каждую пору в коже. Для того чтобы освободиться, Саша должна была взорваться. Пытаясь отловить эти ощущения и переписать их в мыслеформы, Женя соглашался с Сашей в одном: мама Леши умерла не вовремя. Теперь Сашу совершенно некому успокоить. Потому что он, Женя, всего лишь немой младший брат.
Женя следовал за Сашей, когда она покинула территорию больницы, села в маршрутку, вышла на площади. Он всегда следовал за Сашей, с самого детства, и теперь ему вообще ничего в жизни не оставалось, кроме как продолжать идти за ней или рядом с ней. Женя удивился, когда Саша прошла мимо Вани и просто махнула ему рукой, издалека: она всегда подходила к нему, говорила хоть что-нибудь и покупала квас, даже если не собиралась его пить и потом выливала в кусты. Еще сильнее Женя удивился, когда по пути к дому, в лесополосе, Саша взяла трубку и ответила на звонок Антона. Среди деревьев было тихо, и Женя слышал: Антон обо всем сожалеет, просит прощения, он видел «Психодетектор» и восхитился, а теперь хочет получить всего один шанс на какое-то с Сашей общение, пусть даже нерабочее, а хотя бы приятельское. «Я не могу тебя забыть», – сказал Антон и предложил встретиться. Саша согласилась, и тогда удивился даже Антон.
На следующее утро Саша, вся сжатая и неприветливая, провалившаяся в саму себя, Саша-кулак, Саша-броня, не разбудила Женю и не накрыла на стол. Она даже не вышла на веранду, а села в комнатное кресло и листала что-то в телефоне. Женя сам погрел в микроволновке молоко, сам насыпал хлопьев. Ему это давалось непросто, а даже болезненно, и он, конечно, рассчитывал, что Саша заметит его самостоятельность и похвалит. Но ничего такого не произошло, и когда Женя доел и оделся в полудомашние треники и футболку, потому что не смог взять рубашку и джинсы, Саша просто вышла за дверь, а Женя просто последовал за ней. Вниз, через дребезжащую в нем тревожность, к лесополосе, за ней – в город, обычный и нестарый, где тревожность колыхалась меньше; потом на площадь, гладкую и привычную, на которой спокойно; затем квасной Ваня и купленный у него квас, маршрутка, завод, речка-вонючка, психушка.
Когда Саша и Женя подошли к главному корпусу, там снова курила психолог, Наташка-куряшка, как ее называл про себя Женя. Саша теперь всегда останавливалась, если видела ее, потому что Наташка-куряшка сообщала ей что-нибудь важное и почти всегда неприятное, и это была главная причина, почему психологиня не нравилась Жене. Сегодняшняя Наташка была еще хуже, чем обычно. Она сказала, что утром в больницу поступил Игорь, потому что совершил попытку суицида. Когда Женя услышал об этом, все вокруг стало темно-темным, серо-серым, дрожащим и собирающимся вот-вот исчезнуть. А потом Женя вспомнил про Сашу и еще больше, чем за Игоря, испугался того, какой сейчас станет Саша. Женя навел резкость, но Саша продолжала быть прежней, такой же, как была утром, и Сашино безразличие сверлило в Жене дыры. С ним все будет нормально, сказала Наташка, он наглотался безобидных таблеток. Зачем, спросила Саша. Иногда пациенты так кричат о помощи, сказала Наташка. Понятно, сказала Саша, хотел обратить на себя внимание. В его стиле, сказала Саша.
Саша поднялась наверх к изостудии, но оказалось, что она закрыта на ключ, чего раньше не бывало, видимо, Лешу никто не смог подменить. Бедный Игорь, что же будет с Игорем, думал Женя, как он выглядел, когда выдавливал из блистера свои таблетки. Попытаем счастье в фотокружке, сказала Саша, и Женя пошел за ней. Дрожали ли его руки, рассыпались ли таблетки по полу, пришлось ли ему их собирать. Блин, в фотокружке сегодня выходной, сказала Саша. Плакал он или кричал, написал ли записку, почему его никто не остановил. Ну что, тогда пришло время записаться в театральный кружок, в хор тебя сейчас вряд ли возьмут, сказала Саша. Она пошла в другое коридорное ответвление, Женя тоже пошел в другое коридорное ответвление. Когда Игоря можно будет навестить, пойдет ли к нему Саша, возьмет ли меня с собой. Короче, с кружками сегодня беда, поедешь со мной, сказала Саша, злющая, раздраженная Саша.
Через такси Саша и Женя оказались в кофейне, которая никогда не нравилась Жене, потому что была слишком чужеродной здесь, на южноветровском проспекте. Через такие огромные окна можно смотреть на мегаполис или приотельный пляж, но точно не на раскуроченные урны, асфальт, приподнятый корнями каштанов, и шприцы, которые никто никогда не убирает. Когда Саша приводила Женю в эту кофейню, он всегда заныривал в свое рисование, поглубже, чтобы никому не мешать и чтобы кофейня не мешала ему. В этот раз Саша не взяла альбомов и карандашей, поэтому, когда они сели за стол, Женя хлопнул ладонью по столу, Саша посмотрела на него, и тогда он изобразил в воздухе карандашное рисование. Молодой человек, а можно моему брату детский набор, сказала Саша. Жене принесли раскраску и цветные карандаши. Он не хотел быть как ребенок, но другого варианта ему не предоставили, так что пришлось перевернуть раскраску и царапать бледными грифелями по ее изнанке. Женя не сразу понял, что напротив кто-то сел и этим кем-то был Антон.
Саша стала вся мягкая и ярко-пластилиновая, она была совсем непохожа на ледяную, мраморную Сашу, какой проснулась утром и жила до середины дня. Когда Саша так делала, Женя представлял, что отщепляется от нее и улетает через стену или потолок, а если улететь не получалось, он мог вообразить, будто смотрит что-то, что смотрела мама по телевизору. Женя еще глубже нырнул в свой рисунок, но потом его будто вытащили за волосы наверх, больно и резко. Это случилось, когда Женя услышал, что Саша просит Антона взять на радио их расследования. И потом сделать на радио и в соцсетях кое-какое объявление. Саша скажет когда. Женя точно помнил, что Саша ничего такого не обговаривала с авторами «Ветрянки».
Мы подключим к огласке московские медиа. Устроим крутой пиар. Тебе пока нельзя знать, что это будет. Могу сказать, что это изменит все. И после такого ты точно сможешь уехать в Москву. У тебя будет опыт. Я позабочусь об этом, у меня есть связи. Ну что, обещаешь?
Все, что говорила Саша, входило в Женину голову плохо, с треском, как дерево через мясорубку. Что отвечал Антон, Женя не разбирал вообще, но было ясно, что он соглашается. Насколько понял Женя, Саша и Антон обо всем договорились, и Саша готовит нечто в сто, сотни тысяч, миллион раз больше, чем маленькая Игорева
