всему, около 1400 года[878]. Не следует удивляться, что Скот дает множество рекомендаций относительно ведения беременности и ухода за младенцем. Он рассматривает и психологические аспекты внутрисемейных отношений в связи с появлением ребенка, рассуждает о родительской любви и об отношении ребенка к кормилице, если мать не кормит ребенка сама.
Одна глава в первой части «Физиогномики» посвящена классификации животных по родам и видам, в которую включены и человек, и полулюди-полузвери, вроде ламий, сирен и кентавров[879]. Это не случайно: устройство и болезни человеческого тела рассматриваются наряду с животными, потому что физиогномика позволяет судить как о людях, так и о животных, хотя о первых такие суждения более точны[880]. Это важная для нас деталь, если мы вспомним о том значении, которое придавал зоологии Фридрих II, а также о том, что Михаил Скот переводил свод аристотелевских сочинений о животных. Он цитирует его и в «Физиогномике», и в других частях «Введения», что позволяет говорить о первом использовании этого фундаментального и нового для западноевропейской науки текста.
Помимо отдельных цитат влияние самого метода Аристотеля в рассмотрении проблем биологии сказалось в «Физиогномике» достаточно сильно. Большая часть «Истории животных» посвящена именно человеческой анатомии. Точно так же Михаил Скот устанавливает связи между миром животных и людей: человек не является животным, как говорят о ведьмах, но подобен ему, согласно природе, что видно на примере чудовищ вроде Минотавра. У животных и людей есть общие способности, качества и признаки, signa communia, например зрение, сила. Но они не являются критерием научного поиска для физиогномиста, поскольку они всем известны: мы не скажем ничего нового тем, что такой-то человек силен, как лев[881].
Далее следует пространное описание частей и органов тела всех животных, включая человека, затем, в третьей главе, отдельно человеческого тела, а также способы диагностики заболеваний по пульсу и моче, традиционные в античной медицине и активно использовавшиеся в средневековом Салерно. Так, например, диагностика по анализу мочи, унаследованная от древних, основана на том, что эта жидкость содержит четыре круга, т. е. четыре элемента, заметные лишь в солнечном свете, если встать лицом к югу[882]. Внешний вид частей тела, особенно лица, позволяет говорить о качествах характера человека.
Человек, наделенный душевными и телесными качествами и способностями, о которых нам помогают судить опыт и вновь открытые писания древних, становится в «Физиогномике» таким же объектом научного анализа, каким в других частях «Введения» выступает космос. Связь микро- и макрокосмоса, как мы имели возможность убедиться, подчеркивалась на протяжении всего трактата. «Физиогномика» доводит это утверждение до логического завершения, предоставляя читателю, прежде всего коронованному читателю, научный метод «суждений», iudicia, о человеке по телесным признакам, точно так же, как астрология предоставляла такой метод для «суждений» о человеке по признакам небесным.
* * *
Агостино Паравичини Бальяни увидел в мифе о продлении жизни, созданном при папской курии, ответ на бренность и, если угодно, «хрупкость» тела папы, человека почти по определению старого. Тема бренности сочетается здесь с мечтой о долгой жизни, реальные страхи и беспокойство конкретных индивидов, управлявших Церковью в XIII веке, способствовали разработке новых доктрин вокруг высшей духовной власти. Можно ли представить себе, что штауфеновское окружение не было знакомо с этим процессом? Вряд ли. Однако как император, как светский государь, Фридрих II был одержим другими страхами. В его идеологии использовались другие метафоры. Вряд ли ему пришло бы в голову с тоской размышлять о том, что он не увидит «годы св. Петра» (Петр Дамиани), т. е. не достигнет в своем правлении двадцати пяти лет, в течение которых, согласно преданию, апостол управлял римской общиной. Мало кто из римских понтификов за две тысячи лет смог достичь этой цифры[883].
У светских государей были свои метафоры бренности и быстротечности земной власти, из которых важнейшей было, конечно, колесо фортуны. Лотарио иногда вспоминает о нем в своем «Ничтожестве человеческого состояния». В конце концов, сколь бы различными ни были метафоры, использовавшиеся в политической репрезентации Церкви и королевской власти, глубинное их сходство очевидно: старение и смерть уравнивают всех властителей. Но воплощенная в этом бренном теле власть от этого лишь возвышается: «достоинство не умирает»[884].
Всякий «кодекс здоровья», regimen sanitatis, всякое диетическое наставление, сборник рецептов, гербарий или медицинский компендиум, который можно найти при дворе пап или императоров, должен найти свое место в истории медицинской мысли. Стоящая за ними культура тела не была исключительно прихотью, эдаким свидетельством возросшей в среде элиты потребности в материальных удобствах и комфорте. Тело государя было знаком его государства. (Примерно как сегодня здоровая плитика — непременное услвие для участия в президентских выборах.) Поэтому разговор о рецептах и лекарствах превращался в изучение человеческого тела в рамках обширной науки о природе, с одной стороны, и в репрезентацию власти — с другой.
Интересные аналогии с теми представлениями, которые отразились в трактате «Об отдалении последствий старости» и бытовали при дворе понтификов, мы можем найти в сочинении, дошедшем в единственной рукописи XV века под именем Адама Кремонского и озаглавленном «Кодекс здоровья, маршрут и цель паломников»[885]. Хотя он не датирован, можно отнести время его создания к 1227–1229 годам, времени Крестового похода Фридриха II. Незадолго до его предполагавшегося начала он сам и многие его сподвижники заболели, в результате чего его пришлось отложить. Видимо, опасаясь за свое здоровье из-за перемены климата и длительного путешествия по морю, император заказал певчему кремонской церкви Адаму такое сочинение, в котором большое внимание уделяется правилам гигиены и питания в жарких условиях Северной Африки.
Чтобы уберечься от болезней, согласно предписаниям автора, нужно следить за чистотой воды и воздуха, которые в одинаковой мере могут быть источником заражения. Со ссылкой на «Канон» Авиценны подробно описывается, какой должна быть вода на вид, вкус, запах, из каких источников ее следует добывать, какой она должна быть температуры[886]. Даются рекомендации о потреблении фруктов вместо воды для утоления жажды в той местности, где есть риск заражения[887]. Адам отмечает отличие воздуха пустыни, который он называет «разреженным», subtilis: он быстро охлаждается на закате и быстро нагревается на восходе. В принципе он благотворно воздействует на паломников. Но они должны опасаться воздуха в закрытых пространствах, испарений водоемов со стоячей водой, трупов. Признаком заражения следует считать блеск и лучи в ночном воздухе, а причиной его может стать и ветер, в результате чего люди заболевают и часто умирают. Ссылаясь на «Буколики» (Экл. 10, 76), он пишет о вредоносности
