Что же касается «соседа» в «Смотринах», то он спьяну решил поразвлечься: «Сосед другую литру съел — / И осовел, и опсовел565. / Он захотел, чтоб я попел, — / Зря, что ль, поили? / Меня схватили за бока / Два здоровенных мужика: / “Играй, паскуда, пой, пока / Не удавили!”».
Как и в «Случае», героя напоили, чтобы он согласился петь. Но если там он пел, не выказывая внутреннего недовольства, то в «Смотринах» он отказался это делать. Однако его «схватили за бока два здоровенных мужика», то есть тот же «спец-отряд из тех ребят» из «Дня без единой смерти» и те же «люди плотного сложенья» из «Сказочной истории». В результате: «Уже дошло веселие до точки, / Уже невесту тискали тайком, /Ия запел про светлые денечки, / Когда служил на почте ямщиком».
«Светлые денечки» означают то время, когда лирический герой еще не противостоял власти, не писал песен. Похожий мотив встречался в «Песне автомобилиста» (1972), где герой вел вполне благополучную жизнь до того, как приобрел автомобиль: «И был неуязвим я для насмешек, / И был недосягаем для хулы»566.
А тем временем «солидные, налитые гости» в «Смотринах» проявили свою истинную натуру: «Потом у них была уха / И заливные потроха, / Потом поймали жениха / И долго били, / Потом пошли плясать в избе. / Потом дрались не по злобе / И всё хорошее в себе / Доистребили». Сравним эту ситуацию с песней «Чужой дом» (1974): «…Да еще вином / Много тешились, / Разоряли дом. / Дрались, вешались»; с песней мужиков из спектакля «Пугачев» (1967): «Так что ж они, как мухи, мрут, / Друг дружку бьют, калечат, жгут!», с песней 1967 года: «Наши предки — люди темные и грубые, / Кулаками друг на дружку помахав…», с песней «Почему аборигены съели Кука» (1971): «Ели в этой солнечной Австралии / Друга дружку злые дикари», и со стихотворением «Много во мне маминого…» (1978): «Под кустами ириса / Все попере-дрались». Такая же всеобщая драка описывается во второй редакции «Песни Рябого» (1968): «Сразу замелькали кулаки. <…> Через час все скорчены, / Челюсти попорчены, / Бюсты переломаны вконец» /2; 413/.
Что же касается главного героя «Смотрин», то он находился в стороне от этой вакханалии: «А я стонал в углу болотной выпью[784], / Набычась, а потом и подбочась, — / И думал я: а с кем я завтра выпью / Из тех, с которыми я пью сейчас?!». Последний мотив уже встречался в песне «Случай»: «И, многих помня с водкой пополам…».
Отсюда и душевное состояние героя: «А у меня и в ясную погоду — / Хмарь на душе, которая горит». - о чем уже шла речь в черновиках стихотворения «Жизнь оборвет мою водитель-ротозей…» (1971): «Горит душа, а с ней горят мои рубли» /3; 310/. И в обоих случаях он одинаково описывает свое финансовое положение в связи с выпивкой: «Мне вслед свистит добропорядочная пьянь, / Когда я трешники меняю на рубли» (АР-13-5 8) = «А я сидел с заначенною трешкой, / Чтоб завтра похмелиться на нее» (АР-3-66). Вспомним заодно черновики «Песни автозавистника» и «Милицейского протокола: «Визг тормозов мне — словно трешник на пропой!»[785] /3; 362/, «Я рупь заначил — опохмелимся!». А впервые этот мотив возник в песне «Ну о чем с тобою говорить?»: «…Где достать недостающий рупь / И кому потом бежать за водкой».
Что же касается «хмари на душе», то она была у лирического героя и в песне «Вот главный вход…» (1966), когда он поступил так, как от него требовали: «На душе моей тягостно, / И живу я безрадостно», — и в ряде других произведений: «На душе моей муторно, / Как от барских щедрот» («В порт не заходят пароходы…», 1969), «В душе моей — всё цели без дороги» («Мне каждый вечер зажигают свечи…», 1968). А в письме к С. Говорухину (март 1972) находим следующие слова: «У меня гнусь и мразь на душе…» /6; 406/.
Итак, в «Смотринах» и в песне «Вот главный вход…» разрабатывается один и тот же мотив — лирический герой подчинился требованиям власти: «вышел в дверь», а не в окно, и своими песнями развлекал сборище богатых гостей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
***
Как ни покажется странным, но тема «Смотрин» разрабатывалась не только в «Песне завистника», но и в «Песне Саньки» (1967), написанной для кинофильма «Интервенция»: «Подруга, блондинка, / Та, что живет у рынка: / Как день — так вечеринка, — / Веселье там и смех, / А тихая девчонка, / Хоть петь умела звонко, / К подруге не ходила — / Ей не до песен было, — / Веселье и успех / В почете не у всех».
Здесь может возникнуть вопрос: что же это за подруга, если та девчонка к ней «не ходила»? Вспомним аналогичную ситуацию в «Песне про Сережку Фомина»: «И не любили мы Сережку Фомина / За то, что он всегда сосредоточен. <.. > Сидим раз у Сережки Фомина — / Мы у него справляли наши встречи». С одной стороны, не любили, а с другой — встречались именно у него на квартире.
В «Песне Саньки», так же как и в «Смотринах», главный герой (героиня) противопоставляется богатым и успешным соседям: «Как день — так вечеринка, / Веселье там и смех» = «Там у соседа пир горой <…> Уже дошло веселие до точки» («вечеринка… там» = «там… пир»; «веселье» = «веселие»).
«Пир горой», как мы помним, был и в «Путешествии в прошлое», и не только в нем: «А за соседним столом — компания. / А за соседним столом — веселие. / А она на меня — ноль внимания: / Ей сосед ее шпарит Есенина» («День рождения лейтенанта милиции в ресторане “Берлин”», 1965), «..У кого дела неплохи, — / Собралися на банкет. / Для веселья есть причина: / Ну, во-первых, дармовщина…» («Сказочная история», 1973).
И у подруги, и у соседа постоянно звучат песни: «Как день, так вечеринка, там песенки и смех» (АР-14-16) = «А что не петь, когда уют / И не накладно?!».
А поскольку подруга живет у рынка, то по сути является аналогом соседа из «Смотрин», где описывается пир горой. Вспомним также исполнявшуюся Высоцким песню «Может, для веселья, для острастки…» на стихи В. Дыховичного: «.Добрый молодец заведовал Главбазой, / Очень добрый молодец он был. / И при нем в Глав-промпитания / Была старуха-няня, / И она была чудесна и мила — / Она без всяких тары-бары / Раздавала всем товары: / Этому дала и этому дала…».
Соответственно, смысл второй строфы из «Песни Саньки» сводится к тому, что лирический герой не ходил на веселья, устраиваемые советскими чиновниками и не «подпевал» им, «хоть петь умел звонко». В «Смотринах» произойдет развитие этого мотива: лирический герой уже пойдет на «пир горой», устроенный его соседом и будет там петь (правда, не по собственному желанию): «К подруге не ходила — / Ей не до песен было, — / Веселье и успех / В почете не у всех» — «И я пошел — попил, поел — / Не полегчало».
Интересные параллели выявляются между «Песней Саньки» и написанной через год «Песней Г еращенко» (для спектакля «Последний парад»), где лирический герой выступает в образе детектива: «Подруга, блондинка, / Та, что живет у рынка: / Как день — так вечеринка, — / Веселье там и смех» = «Другие люди пьют всем горестям назло, / Гуляют всласть по ноябрю и маю». Такая же картина описывалась в вышеупомянутом «Дне рождения лейтенанта милиции в ресторане “Берлин”»: «А за соседним столом — компания, / А за соседним столом — веселие». И во всех этих произ-изведениях герой (героиня) противопоставлен этому веселью: «А она на меня — ноль внимания, / Ей сосед ее шпарит Есенина» (1965), «К подруге не ходила — / Ей не до песен было, — / Веселье и успех / В почете не у всех» (1967), «Я ж не сижу за праздничным столом, / Хожу кругом и в окна наблюдаю» (1968). Причем между двумя последними песнями наблюдается еще одно сходство: «Всегда одна сидела, / А если бы запела, — / Имела бы успех, / Пожалуй, не у всех» /2; 355/ = «Не пью, конечно, не пою, а наблюдаю» /2; 389/.
Теперь обратимся к началу «Песни Саньки»: «У моря, у порта / Живет одна девчонка, — / Там моряков до черта / Из дальних разных стран, / Загадочных стран. / И все они едва ли / Девчонку эту знали, / Одни не замечали: / Мол, не было печали, — / Ну а другим, кто пьян, / Скорее бы — стакан».
