— Вот княгиня Понте-Корво, свояченица моего брата Жозефа, — сказал Наполен скучным голосом. — Князь Понте-Корво — маршал Франции.
Я поцеловала перчатку, пахнущую жасмином. Почему она выбрала жасмин? Светлые глаза ее встретились с моими. Они казались фарфоровыми так же, как и застывшая улыбка.
Когда императорская чета заняла места на тронах, оркестр заиграл вальс. Ко мне подошла Жюли.
— Прелестно, — сказала она, осматривая мой новый туалет. Она была одета в цвета Испании, и ее диадема в виде короны, конечно, съехала на сторону.
— У меня болят ноги, — пожаловалась она. — Пойдем в соседнюю гостиную, там можно сесть.
Войдя в гостиную, я увидела Гортенс. Она была в белом, как всегда была одета ее мать. Жюли бросилась на софу и поправила корону. Маленькими глотками мы пили шампанское, поданное лакеем. Я высказала вслух свою мысль:
— Интересно, думает ли она когда-нибудь о своей тетке, которая жила здесь, в Тюильри?
Жюли удивленно посмотрела на меня.
— О чем ты говоришь? Здесь при дворе ты не найдешь ни одного человека, чья тетка жила бы в Тюильри.
— Есть. Новая императрица. Она племянница королевы Марии-Антуанетты.
— Королевы Марии-Антуанетты? — повторила Жюли, и ее глаза расширились от страха.
— Да, Жюли Клари! Это была королева! За твое здоровье, дорогая, и не думай о ней больше.
Я выпила за ее здоровье. Я думала о том, что Мари-Луиза имеет большие основания ненавидеть нас.
— Скажи, императрица всегда улыбается? — спросила я у Жюли, которая видела Мари-Луизу не раз.
— Всегда. — Жюли важно кивнула. — И я воспитаю своих дочерей так, чтобы они умели делать все так, как делает она. Очевидно, принцессы должны улыбаться всегда.
Запах экзотических духов предвосхитил появление Полетт, младшей сестры Наполеона. Ее духи гораздо приятнее жасмина. Полетт обняла меня и прижалась.
— Император думает, что Мари-Луиза в ожидании, — она хохотала.
— С какого дня? — спросила Жюли смущенно.
— Со вчерашнего… — запах духов исчез. Полетт ушла.
Жюли встала.
— Нужно идти в зал. Император любит, когда его трон окружен родственниками.
Я поискала глазами Жана-Батиста. Он прислонился к окну и рассматривал толпу равнодушным взглядом.
— Не можем ли мы уехать домой?
Он взял меня под руку. Но Талейран преградил нам дорогу.
— Я искал вас, дорогой князь. Эти господа просят представить их вам.
За ним стояли несколько офицеров высокого роста в иностранной форме темно-синего цвета с желто-голубыми шарфами.
— Граф Браге, член посольства Швеции, полковник Вреде, прибывший недавно, чтобы принести императору поздравления Его величества, короля Швеции, по поводу женитьбы, и лейтенант, барон Карл Отто Мернер, прибывший сегодня утром из Стокгольма в качестве курьера с трагической вестью. Он — сын того Мернера, который был вашим пленником в Любеке, мой дорогой князь. Вы его, вероятно, помните.
— Мы переписываемся, — спокойно ответил Жан-Батист, переводя взгляд с одного из этих господ на другого. — Вы один из руководителей партии, которую в Швеции называют Партия объединения, не правда ли, полковник Вреде?
Полковник поклонился. Талейран повернулся ко мне.
— Вот видите, дорогая княгиня, с какой точностью ваш муж информирован о делах на Севере. Нужно вам сказать, что Партия объединения ратует за объединение Норвегии и Швеции.
Вежливая улыбка скользнула по губам Жана-Батиста. Он все держал меня под руку. Теперь он рассматривал Мернера. Этот человек, приземистый, крепкий, с коротко остриженными темными волосами встретил взгляд моего мужа.
— Я привез сюда очень печальную весть, князь, — сказал он. Это касается наследника трона Швеции, Его королевского величества принца Христиана Августа фон Аугустенбург, который неожиданно скончался.
Я чуть не вскрикнула, так сильно Жан-Батист сжал мою руку.
— Как это ужасно, — сказал он совершенно спокойным тоном. — Я приношу вам мои соболезнования.
Наступило молчание. Почему мы не уходим? По-видимому, нам почему-то нельзя уйти сейчас… Теперь, конечно, бездетный шведский король назначит нового наследника трона. Но нас-то это не касается…
— Выбран ли новый наследник трона? — спросил Талейран, проявляя вежливый интерес.
Я как-то нечаянно взглянула на Мернера. Он впился взглядом в Жана-Батиста. Он так смотрел на него, как будто хотел, чтобы мой муж прочел его мысли.
Господи, что они хотят от моего мужа? Жизнь покойного наследника трона его, кажется, совершенно не интересовала. У нас и так достаточно забот, мы в немилости.
Я перевела взгляд на полковника в желто-голубом шарфе, на этого Вреде, или что-то в этом роде. Он также внимательно смотрел на Жана-Батиста.
Наконец, коренастый барон Мернер заявил:
— Шведский Сейм соберется 21 августа, чтобы решить вопрос выбора нового наследника трона.
— Я боюсь, что нам пора проститься с господами, — сказала я.
Офицеры поклонились.
— Я прошу еще раз передать Его величеству, королю Швеции, мои самые лучшие пожелания и доложить ему, что я печалюсь о вашей утрате вместе с ним и со всем народом Швеции, — сказал Жан-Батист.
— Это все, что я должен передать? — уронил Мернер.
Уже почти повернувшись к двери, Жан-Батист посмотрел еще раз очень внимательно в глаза Мернеру. Тот ответил таким же взглядом.
Затем Жан-Батист также долго смотрел на графа Браге. Тому было не больше девятнадцати лет.
— Граф Браге, я думаю, что вы принадлежите к одной из самых знатных и благородных фамилий Швеции. Поэтому я прошу вас напомнить вашим друзьям и офицерам, вашим товарищам, что я не всегда был князем Понте-Корво или маршалом Франции. Я, как известно в высших шведских кругах, — якобинский генерал. А начал я простым сержантом. Одним словом, я — выскочка. Я прошу вас учесть это, прежде чем… — он глубоко вздохнул, и его пальцы опять впились в мою руку так, что мне стало больно, — прежде чем… прежде чем… чтобы потом мне никогда не бросили упрека. Никогда! И быстро: — Прощайте, господа!
Ничего особенного не было в том, что мы опять встретили Талейрана. Его карета остановилась рядом с нашей перед Тюильри. Мы готовились сесть в карету, когда я увидела, что он, хромая, подходит к Жану-Батисту.
— Слово дано человеку, чтобы скрывать мысли, мой дорогой князь, — сказал он. — Но вы, мой друг, не умеете пользоваться этим даром. Невозможно поверить, что ваши глаза скрыли от шведов ваши мысли.
— Должен ли я в данном случае напомнить бывшему епископу о том, что написано в Библии: «Пусть твое слово будет или „да“ или „нет“. Все, что добавляется, идет от лукавого». Не так ли примерно говорится в Библии, монсеньор?
