В годы немецкой оккупации еврейский историк Э. Рингельблюм составил «Записки из Варшавского гетто». В них сказано среди прочего: «В синагоге брацлавских хасидов, что на Новолипской, вывешен большой плакат: «Евреи! Не отчаивайтесь!» Хасиды танцуют там с тем же воодушевлением, что и до войны».
Одно из повествований рабби Нахмана.
«Сказал однажды царь своему другу: «Звезды указывают мне: всякий, кто будет есть от урожая этого года, станет безумцем. Что же нам делать?» Ответил тот: «Запасем для нас двоих зерно из прошлогоднего урожая, чтобы не пришлось есть из нового». Сказал на это царь: «Что толку, если мы останемся здравомыслящими, а все вокруг обезумеют? Тогда только мы будем сумасшедшими в их глазах. Придется и нам есть от этого урожая. А потому пометим знаками наши лбы, и когда я взгляну на твой лоб, а ты на мой, по этим знакам мы распознаем свое безумие».
Одно из разъяснений этой притчи (читатель может предложить иное).
Душа цадика находится на небе; он нисходит к людям, чтобы силой своего духа поднимать их наверх. Для этого цадик должен проникнуться земными заботами, радостью и страданием повседневной жизни, – другими словами, «есть от того же урожая», сводящего с ума. Но при этом – в окружении безумцев, считающих себя нормальными – ему необходим «знак на лбу», удостоверяющий его теперешнее безумие; этот знак поможет сохранить знание о предыдущем состоянии, когда душа цадика на небесах приникала к высшей мудрости.
В начале двадцать первого века стало известно о сельских жителях, которые почитали место захоронения цадика рабби Исраэля из Ружина. Они передавали местному раввину записки с просьбой о помощи и исцелении, чтобы относил их на могилу. Изо дня в день у синагоги выстраивалась очередь; входя внутрь, посетители целовали мезузу на двери («цэ йих хрэст»), затем излагали свою просьбу раввину, который записывал ее «по-ихнему».
В прикарпатском селе Вижница христиане приходили с просьбами на могилы праведников-евреев, и смотритель еврейского кладбища разъяснял им правила обращения «к чужому святому». «Когда приходят христиане, я прошу их не креститься, не вставать на колени, надевать шапку, не просить Иисуса Христа и не просить зла (на кого-либо)».
Очерк двадцать четвертый
Царствование Николая I. Введение воинской повинности для евреев. Дети-кантонисты. Насильственные крещения. Служба в николаевской армии
«Льются по улицам потоки слез‚ – сказано в народной песне‚ – льются потоки детской крови. Младенцев отрывают от хедера и одевают в солдатские шинели… Горе‚ о горе!»
1
В годы царствования Николая I появились хвалебные сочинения о «премудрости» императора, перед которым преступники «содрогаются в раскаянии и повергаются во прах», а Россия «благоденствует». Печатали оды такого содержания:
Наше сердце благодарно,Счастлив Руси светлый трон,И на троне – Соломон!
Николай I правил страной тридцать лет – с 1825 по 1855 год. На смену Александру I пришел император‚ который желал подогнать всех под общий ранжир‚ с одними и теми же мыслями и взглядами‚ угодными правительству. «Крепостное право стоит‚ как скала‚ – писал И. Тургенев о том периоде‚ – казарма на первом плане‚ суда нет‚ темная туча висит над всем ученым и литературным ведомством‚ шипят и расползаются доносы‚ страх и приниженность во всех».
Вторил ему другой свидетель николаевской эпохи: «Начальство сделалось всё в стране… В начальстве совмещались закон‚ правда‚ милость и кара… Купец торговал потому‚ что была на то милость начальства; обыватель ходил по улице и спал после обеда в силу начальнического позволения; приказный пил водку‚ женился‚ плодил детей‚ брал взятки по милости начальнического снисхождения. Воздухом дышали потому‚ что начальство‚ снисходя к слабости нашей‚ отпускало в атмосферу известное количество кислорода. Рыба плавала в воде‚ птицы пели в лесу‚ потому что так разрешено было начальством».
По воспоминаниям приближенных‚ Николай I «проводил за работой восемнадцать часов в сутки… трудился до поздней ночи, вставал на заре… и принимал на себя больше труда и забот, чем последний поденщик из его подданных». Император был затянут в такой тесный мундир‚ что к вечеру ему становилось плохо; в такой же мундир была затянута вся страна. Его методы были полицейскими‚ его реформы навязывались принуждением; не случайно один из его сановников сказал: «Везде преобладает у нас стремление сеять добро силою. Везде пренебрежение и нелюбовь к мысли‚ движущейся без особого на то приказания. Везде опека над малолетними». Эта опека доходила до того‚ что император не разрешал дворянам и чиновникам отпускать бороды «по образу жидов» или в подражание «французским людям»‚ и запретил им носить усы‚ «ибо сии последние принадлежат одному военному мундиру».
Российские евреи жили обособленно в черте оседлости – со своей верой и обычаями‚ отличавшими их от прочих народностей‚ со своим автономным управлением‚ а это вызывало желание правителей подогнать и их под общий ранжир. Побывав в Западном крае и увидев на улицах толпы евреев‚ Николай I спросил местного губернатора: «Чем они живут? Надо непременно придумать‚ что с ними делать‚ и дать этим тунеядцам работу». Его законы о евреях были направлены против «этих тунеядцев», целью своей ставили «уменьшение евреев в государстве и‚ в особенности‚ в тех местах‚ где они еще не слишком умножились».
В «Уложении о наказаниях» еврейское вероисповедание – наравне с исламом и язычеством – официально признавалось лжеучением; основной путь к «уменьшению евреев» видели в их массовом обращении в христианство. Опасались и «религиозного фанатизма» этой замкнутой‚ живущей обособленно народности‚ которая‚ как полагали тогда‚ всячески склоняла христиан к своей вере. Из Петербурга запросили генерал-губернатора Новороссийского края о проявлениях этого «фанатизма»‚ но получили ответ‚ что ни в чем предосудительном евреи не замечены‚ – разве что зажигают по субботам свечи‚ а это «может привести к пожарам».
Вскоре после вступления на престол Николай I решили ввести для евреев воинскую повинность. Эта идея была не новой. Еще прежде один из сенаторов предлагал «учредить для евреев рекрутский набор… для вернейшего и успешнейшего истоку сего беспрестанно размножающегося народа»‚ который не имеет «другой убыли‚ кроме обыкновенной смерти». Вторил ему и автор записки‚ поданной в правительство‚ предлагая брать с еврейского населения впятеро больше солдат‚ чем с христиан‚ чтобы они служили «расторопнейшими» денщиками‚ «проворными и дело свое знающими погонщиками при артиллерийских подводах‚ лошадях и обозах»‚ «искусными в полку ремесленниками». «Почему с одних жидов взимают деньгами за рекрута?.. – писал он. – Россиянин вчетверо заплатит против жида‚ освободи его только от рекрутства».
Со времен Екатерины II еврейская община освобождалась от набора в армию, выплачивая – совместно с российскими купцами – особый налог: 500 рублей за каждого рекрута. Однако летом 1827 года в черте оседлости распространились слухи о подготовке указа о рекрутской повинности. Эта весть вызвала ужас в еврейском обществе, рассматривалась как покушение на веру народа и его традиции. Все прекрасно понимали‚ если еврейский юноша попадет в чуждую ему среду‚ он уже не сможет строжайшим образом исполнять предписания религии, сохранять еврейский образ жизни.
«Трепет и смятение охватили всех‚ – писали из Вильно. – Главы еврейской общины установили всеобщий пост и призывали к молитве; народ стекался в синагоги‚ чтобы излить свою душу в слезах… Толпами отправлялись на кладбище – поведать покоящимся в могилах праведникам о надвигающемся несчастии и просить их о заступничестве… Всюду царили печаль и ужас».
2
26 августа 1827 года Николай I подписал указ «О обращении евреев к отправлению воинской повинности в натуре». Военной службе придавали характер «воспитательной меры» для подавления «фанатизма» не поддающейся влиянию народности. Предполагалось заранее‚ что еврейский солдат в казарме‚ оторванный от родной среды‚ волей-неволей откажется от прежнего образа жизни, естественным путем войдет в русское общество, ассимилируется и, в конце концов, перейдет в христианство.
Указ установил повышенную норму призыва для евреев. Если у христиан брали в армию по 7 рекрутов с 1000 человек раз в два года‚ то у евреев стали брать ежегодно – по 10 рекрутов с 1000 человек. В отличие от других‚ позволили сдавать евреев в рекруты не с восемнадцати‚ а с двенадцати лет‚ и уважительные причины‚ по которым на призывном пункте отбраковывали рекрутов-христиан, – минимальный вес, рост и объем грудной клетки оставались для евреев «без рассмотрения».