мешались запахи земли и навоза, а также яблоневых цветов и свежей травы. Уолтер глубоко вдохнул. Когда Джо сел за стол, он спросил:
– Так сколько акров нужно засеять в этом году?
– Восемьдесят для меня, сто сорок для тебя, двести для дедушки Отто, а дедушка Уилмер, судя по всему, решил отвести сто восемьдесят под кукурузу, а девяносто оставить под паром. Это можно засеять клевером, если будет возможность. – Он помолчал и посмотрел на Уолтера. – Мистер Фредерик спрашивал, не засеем ли мы его задние пятьдесят акров, те, что вдоль нашего забора. Там раньше рос овес, а полтора года назад он укрыл его навозом. Урожай должен получиться неплохой.
– А чего он сам-то не засеет?
– Сил нет.
– Посмотрим, – сказал Уолтер. – Я с ним поговорю. Шестьсот пятьдесят акров – это много. Трактор наработал уже тысячи часов, а дедушкин трактор еще старше.
Вопрос покупки нового трактора они обсуждать не стали.
– Я могу это сделать, – сказал Джо. – День становится длиннее. Поле мистера Фредерика ровное, заборов нет, нечего опасаться. Должно быть легко.
Тем временем Генри обгладывал куриные кости, а Лиллиан помогала Клэр набрать ложку горошка, чтобы она могла положить его в рот. Розанна встала, взяла перец и поперчила картошку. Обычный семейный ужин; Уолтер вдруг подумал о том, что ему уже сорок шесть лет. Потом посмотрел на Розанну и спросил:
– А какое сегодня число?
– Двадца… – начала Лиллиан.
– О господи, Уолтер, – воскликнула Розанна. – Твой день рождения! Прости, я забыла!
– Я и сам забыл, – сказал Уолтер. – Лучше бы и не вспоминали.
– Сколько тебе лет? – спросил Генри.
– Сорок семь, – ответил Уолтер, чем привел Генри в ужас. – Ну, дедушке Уилмеру семьдесят четыре, а дедушке Отто семьдесят два.
– Только им об этом не напоминай, – сказала Розанна, и Уолтер рассмеялся. – А еще говорят, что на ферме время идет медленно.
– У нас нет для тебя подарков, папа, – повинилась Лиллиан.
– Пришло время мне дарить вам подарки на мой день рождения, а не наоборот, – сказал Уолтер. – Дайте-ка подумать. – Уолтер посмаковал последнюю ложку картофельного пюре и встал из-за стола. – Сейчас вернусь.
Наверху в шкафу хранилась шкатулка с вещами, которые он собрал в детстве и юности. Он не заглядывал в нее уже лет двадцать, а то и больше. Ничего дорогого или ценного, но в тот или иной момент эти вещи имели для него какое-то значение. Он отыскал ее, нашел ключик и, не открывая, отнес вниз.
– Мне всегда было интересно, что там, – оживилась Розанна.
Уолтер вставил ключик в замок, не без труда повернул его и вытащил. Поднял крышку. Он забыл, что там не так уж много вещей, но все же их было достаточно. Аккуратно наклонив коробку, он высыпал содержимое на стол. Генри встал на колени, а все остальные наклонились вперед. Кончиком пальца Уолтер раздвинул предметы, чтобы каждый из них можно было лучше рассмотреть.
Первым делом он дотронулся до перышка, на удивление сохранившего золотистый цвет.
– Это перо иволги, – объяснил он. – Во Франции иволги были не такие, как в Америке, – ярче. Они очень красиво пели. Это перо просто лежало на каменных перилах моста, по которому я шел, и я его подобрал.
Он коснулся монетки.
– Это золотой доллар с изображением индейца. Дедушка Уилмер получил его, когда ему исполнился двадцать один год, и подарил его мне, когда я родился.
Он взял в руку крошечный сухой стебелек, поднес его к носу и вдохнул слабый, но душистый аромат.
– Это веточка лаванды, – сказал он. – Я купил ее на рынке во Франции.
Он протянул ее Джоуи. Тот понюхал.
Затем он взял конверт и, отогнув верхний клапан, вытащил фотографию, которую передал Лиллиан. Пока она ее рассматривала, он объяснил:
– Это я в двадцать два года с армейскими товарищами. Я в центре, такой лохматый, а слева Герб Андронико, которого убили месяца два спустя, а справа Норм Ансгар, он умер во время эпидемии гриппа.
– Выжил только ты? – спросила Лиллиан.
– Из нас троих – да. Поэтому я и сберег эту фотографию.
Лиллиан передала снимок Розанне, а та поднесла его к окну, чтобы получше рассмотреть.
– Ты никогда не говорил про этих двоих, – заметила она.
– А что тут скажешь?
Остался только крошечный платочек, явно не предназначенный для того, чтобы в него сморкаться, весь в пожелтевших кружевах. Уолтер развернул его.
– Его сшила моя прабабушка, Этта Чик, еще в Англии, когда была совсем девочкой. О, это было где-то в тысяча восемьсот тридцатом.
Некоторое время все они рассматривали пять предметов. Уолтер сказал:
– Джоуи? – Он думал, что Джоуи выберет доллар, но тот взял веточку лаванды. – Лиллиан? – Он думал, Лиллиан захочет платок, но она взяла перышко. – Генри? – Генри остановился на золотой монетке и потер ее о рубашку.
Уолтер взял фотографию. Розанна сказала:
– Это я бы хотела оставить для Фрэнка.
Уолтер отдал ей снимок. Затем посадил Клэр себе на колено и, указав на платок, сказал:
– Это подарок для тебя, Клэр. Он очень старый. Я напишу тебе записку об этом и приберегу его для тебя. Хочешь?
Клэр кивнула и уткнулась головой в его шею.
– Завтра я испеку
