– Я – дочь моего отца, – гордо ответила принцесса.
Все, включая приемную мать, сиделку и принцессу, по знаку доктора удалились. Генерал взял с собой Баболена, чтобы прислать с ним вещи, необходимые для принцессы на ночь.
Карита провела в этой скверной каморке четыре дня и четыре ночи, имея отдых только между приемами лекарства. Но это еще ничего в сравнении с тем, что Карита удалила совершенно от постели больной сиделку, один вид которой отталкивал Розу. Кроме того, она сама привязывала горчичники, накладывала компрессы, умывала ее, причесывала и усыпляла ее песнями и поцелуями.
Через четыре дня лихорадка значительно ослабела, и доктор объявил, что опасности больше нет, вместе с тем он уговаривал принцессу вернуться домой, высказав опасение за ее собственное здоровье. Услыхав это, Роза вскрикнула:
– О, Карита, вернись к отцу! Если ты заболеешь, спасая от смерти меня, я умру от горя.
Принцесса удалилась, расцеловав ее и оставив около ее постельки целый короб белья и ярких, разноцветных материй, которые девочка так любила. С этой минуты девочке становилось все лучше и лучше.
Всякому, кто сомневается в правдивости рассказанного, стоит только обратиться за подтверждением на Кишечную улицу, № 11.
Сказка была окончена.
Пчелка рассчитывала встретить взгляд художника, но он поставил преградой между собой и рассказчицей лист серой бумаги.
Девочка повернулась к сестре, но Регина, чтобы скрыть свое смущение, взяла широкий лист банана и держала его около лица, низко опустив голову.
Удивленная произведенным ею эффектом и не подозревая, что выдала целомудренную тайну своих слушателей, старавшихся спрятать свои лица, Пчелка спросила:
– Ну, что же?.. Я кончила свою сказку, а ваш портрет, господин художник, кончен?
– Да, вот он, – отвечал молодой человек, подавая ей лист серой бумаги.
Она бросилась к картине и, окинув ее беглым взглядом, восторженно вскрикнула, узнав свой портрет. Потом побежала к Регине.
– О, посмотри, сестра, что за чудный рисунок, – сказала она.
Действительно, этот рисунок, выполненный тремя цветными карандашами, был верхом совершенства. В глубине бульвара Фонтенбло, на первом плане, посреди вертевшихся возле собачонок, с вороной на обнаженном плече, сидела исхудалая, бледная, с растрепанными волосами Роза, или, скорее, малютка-девочка, имевшая с ней сходство. Страдание и болезнь имеют особое свойство придавать разным лицам почти одинаковое выражение. Перед девочкой стояла Регина в амазонке, в той позе, в какой Петрюс увидел ее в первый раз. На втором плане – маршал Ламот Гудан, верхом, держал чистокровную гнедую лошадь Регины. Наконец, на одном плане с Региной из-за вяза украдкой выглядывала с любопытством и страхом, поднявшись на цыпочки, Пчелка. Регина долго любовалась им, и взгляд ее выражал глубокое удивление.
В самом деле, кто был этот молодой человек, так сразу угадавший и выражение лица больной, и костюм, в котором была в тот день она, Регина? Она старалась догадаться и не дошла до истины.
– Помнишь, Пчелка, – наконец заговорила она, – ты как-то просила меня показать тебе произведение одного из знаменитых художников? Так вот, смотри, это одно из замечательных творений.
Художник покраснел от гордости и восторга.
Первый сеанс был великолепен, и художник, договорившись о времени последующих, вышел из отеля маршала, опьяненный красотой принцессы Кариты.
III. Семейный обзор
Второй сеанс ничем не отличался от первого. Он еще больше был оживлен болтовней ребенка, и так же, как и в первый раз, Петрюс вышел очарованный из отеля Ламот Гудана.
Так прошло две недели. Сеансы, по желанию Регины, повторялись через каждые два дня. Художник, молодая девушка и ребенок проводили вместе такие очаровательные часы, что Петрюсу хотелось, чтобы им и конца не было.
В дни, когда Пчелку задерживали какие-нибудь уроки, Регина, верная обещанию, пускалась в разговор о первом попавшемся предмете. Эта случайная тема очень скоро вызывала все возрастающий интерес. Чем больше Петрюс знакомился с Региной, тем более преклонялся перед ее обширными познаниями, добротой и обаятельным умом.
По обыкновению, разговор начинался с живописи, ваяния, потом переходил на знаменитых маэстро всех стран и времен. Петрюс был сведущ в древней живописи, Регина, путешествовавшая по Фландрии, Италии и Испании, знала все великие творения этих школ. С живописи переходили к музыке. Молодая девушка и тут имела обширные знания обо всем: от Порнора до Обера, от Гайдна до Россини.
Понятно, что, исчерпав все эти темы, доходили до рассуждений о симпатиях, влечениях, о родстве душ. Таким образом, молодые люди переходили, сами того не замечая, в самую радужную область мечтаний, и прежде, чем отдать самому себе отчет в силе своего увлечения, Петрюс был уже совершенно влюблен в Регину. Им иногда овладевало неодолимое желание оставить рисунок, кисти, броситься к ногам Регины и признаться в своем обожании. Несмотря на удивительное умение владеть собою, молодому художнику казалось, что иногда взор девушки останавливался на нем с выражением, которое он истолковывал в свою пользу. Но несмотря на это, жест ее был полон величия, и слова останавливались на дрожащих губах молодого человека, и, побродив с нею вдоволь по заоблачным сферам, он опускался на землю, как побежденный титан.
Кроме уважения, которое внушала ему Регина, еще больше увеличивала его застенчивость среда молодой девушки.
Отец ее, маршал Ламот Гудан, был старым солдатом империи 1815 года, потомком древней дворянской фамилии, получившим высокое звание во время войны с Испанией в 1823 году. При всем том он сохранил традиции восемнадцатого века: был добр, но горд, в особенности по отношению к людям творческих профессий. Иногда он приходил в павильон, служивший мастерской, чтобы посмотреть, насколько продвинулся портрет дочери, давал некоторые указания, как дают их каменщику, ремонтирующему отель.
За ним следовала старая ханжа, сопровождавшая Регину, когда она приезжала к живописцу заказать свой портрет. Это была тетка Регины, носившая имя маркизы де ла Турнелль. Она находилась, благодаря покойному мужу, в родстве со всей высшей аристократией описываемой эпохи, знала чуть не весь свет так же, как политических деятелей от президента палаты пэров и до экзекутора Талейрана.
За ней стоял граф Рапп, ее любимец, член палаты депутатов, предводитель одной из самых могущественных правых партий, бывший адъютант маршала. Это был человек лет тридцати девяти – сорока, холодный, мужественный, честолюбивый, скрывавший под ледяной маской всевозможные страсти. В продолжение этих двух недель он был здесь три раза, и, хотя удостоил особенными похвалами портрет Регины, он очень не понравился художнику.
Единственная особа, присутствие которой было приятно молодому живописцу, была Лидия де Маран, подруга Регины по пансиону, два года тому назад вышедшая замуж за самого богатого и популярного банкира того времени, члена палаты депутатов, ярого противника королевской партии.
Кроме названных личностей, была еще одна, о которой Петрюс так много слышал и от Регины, и от Пчелки – это жена маршала Ламот Гудана, мать молодых девушек. Она была русская, дочь князя. Вот откуда происходил титул княжны, принцессы, которыми иногда называли Регину. Мы вернемся к этим личностям позже, для развязки романа, а пока оставим их, чтобы бросить взгляд на одного из родственников живописца.
В одном из отелей улицы Варенн – улицы тихой и аристократической – жил генерал граф Гербель де Куртенэ, дядя Петрюса и старший брат его отца.
Граф Гербель, уроженец Сент-Мало, моряк, изъявил в 1789 году свою преданность Людовику XVI во главе своих соотечественников, инженеров и моряков.
Два года спустя законодательное собрание, сломившее королевскую партию, заставило толпу принять присягу, причем имя короля даже не было произнесено. Некоторые офицеры, видя в этой присяге недостаток верности, собрали целое войско и эмигрировали с армией и багажом в Кобленц, где принц Конде устроил свою главную квартиру.
Граф Гербель не последовал за ним. Он переплыл Атлантический океан и в Новом Орлеане пережил события 10-го августа и заточение короля. Теперь голос преданности погибающей королевской власти стал шептать ему, что в такое время место порядочного человека не в Америке, а на берегу Рейна. Он сел на первое судно, отправлявшееся в Англию, переплыл в Голландию и оттуда достиг Кобленца.
Здесь был центр роялистской армии, образованной из лейб-гвардейцев, распущенных после 5-го и 6-го октября и не желавших остаться во Франции.
Виконт Мирабо поднял полчища, к которым пристали войска ирландского полковника Варвика, солдата, отец которого скорее принужден был удалиться, чем покинуть Жака Стюарта, своего законного короля. После того, как граф де Шатр, в свою очередь, испросил позволение у эрцгерцогини Христины расставить по квартирам свои войска в ее владениях, масса офицеров стала стекаться туда.
