борт. Посмотрел наверх, щурясь.
— Говорила мне тётушка: «Не ругайся, Нат, беду накличешь», надо было слушать. А я Двуликому то и дело желал с холма свалиться. Как думаешь, я это виноват?
Телега пошла вперёд. Они поспешили нагнать, но тут же и пришлось толкать снова.
Отставшая нептица добежала, протиснулась между ними. Встав на задние лапы, передними заскребла по борту, дыша тяжело.
Земля ушла из-под ног. Совсем рядом грохнуло, на лицо упали брызги, и Йокель закричал.
— Вперёд смотри, а не наверх! — посоветовал ему Нат. — Вам-то что. Ну, раздавят, так камень поднимет. Лепёхами, правда, будете. А я…
Он толкнул изо всех сил.
— Я бы… поглядел… на это дело, да только не знаю, сам-то встану или нет!
Под телегой затрещало, она вырвалась из плена и пошла всё быстрее.
Нептица хлопнула крыльями. Оказалось, она не помогала, а лишь хотела забраться наверх, и теперь, царапая дерево когтями, влезла и заняла почти всё место. Где-то под ней заныла и тут же умолкла стренга.
Шогол-Ву бежал, держась за телегу. На это сил ещё хватало. И на то, чтобы подтолкнуть Ната в спину.
Тот кувыркнулся через борт и тут же свесился, протягивая руку.
— Я сам…
— Упрямец, чтоб тебя! Заткнись и хватайся!
Он вцепился, как клещами, потянул к себе. Телега подпрыгнула, и Шогол-Ву не понял сам, как оказался на ней, глядя на мир снизу вверх.
Закрывая небо, проплыл над головой сапог, стоптанный и заношенный, но чистый, будто не липла к нему земная грязь. Запятнанный разглядел и навсегда запомнил каждую трещину на подошве, каждый гвоздь и потёртость.
Телега ударила в спину, накренилась, зашумела по колёсам придорожная трава, и Нат закричал:
— Да!.. Говорил же, проскочим!
Он заулюлюкал и рассмеялся.
Хельдиг поравнялась с бортом, придержала рогачей.
— Вы целы? — тревожно спросила она.
Но тут же и исчезла из виду. Её звери прянули вперёд, а тяжёлый сапог опустился совсем рядом, с хрустом сминая кустарники и молодые деревца. Нога, толще самого широкого древесного ствола, была на расстоянии четверти полёта стрелы, не дальше.
Тот, кто держал фонарь, поднял его выше. Неторопливые пальцы взялись за стекло, отворили, и мир залило светом.
Шогол-Ву прикрыл глаза ладонью, жмурясь, утёр проступившие слёзы. Моргнул, и позади не стало никого. Только фонарь висел, медленно тускнея.
Клочья одеяла, выдранные ветром, медленно плыли, затягивая свет пеленой. Кто-то незримый одну за другой залатал прорехи, но мрак не вернулся. Казалось, там, за серо-синей завесой, Двуликий спускается с холма.
Путники отъехали чуть дальше от развилки и остановились.
— Вот так встреча! — прокричал Нат. — Ух, до сих пор колени трясутся!
И он со смехом хлопнул Йокеля по спине.
— Штаны-то не обмочил, бедняга? Э, да ты ещё и язык проглотил!
— Да я… — пробормотал тот растерянно и утёр лоб, не выпуская поводьев. — Я уж думал, и всё тут… Вправду это было, вы тоже видели?
— Да уж видели, — хохотнул Нат. — Понять не могу только, чего не Трёхрукий явился. Я ему столько должен, вспомнить страшно… Хотя и он мне с камнем этим удружил, паскуда.
Нат помрачнел, но потом опять развеселился.
— А Двуликий, видели, на меня похож! Похож, а?
— На тебя? — кривя губы, спросила Ашша-Ри и сплюнула. — Он похож на тебя не больше, чем тьма на свет. Его волосы черны, а на щеках метки, как у детей тропы.
— Чего? Да брешешь ты! Никаких меток у него не было, а волосы — во, точно такие!
И Нат потянул себя за русую прядь.
— Я тоже видел метки, — сказал старый охотник. — Тут и тут.
Он провёл пальцем по щекам.
— Йокель, а ну подтверди!
— Да что ж ты думаешь, я лицо его рассматривал? Я себя от страха не помнил! Кажется, и мысли ни одной не осталось, уйти бы только. Какое там лицо, нашёл о чём спросить!
— Шогол-Ву, ну а ты, друг мой?
Запятнанный пожал плечами.
— Я разглядел сапог.
— Тьфу…
— Я не видела меток, — вмешалась дочь леса, — но волосы были белыми, как туман.
— Да какой ещё туман!.. А ты, Чёрный Коготь, что видел?
Клур нахмурился, глядя в сторону.
— Я видел смерть, — сказал он. — Кончайте разговоры, едем.
Все притихли, и слышно стало, как нептица тянет клювом перо, вычёсываясь.
— Вернёмся на прежний путь? — спросила Ашша-Ри. — Он ушёл.
— Не поеду я туда! — вскричал Йокель. — Хотите, берите телегу, и одного рогача вам оставлю, но туда не поеду! Может, он просто не виден, а сам ждёт.
— Ты жалок! Если то Двуликий, он настигнет на любой тропе. Сойдёт с холма, где захочет…
— Да и мне чутьё подсказывает, что лучше б не соваться обратно, — вмешался Нат. — Он-то, может, и сойдёт, где захочет, да надо ещё, чтоб захотел. А будем у него под носом крутиться… Был бы я богом, я б таких прихлопнул. А чего, сами напрашиваются.
— Вы, трусливые души! Он не такой, как вы. Он оценит смелость. Нужно было не сворачивать, а ехать прямо!
— Ага, чтоб ему было удобнее нас давить!..
— Тихо! — прикрикнул Клур. — Едем дальше. Возвращаться не будем.
— Во, выкусила?
— Но почему?..
— Я сказал, и этого должно быть достаточно.
Клур сжал колени, вынуждая рогача тронуться с места. И если Ашша-Ри и хотела что-то добавить, она сдержалась и промолчала.
— Ты ведёшь нас к упокоищу! — воскликнул им вслед старый охотник. — Стой, чёрный пёс!
Он поскакал за Клуром. Понял, что не остановит, и придержал рогача, перекрыв телеге путь.
— Что будет, если мы прогневаем богов? Твой камень, как велика его сила?
— Ну, видно, сейчас и проверим, — ответил Нат. — Выбора-то нет: или вперёд, или назад. А ты что скажешь? Как далеко нужно держаться от могил?
Хельдиг задумчиво потрепала по шее белого зверя. Тот, даром что в повязке, мотал головой и фыркал. Собрат лизал его морду, успокаивая.
— Прежде камень передавался от вождя к вождю, и этот порядок не нарушался много жизней. Такого, как сейчас, не случалось. Я не знаю, чего ждать.
— Вот я и говорю, сами не знаете ничего… Значит, одолжишь рогача своего, полем объеду, стороной. Делов-то!
— Рогачей, — поправила Хельдиг. — Их двое.
— Как по мне, один, и уродливый. Ну, чего ждём?
Зебан-Ар покачал головой, плотно сжав губы, но согласился, отъехал и пропустил.
Этой дорогой, видно было, ездили нечасто. Кустарники, осмелев, забирали себе всё больше места. Травы, те и вовсе зашли на полосу меж колеями, и теперь шелестели, шептали о чём-то под брюхом телеги. Говорили, должно быть, о том, что к упокоищу вновь кого-то повезли.
Нептица сперва глядела по сторонам, потом всё чаще стала
