– Уже сплю. И всё это – сон.
– Согласен: сон. Всё это – сон.
Дверь, выпустив сон, закрылась…
Глава шестая
Новосветный загад
Приближался предновосветный полдень. Дэниел и Мэтью пробудились и встали, как и вчера, поздно, наскоро позавтракали и только теперь собирались отправиться в Дорлиф, на площадь. В гостиную вошёл Малам.
– Сынок, вот тебе двадцать пять ферлингов…
– Не надо, отец. У меня есть, я скопил.
– Возьми – пригодятся. Полдня, пересуды и ночь впереди. До утра, думаю, домой не явитесь.
Семимес нехотя принял деньги.
– Мэтэм, вот твои двадцать пять ферлингов, – Малам, отсчитывая по одной, вложил в руку Мэтью пять пятиферлинговых монет. – Трать без оглядки.
– Постараюсь до утра промотать, – Мэтью подмигнул Семимесу.
– Вот и правильно: кто на праздник скупится, того праздник сторонится, – сказал Малам и подошёл к Дэниелу (он стоял у грибной стены). – Остались только твои ферлинги, Дэнэд. Подставляй ладошку.
– Спасибо, Малам.
– В кошель не клади, – проскрипел Семимес, – чтобы ненароком Слезу не выпихнуть, когда руке загорится за ферлингами лезть.
– Научен уже, – ответил Дэниел.
– Дэнэд, дорогой, могу тебе другой кошель дать – с левой стороны к поясу приладишь, – предложил Малам.
– Да не надо – я весь в карманах.
– Ну, ступайте тогда. Мы с Гройоргом попозже на площадь явимся… Новосветное Дерево смотреть. К середине пересудов, думаю, явимся.
– А где он? – спросил Мэтью. – Мы с Дэном ещё не видели его сегодня.
– Вставать надо раньше, – заметил Семимес.
– Да, он рано встал. Позавтракал, взял бревно и отправился подальше от глаз со своими кинжалами упражняться, – сказал Малам и затем обратился к Семимесу: – Сынок, палку время от времени слушай.
– Хорошо, отец.
– Деньги трать – не жалей.
– Ладно.
Семимес, сойдя с крыльца, сразу повернул голову направо и уставил глаза на что-то в кроне липы. Он сделал это нарочно, чтобы привлечь к этому предмету внимание Дэниела и Мэтью. И приём сработал: его друзья разом задрали головы и увидели большой круглый фиолетовый фонарь, который висел на ветке. Свеча в нём не горела: не пришло время. Повинуясь законам симметрии, ребята повернулись налево, к иве: из её кроны выглядывал точно такой же фонарь.
– Здорово! Эти фонари говорят нам, что мы входим в особый день, предновосветный, – сказал Дэниел. – Да, Семимес?
Семимес просиял, словно третий фонарь, но свечка в нём уже загорелась.
– Да, Дэн… Правильно сказал, очень правильно.
– Какой чей? – спросил Мэтью.
– Этот – отцов. На иве – мой. А в цвете на этот раз сошлись. Отец сказал: «Мой пусть будет фиолетовый, как глаза одного нашего гостя». Меня тоже фиолетовый покорил, – сказал Семимес, но объяснять, почему его покорил фиолетовый, не стал.
– Стало быть, расставили ловушки для света?
– Проказник ты, Мэт. Пойдёмте. Дорогой всё вам расскажу. Надо же такое выдумать – ловушки… Фонари увидите у каждого дома. В канун Нового Света их вешают на деревьях, как мы с отцом, или на стойках с крючками. Каждый сам выбирает, в какой цвет покрасить свой фонарь. Если ты думаешь, что небо засветится зелёным, как нынче, или хочешь, чтобы оно засветилось зелёным, то покрасишь свой фонарь в зелёный или купишь готовый зелёного цвета, чтобы самому не красить. Наши отец рано утром покрасил, пока вы спали, а я повесил. Про зелёный это я так сказал, к примеру. Не помню, чтобы небо два года кряду одного цвета было.
– Выходит, вы с отцом ждёте фиолетового неба, – сказал Дэниел.
– Фиолетового… Только отец сам, а я сам. А дурачок Кипик жёлтый фонарь повесил. Вон его дом, а рядом на рябине – фонарь жёлтый. Видите? Он каждый год жёлтый выбирает. А пускай ему повезёт – может, коз да собак пугать не станет.
– А у дома рядом один фонарь синий, другой – розовый, и оба на столбах, – заметил Дэниел.
– Я же сказал: это не столбы, это – стойки, их в землю не закапывают – очень удобно.
– Мне нравится эта затея с фонарями, – сказал Мэтью.
– Ты же говорил: ловушки.
– Я смеху ради сказал.
– Суфус и Сэфэси придумали. Всем нравятся их придумки. Даже насмешникам.
– Классная придумка, – подтвердил Мэтью.
– Дождитесь ночи, друзья мои. Ночью отрадно будет: все зажгут фонари и будут ждать, каким светом небо откликнется.
– Добрый день, Волчатник! – полное розовощёкое лицо, торчавшее из окна дома, мимо которого проходили ребята, поприветствовало Семимеса. – Отец дома?
– Добрый день, Дэфилифэд. Дома пока.
– Зайду к нему за молоком, пока он дома.
– Дело правильное. Очень правильное. Прямо сейчас и иди.
– Только кринку прихвачу.
Когда ребята миновали дом Дэфилифэда, Семимес проскрипел, посмеиваясь:
– Ферлинги улетают, ферлинги прилетают.
Мэтью и Дэниел переглянулись.
– Это я о звонких монетках, – пояснил Семимес.
– Да мы поняли, – сказал Дэниел.
– Про звонкие разве что Кипик не понимает.
– Не понимает? – спросил Дэниел.
– Не понимает. Но в лавку ходит. Мать отсчитает ему сколько нужно – он идёт и меняет свои ферлинги на хлеб. Там-то уже знают, кто пришёл и что ему в сумку положить.
– Бывает, – Мэтью помотал головой.
– А вы заметили, какой фонарь Дэфилифэд вывесил? – спросил Семимес и усмехнулся в ответ на какую-то свою мысль.
– Белый?
– Да, Мэт, правильно – белый. Белый, как само козье молоко. Небось, размечтался о молочном небе. Думает, оно будет молочным дождём ему кринки наполнять, а кошель – ферлинги сберегать, кои нынче Маламу выкладывать принуждён.
Семимес был какой-то другой в этот предновосветный день. В нём было больше весёлости, он был разговорчив, болтал о всякой чепухе, которая залетала ему в голову, и сам радовался этому. В то же время, в речах его, с лёгкостью выпускаемых наружу, проскальзывала язвительность.
– Бывает, – снова сказал Мэтью.
– Смотрите, смотрите! Вот и наш герой – Спапс. Отсюда видать: набил рот своими тщеславными мыслишками о своём слузи. Смотрите – изготовился… Одна из них сейчас порадует наши уши. Только донеси, родной, – не лопни.
Навстречу ребятам шёл скорым шагом, словно и вправду подгоняемый какой-то мыслью, дородный малый.
– Приветствую тебя, Семимес!.. и вас, дорогие гости Дорлифа! Ведёшь гостей Новосветное Дерево смотреть? Уже взялись наряжать, только бы игрушек хватило: больно ветвистое слузи мне попалось, – Спапс говорил быстро, звонким бабьим голосом, не давая Семимесу вставить ни слова. – Игрушки-то прихватили с собой из дома? Побольше бы игрушек. Ладно, я пойду.
Когда Спапс отдалился, Семимес сказал с усмешкой:
– Что я вам говорил?! Десяти шагов не донёс – разродился, как нерадивая роженица. Как он: «Ведёшь гостей Новосветное Дерево смотреть?» Веду, куда глаза ведут. А хоть и Новосветное смотреть. Может, тебе в карман ферлингов отсыпать за смотрины? И так толстый… Как он: «Только бы игрушек хватило». Не смешно ли? Только бы твоему языку прыти хватило донести до всех гостей Дорлифа главную новость – кому в сети самое ветвистое слузи попалось.
– Семимес!..
Неожиданно пространство расцарапал старушечий голос, смутив Семимеса и ещё больше – его друзей. Было в нём что-то пугающее. Было в нём что-то, что пронзительно шептало: «Я по ваши души». И ребята разом, не желая того, услышали: «Я по ваши души».
Из-за ивы вышла старуха… древняя, сухая, согбенная; в сером одеянии: заплатанной серой кофте и морщинистой серой юбке; на голове её глубоко, до самого носа, так, что не было видно глаз, сидел какой-то колпак, похожий на перевёрнутое вверх дном лукошко. Старуха опиралась на кривую, как она сама, палку… как будто нельзя было найти прямую. Не поднимая головы, она поманила ребят рукой. Семимес, преодолев неясное отвратное предчувствие в себе, шагнул в её сторону, Дэниел и Мэтью – за ним.
– Что тебе, бабка? – сдержанно проскрипел Семимес.
Та шаркнула палкой по земле и заговорила речитативом. И первые же её слова отозвались холодом, который пробежал по спинам ребят. И вокруг не осталось ничего, кроме этих слов, и они монотонно оплетали разум:
Сын Малама, зачатый воплем в ночи,Внимай мне бесстрастно. Внимая, молчи.Во сне поманил меня зеркала клок:Хранителей Слова ждёт горестный рок.Шагнут за пределы один за другим,Лишь верности муки останутся им.Двоим не узреть наступающий свет.Покроет их очи фиалковый плед.Предатель нарушит ход тайный восьми:Ход времени выше поставит судьбы.Из озера, Шорош что выпил до дна,Тьма встанет, и вихрем закружит она.Сильнее тот вихрь соцветия грёз —Прольётся слеза, за ней – озеро слёз.
Старуха перестала выть и через несколько мгновений, которые заполнила немота, вдруг махнула палкой на ребят и выкрикнула:
