— Слово дано человеку, чтобы скрывать мысли, мой дорогой князь, — сказал он. — Но вы, мой друг, не умеете пользоваться этим даром. Невозможно поверить, что ваши глаза скрыли от шведов ваши мысли.
— Должен ли я в данном случае напомнить бывшему епископу о том, что написано в Библии: «Пусть твое слово будет или „да“ или „нет“. Все, что добавляется, идет от лукавого». Не так ли примерно говорится в Библии, монсеньор?
Талейран кусал губы.
— До сих пор я не подозревал, насколько вы остроумны, князь, — сказал он. — Я удивлен!
— Не придавайте слишком большого значения скромным остротам сержанта, привыкшего шутить с товарищами у бивуачного костра. — Внезапно Жан-Батист снова стал серьезным. — Шведские офицеры сказали вам, кто будет предложен в качестве наследника трона королевским домом Швеции?
— Родственник умершего наследника, король Датский предлагает свою кандидатуру.
Жан-Батист утвердительно кивнул.
— А еще кто?
— Младший брат умершего, герцог Аугустенбург. Кроме того, низложенный король, который в настоящее время живет в Швейцарии в изгнании, имеет сына. Однако, так как думают, что отец безумен, большого доверия сын не вызывает. Во всяком случае, мы увидим. Шведский Сейм созван, народ сможет решить сам. Спокойной ночи, дорогой друг.
— Спокойной ночи, ваше превосходительство.
Дома Жан-Батист тотчас прошел в свою туалетную и расстегнул высокий, богато расшитый воротник.
— Я уже давно говорю тебе, что нужно расширить воротник. Твоя маршальская форма стала тебе тесна.
— Да, тесна, — пробормотал он. — Моя маленькая глупышка, ты никогда не знаешь, что говоришь… Да,., очень, очень тесна.
Он ушел в свою комнату.
Я пишу, потому что не могу спать. Я не могу спать, потому что мне страшно.
Мне так страшно перед чем-то, что надвигается на меня и чего я не могу избежать!
Жан-Батист, слышишь ли ты меня? Как мне страшно!
Часть III
Богоматерь мира
Глава 28
Париж, сентябрь 1810
Я проснулась от света, упавшего на мое лицо.
— Вставай скорее, Дезире. Вставай и одевайся скорее. — Жан-Батист стоял у изголовья, держа свечу. Потом он поставил свечу и принялся застегивать пуговицы своего маршальского мундира.
— Ты с ума сошел, Жан-Батист? Ведь сейчас ночь!
— Поторопись. Я послал разбудить Оскара. Я хочу, чтобы ребенок присутствовал.
Слышались шаги и голоса внизу. Иветт проскользнула в спальню. Она второпях надела платье и фартук горничной прямо на ночную сорочку, которую я уже не ношу и подарила ей. Сорочка доставала почти до пола.
— Я прошу тебя, поторопись! Вы поможете княгине, не правда ли? — произнес Жан-Батист с нетерпением.
— Боже мой, что произошло? — спросила я со страхом.
— Да… Или нет. Ты услышишь сама. Ну начинай же одеваться!
— Но что я должна надеть? — спросила я растерянно.
— Свое самое лучшее платье. Самое элегантное, самое изящное, понимаешь?
— Нет! Я ничего не понимаю! — Я наконец рассердилась. — Иветт, принесите мое желтое шелковое платье, которое я надевала последний раз ко двору. Ну, скажешь ли ты мне, наконец, Жан-Батист?
Но он уже покинул мою комнату. Я быстро оделась.
— Диадему, княгиня? — спросила Иветт.
— Да, диадему, — сказала я сердито. — Принесите мою шкатулку с драгоценностями, я навешу на себя все, что возможно. Раз он не говорит мне, что произошло, я не знаю, как я должна быть одета. И еще ребенка разбудил среди ночи!
— Ну, готова ли ты, Дезире?
— Если ты мне не скажешь, наконец, Жан-Батист…
— Немного румян и губной помады, княгиня, — прошептала Иветт.
Зеркало отразило мое сонное лицо.
— Румяна, пудру, живо, Иветт!
— Иди же, Дезире! Мы не можем больше заставлять их ожидать!
— Кого мы не можем заставлять ждать? Насколько я знаю, сейчас ночь. Я хочу спать!
Жан-Батист взял меня за руку.
— Теперь соберись с мыслями, девчурка!
— Но что происходит? Не хочешь ли ты быть милым и сказать мне? — спрашивала я его недовольным тоном.
— Самый серьезный момент моей жизни, Дезире!
Я хотела остановиться, чтобы заглянуть ему в лицо, но он повлек меня за руку и заставил спуститься по лестнице. Перед дверью большой гостиной Мари и Фернан подвели к нам Оскара. Глаза Оскара блестели от волнения.
— Папа, объявлена война? Папа, император приехал к нам? О, как мама нарядна!
Ребенок был одет в самый хороший костюм, и его локоны были слегка намочены и приглажены. Жан-Батист взял Оскара за руку.
Гостиная была залита светом. Были зажжены все канделябры. Нас ожидали несколько мужчин. Жан-Батист взял меня под руку и медленно двинулся вперед вместе со мной и Оскаром, прижавшимся к нему с другой стороны.
Иностранная форма, желто-голубые шарфы, звезды орденов. И молодой человек в запыленном сюртуке, высоких сапогах, сверху донизу забрызганных грязью… Его светлые волосы падали в беспорядке по плечам. Он держал в руках большую бумагу, с которой свисала печать.
Когда мы вошли, они поклонились. Настало мертвое молчание. Затем молодой человек, который держал в руках бумагу с печатью, выступил вперед. Казалось, он не слезал с коня много суток. Под глазами у него были синяки.
— Густав-Фредерик Мернер, ютландский драгун, мой любекский пленник, — сказал Жан-Батист медленно. — Я счастлив видеть вас! Я очень счастлив!
Это был тот Мернер, который беседовал с Жаном-Батистом целую ночь о будущем Северной Европы. Дрожащей рукой он подал бумагу Жану-Батисту.
— Ваше высочество…
Мое сердце остановилось. Жан-Батист оставил мою руку и спокойно, медленно взял бумагу.
— Ваше высочество, в качестве камергера Его величества, короля Карла XIII Шведского, я почтительнейше сообщаю вам, что Шведский Сейм единодушно избрал князя Понте-Корво наследником трона. Его величество Карл XIII желает усыновить князя Понте-Корво и принять его в Швеции, как любимого сына.
Густав-Фредерик Мернер пошатнулся.
— Простите, — прошептал он. — Я много дней не слезал с коня.
Пожилой человек с грудью, увешанной звездами, легко поддержал его. Мернер овладел собой.
— Разрешите представить этих господ Вашему высочеству?
Жан-Батист утвердительно наклонил голову.
— Наш посланник в Париже, фельдмаршал граф Ханс-Фредерик фон Эссен.
Пожилой человек щелкнул каблуками. У него было застывшее лицо. Жан-Батист слегка поклонился.
— Вы были генерал-губернатором Померании, вы исключительно хорошо защищали Померанию против меня, м-сье фельдмаршал.
— Полковник Вреде, — продолжил Мернер.
— Мы знакомы. — Взгляд Жана-Батиста упал на листок бумаги, который Вреде достал из высокого манжета.
