— А быть принятыми за сумасшедших тоже опасно, — добавил Талир. — Вот и едем к родителям Джантара — уж они нам поверят…
— Нет, а всё же? — повторил Ратона. — Допустим, нас остановят — и не сработают ни эти бумаги, ни наши способности. Что тогда?
— Есть ещё пистолет с иглами, взрывчатка, наконец, трофейные пулемёты! — не выдержал Талир. — Хотя почему должны не сработать наши способности?
— Мальчики, но вы же не собираетесь стрелять из этих пулемётов?! — испуганно воскликнула Фиар.
— Всё сделаем, чтобы до такого не дошло, — уже спокойнее ответил Талир. — А это — так, вырвалось…
— Хотя по нам уже стреляли, — напомнил Итагаро. — И мы ещё наверняка услышим, как будут оправдываться, что только исполняли долг! Будто жертве легче, если убийца формально прав по закону… Нет, сами мы не будем доводить дело до крайностей, но если дойдёт — с ними церемониться нечего…
— Но разве мы можем рассуждать, как они? — снова не выдержал Лартаяу. — Это им легко бросаться словами о том, как жертвуют жизнью, исполняя долг или приказ! Когда им десятилетиями никто реально не противостоял — а сейчас уже ни на что не годны ни как организация, ни как личности! И им даже проще глупо умереть, оправдав этим пустоту своей жизни! Нo нам всем — есть зачем жить! И у каждого из нас — есть те, кто хотят видеть нас живыми и здоровыми! И у нас нет права на лишний риск всем тем, что узнали, поняли, и ещё хотим узнать и понять! А жертвовать легко, когда жертвовать нечем!
— Всё верно… — согласился Итагаро. — Хотя сколько же терпеть над собой такое? Берутся спасать только здоровых, а больных оставляют на произвол племенной банды — «исполняют долг». Хватают невинного, тащат в тюрьму — «исполняют долг». Цепляются к подростку только потому, что подросток — «исполняют долг». Таскают человека по допросам за то, что делал свою работу как умел — «исполняют долг»… И если преступника хоть можно разоблачить — попробуй разоблачи «исполняющих долг»! Они же сами формально ничего не нарушают — а это, мол, просто ошиблись… А если мы тоже ошиблись — с кассетой, автобусом, — сойдёт нам так, как «исполняющим долг», или нет? Им можно застрелить кого-то по ошибке — и это ошибка, не более; а для другого ошибка в какой-то мелочи — уже преступление? Жили тысячи лет без «особо уполномоченных» с их «долгом» — и никто так не зависел от чужих ошибок… А теперь думай, как и что им представить, чтобы отнеслись благосклонно! Будто вправду — не такие же люди, а уж не знаю кто. А что бы ты ни прошёл, ни пережил, для них всегда — только подозреваемый…
— Но доходит до дела, и человек сразу теряется, — ответил Лартаяу. — Даже не из страха: смущает человеческий облик врага. А они — «при исполнении», для них люди — никто, отходы этой их службы. Вот в чём проблема…
— Не очень отвлекайся от дороги, — предупредил Герм.
— Я и не отвлекаюсь. Уже освоился с управлением, — ответил Итагаро. — Но, понимаете, для меня как раз чётко и опредёленно: люди и нелюди, личности и особи стада. Хотя тоже возможно, на словах, а дойдёт до дела — начну сомневаться. Всё же передо мной — то, что выглядит как человек. А не просто ночная тень, как там во дворе…
— Всё тот же трудный вопрос 72-го века, — напомнил Минакри. — Вернее, ещё конца 71-го. Тоже хотели видеть в них людей, равных себе…
— И всё равно в человеке сразу предполагаешь человека, — согласился Лартаяу. — Даже при всём нашем горьком опыте…
— Нет, а конкретно? — спросил Герм. — Что в случае чего будем делать? В этой как будто мирной обстановке — где, возможно, никто ничего не знает?
— Просто постараемся не доводить дело до крайности, — повторил Итагаро. — Что я пока могу сказать? Да, положение… И никому ничего не объяснишь…
— Хотя есть те, кому по закону все должны объяснять всё, — добавил Минакри. — А в ответ: это ты врёшь, хочешь их запутать. А в их руках — твоя судьба… И, однажды попробовав — не захочешь связываться ещё раз… Но что до того закону, по которому должно быть: сказал им правду — и они на твоей стороне… Он исходит не из того, что есть — а что должно быть…
На этом Минакри закончил — и больше никто ничего не ответил. Всё было понятно и без слов. Тяжесть пережитого, тяжесть их положения — казалось, отнимала всякое желание говорить. И Джантар лишь молча отвернулся к окну…
И тут он увидел — как за время разговора успел измениться вид за окном. Горные леса остались позади, и расстилалось огромное пространство ярко-зелёных, как будто пойменных лугов, лишь у самого горизонта окаймлённое голубоватыми в дымке отрогами гор… Должно быть, они уже обогнули нагорье с востока, и въехали в пределы северной, равнинной, хафтонгской части Каймира — где на их пути дальше почти до самого Керафа не было городов. Ведь дорога была проложена почти напрямик, от восточного края нагорья — к самой горловине, соединявшей пeрешеек с полуостровом; и, сомкнув ответвления к Кильтуму на востоке, и Кертаму и Фхорту на западе — сама пролегала лишь сельской местностью, если не считать нескольких небольших городов уже перед самым Керафом… Но — и ещё что смутно вспомнилось Джантару, вызвав в памяти нечёткий образ, ассоциацию? Ах да, атмосферная дымка… Это о ней он думал тогда, при просмотре записи…
И в тот же момент автобус въехал на какой-то мост или дамбу (от чего довольно ощутимо тряхнуло) — и понёсся над ярко-синей в лучах уже довольно высоко поднявшегося Эяна гладью водохранилища или озера. Кое-где над поверхностью выступали крохотные островки жёлтой почвы, почти сплошь покрытые зарослями чахлых деревьев с каким-то судорожным переплетением неестественно скрученных сразу в нескольких направлениях, почти безлиственных тёмно-серых ветвей — будто застивших в отчаянии от вечной борьбы за жизнь с враждебной средой обитания. А вокруг расстилалась спокойная водная гладь — и впереди за мостом, на серой ленте дороги, поблёскивали редкие разноцветные искорки далёких автомобилей. (И — как похоже на их собственное положение! Борьба, риск, отчаяние, возможно, трагические ошибки одних; и тут же — ровное, размеренное, далёкое от этих проблем спокойствие других…)
«И что сейчас можем решать? — подумал Джантар. — Действительно: только ехать и надеяться, что нас не остановят. И думать: что будем делать, если всё-таки…»
От этой мысли сознание вновь наполнилось тревогой. Неужели… опять предчувствие?
Ещё более встревожившись, Джантар прислушался к своим ощущениям — одновременно быстро вспоминая прежние видения в попытках найти там что-то похожее на данный момент, ситуацию — но ничего не вспоминалось. И даже напротив: он вдруг ощутил где-то глубоко, на втором плане мыслей, что-то похожее на протест против этой, уже показавшейся какой-то насильственной, заданности, предопределённости, зависимости от видений и предчувствий. Но и этот протест не мог заглушить новой внезапной тревоги…
— Опять патруль… — словно удар, прозвучал голос Итагаро. — И кажется, на этот раз останавливают нас. Правда, один из двоих — каймирец. Но второй не внушает мне доверия…
— Мальчики, спокойно, — предупредила Фиар. — Но если что, будьте готовы пристегнуться наручниками. Или не надо… Мы не знаем, нужно ли это здесь. В общем, будьте готовы ко всему…
«И тут предчувствия не обманули… Но что делать? — как-то мысленно прорвалось у Джантара сквозь грохот ударов сердца — когда Итагаро уже останавливал автобус, а Донот открывал дверь. — И на этот случай никакого видения нет…»
Теперь мгновения уже не падали каплями вечности, как тогда в подземелье — каждое растягивалось в свою, отдельную вечность, и эти вечности текли дальше параллельно одна другой… И лишь одна мысль будто отпечаталась в сознании Джантара: неужели придётся просить одного помочь… против другого?..
— Из Тисаюма? — донеслось снаружи ещё несколько мгновений спустя — и с каким-то полуоблегчением (как тогда, на набережной) Джантар понял: говорил полицейский-каймирец. — И как там сейчас? Я от одного водителя слышал такое, что трудно поверить…
— Да, что-то происходило, — ответил Донот тоже по-хафтонгски, но «взрослым» голосом (а как мог сказать иначе? Хорошо хоть, его голос не выдал малейшего волнения…). — В больнице, когда мы уезжали, была полная неразбериха. И как нам наспех оформили документы, с такими и едем…
«Ой… А наши бывшие попутчики? — новая внезапная мысль заставила будто сжаться от испуга. — Тоже вписаны туда! И если тот, второй, увидит…»
— И правду говорят, что не только детей собрали? — переспросил тот же патрульный. — Взрослых тоже? И есть даже раненые в столкновениях?
— К сожалению, похоже на правду, — ответил Донот. (И тоже: как было ответить иначе в присутствии того, второго? Вдруг тот понимал по-хафтонгски?) — Хотя сам я раненых не видел. А взрослые до 30 лет — как будто были…
