию Салернской школы, придавая ей официальный статус, тем самым ставя ее в привилегированное положение. Однако, как и в случае с Неаполитанским университетом, эти привилегии напрямую зависели от власти. Фридрих II не давал Салернской школе право выдавать преподавательский диплом, licentia ubique docendi, оставляя эту прерогативу за собой. Ему нужна поддержка профессионалов, по определению политически лояльных, в обмен на предоставление им официального статуса.
В 1240 году в «Конституции» была включена еще одна статья, регламентировавшая курс медицинского образования[848]. Поскольку невозможно знать медицину, не имея прежде понятия о логике, никто не должен изучать ее, если перед тем не посвятит по крайней мере три года постижению логики. По прошествии трех лет он может заняться изучением медицины таким образом, чтобы за пять лет овладеть хирургией, являющейся частью медицины. После этого, и никак не раньше, он получит разрешение на практику (licentiam praticandi), пройдя соответствующий экзамен и получив магистерское удостоверение о прохождении курса. Согласно установленной в курии формуле, этот медик должен будет принести клятву в том, что он бесплатно будет посещать бедных и донесет о злоупотреблениях фармацевтов, если ему станет о том известно. В преподавании профессора должны использовать «подлинные книги» Гиппократа и Галена «как в теоретической, так и в практической медицине». Начинающий хирург должен представить свидетельство, что он изучал не только хирургию, но «в особенности анатомию человеческого тела… и что он в совершенстве знает эту область медицины, без чего невозможны правильное лечение и проведение хирургических операций». В течение года после получения лицензии медик может практиковать только под надзором эксперта.
Все эти постановления Фридриха II скорее всего законодательно подтверждают практику. Связь логики и медицины, столь важная для развития науки, очевидна уже в работах салернских медиков XII века Мавра и Урсона. В Италии вообще структура университетского преподавания благоприятствовала сочетанию философии и медицины[849]. В инициативе изучать анатомию в классах историки часто видели первое свидетельство расчленения трупа в учебных целях, свидетельство, казавшееся вполне правдоподобным, если принять во внимание расхожие в XIII веке рассказы о том, какие медицинские опыты ставил над людьми сам Фридрих II. Однако это не слишком правдоподобно. В Салерно с начала XII века анатомия человека, согласно античной традиции, изучалась на свиньях — именно о таких опытах скорее всего идет речь в рассматриваемой статье «Мельфийских конституций».
Большой интерес представляет собой также отделение фармацевтики от практической медицины. Фармацевты наравне с врачами должны были проходить экзамен в Салерно. Выбирались два специалиста, которые занимались контролем за производством и продажей лекарств на всей территории Сицилийского королевства. Фармацевты приносили клятву в том, что они будут делать лекарства «согласно науке и учитывая особенности людей». Результатом обращения «Мельфийских конституций» между европейскими королевскими дворами и интеллектуальными кругами можно считать появление подобных инициатив в других памятниках, например, в медицинских статутах Марселя и Арля[850].
Какое большое внимание Фридрих II уделял здравоохранению и гигиене, видно также из непосредственно примыкающей к этим постановлениям статьи III 48 «О защите чистоты воздуха». В ней запрещается вымачивать тростник и лен ближе, чем в миле от города или замка и регламентируются правила захоронения трупов и удаления зловонных нечистот с частных земель. Такая забота об окружающей среде, насколько мне известно, не имеет аналогий в Западной Европе начала XIII века[851]. Она связана прежде всего с таким важным для истории европейской науки событием, как появление в первой половине XIII века в Италии «Канона» Авиценны, который дал новый импульс развитию не только медицинской науки, но и представлений о гигиене, здравоохранении, начатках экологии. Именно из «Канона» законодатель почерпнул концепцию возникновения заболеваний из-за заражения воздуха в процессе разложения органических элементов[852]. Статья III 48, в которой отразилось мировоззрение Фридриха II, его внимательное отношение к тенденциям развития схоластической науки, была воспринята современниками как новшество. Один из ранних комментаторов «Мельфийских конституций», Андреа де Изерния,
