— Я была очень несчастна, сир. Но с тех пор прошло много времени и рана затянулась, — прошептала я.
Я была такая уставшая и так озябла, что совершенно забыла, кто сидит рядом со мной. И лишь когда моя голова упала на его руку, я со страхом резко отодвинулась.
— Простите, Ваше величество!
— Положи голову! Я не буду так одинок. Положи!
Он хотел обнять меня за плечи и привлечь к себе. Но я отодвинулась и прислонилась головой к спинке кресла.
— Знаешь, я был очень счастлив в этой гостиной. — И без перехода: — Габсбурги — одна из самых старых королевских династий Европы. Эрцгерцогиня — подходящая партия для императора Франции!
Я внимательно посмотрела ему в лицо. Говорил ли он серьезно? Действительно ли думает, что Габсбург — подходящая партия для сына корсиканского адвоката Буонапарте?
Вдруг он спросил:
— Ты умеешь танцевать вальс?
Я кивнула.
— Можешь показать мне, как его танцуют? Все австрийцы танцуют вальс, мне рассказывали в Вене. Но в Шенбрунне у меня не было на это времени. Покажи мне, как танцуют вальс!
Я отрицательно покачала головой:
— Не сейчас и не здесь! Его лицо напряглось:
— Сейчас! Здесь!
В страхе я показала на дверь спальни Жозефины:
— Сир, вы ее разбудите.
Он не обратил внимания на мои слова. Он сказал громко:
— Покажи мне сейчас же! Это приказ, княгиня!
Я встала.
— Без музыки мне трудно… — попробовала я возражать. Потом я медленно закружилась. — Раз, два, три и раз, два, три, вот так танцуют вальс, Ваше величество.
Но он меня не слушал. Он сидел на ручке кресла и остановившимся взглядом смотрел перед собой.
— Раз, два, три и раз, два, три, — я чуть громче. Тогда он поднял глаза. Его тяжелое лицо казалось серым и опухшим в бледном свете утра.
— Я был с ней очень счастлив, Эжени.
Я осмелилась спросить:
— Разве это так необходимо, Ваше величество?
— Я не могу воевать на трех фронтах. Я должен удержать юг, защититься от англичан со стороны Ла-Манша и еще Австрия… — Он закусил губу. — Австрия будет сидеть спокойно, если дочь их императора станет моей женой. Мой друг — друг России, также вооружается, дорогая княгиня. И с моим другом — царем, я начну войну лишь тогда, когда буду полностью спокоен за Австрию. Мари-Луиза будет моей заложницей, моей прекрасной восемнадцатилетней заложницей!
Он достал табакерку и смотрел на розовый портрет. Потом он поднял глаза и обвел комнату внимательным взглядом.
— Вот какой была эта гостиная, — прошептал он, как будто желая навсегда запечатлеть в памяти узоры ковров и контуры изящной мебели.
Когда он повернулся, чтобы уйти, я опять сделала реверанс. Тогда он положил руку мне на голову и нежно погладил меня по волосам.
— Вы смертельно устали, княгиня. Могу ли я сделать для вас что-нибудь?
— О да, сир. Прикажите принести кофе, очень крепкий и очень горячий.
Он засмеялся. Это был его прежний, молодой смех, так много напоминавший мне.
Потом он ушел.
В девять часов утра я сопровождала императрицу, которая покидала Тюильри. Карета ожидала нас.На императрице была одна из трех собольих накидок, полученных Наполеоном в подарок от русского царя. Вторую он подарил Полетт, своей любимой сестре. Судьбу третьей накидки никто не знает.
Жозефина очень тщательно загримировалась и напудрилась. Лицо ее было грустным, но следов вчерашней старости не было заметно.
Я быстро сошла по лестнице вместе с ней. В карете нас ожидала Гортенс.
— Я надеялась, что Бонапарт попрощается со мной, — тихо сказала Жозефина, украдкой окидывая взглядом окна дворца.
Карета тронулась. Любопытные лица показались почти во всех окнах Тюильри.
— Император уехал верхом в Версаль рано утром, — сказала Гортенс. — Он хочет провести несколько дней у матери.
Это были единственные фразы, которыми они обменялись за всю дорогу до Мальмезона.
Глава 27
Париж, конец июня 1810
Увы, она ужасно похожа на сосиску! Я говорю о новой императрице. Свадебные празднества закончились. Говорят, император ассигновал пять миллионов франков, чтобы отделать апартаменты Мари-Луизы в Тюильри.
Сначала в Вену выехал маршал Бертье с официальным предложением. Это было в марте. Затем свадьба была отпразднована в Вене. Императора представлял дядя невесты, эрцгерцог Шарль, который недавно разбил Наполеона под Асперном. Затем за границу была выслана Каролина, чтобы встретить супругу императора. В Курселе карета двух дам была остановлена неизвестными всадниками, распахнувшими дверцы и пытавшимися войти внутрь. Мари-Луиза, естественно, закричала, но Каролина ее успокоила:
— Это император, ваш супруг, дорогая невестка, и мой муж — большое дитя — Мюрат!
Ночь провели в замке Компьень, а на другое утро Наполеон вкушал утренний завтрак у изголовья Мари-Луизы. Таким образом, во время официального венчанья в Париже брачная ночь была уже давно позади…
Первые месяцы после свадьбы император не разрешал своей супруге давать больших приемов. Неизвестно почему, но Наполеон вообразил, что женщины скорее беременеют, если они не утомляются.
Но, наконец, нужно же было познакомить новую императрицу с ее двором, и вчера мы были приглашены в Тюильри, чтобы быть представленными ей.
Все было как обычно. Огромный бальный зал освещен уймой свечей, военные — расшиты золотом, дамы — в открытых туалетах с тренами, в перьях, которые колышутся над головами, как плюмажи на погребальных лошадях. Но самое интересное, что в такой толпе или ты стоишь на чьем-нибудь трене, или на твоем трене кто-нибудь стоит… Забавно!
Под звуки Марсельезы распахнулись двери и появились император с императрицей. Вероятно, в Австрии принято, чтобы молодая была в розовом. Мари-Луиза была в розовом платье, вся покрыта бриллиантами. Она значительно выше ростом, чем Наполеон, и, несмотря на молодость, у нее пышная грудь, которую она пытается спрятать в высоком декольте. Лицо у нее тоже розовое, круглое и совсем без румян. Она очень естественна рядом с придворными дамами, но немного пудры на блестящий носик и розовые щеки ей бы не повредили…
Глаза у нее светло-голубые, большие, немного навыкате. Волосы прекрасные, темно-золотистые и очаровательно причесанные…
Вспоминались ли кому-либо детские букли Жозефины?
Мари-Луиза беспрестанно улыбалась. Ее это совершенно не утомляло. Но чувствовалось, что она дочь настоящего императора, что она воспитана так, что не теряется даже в присутствии двух тысяч человек. Она видела войска своего отца, уходившие на войну против Наполеона, она пережила оккупацию Вены. Она должна была бы ненавидеть Наполеона с детства, еще задолго до того, как она его увидела. Но она знала, что ее замужество необходимо из политических соображений, и, как истинная дочь императора, как женщина старинного рода, как девочка, воспитанная гувернантками в старинном родовом замке, она сумела держать себя, став императрицей Франции. Она улыбалась…
