— Угу, — перебил он.
— Угу?
— Простите.
— Понимаю, это все вас расстраивает, — проговорила Райбис. — Обед испорчен, а вы… не знаю даже. Ну вот надо же мне было оставить таблетки! С ними я бы не… — Она умолкла. — В следующий раз возьму, обязательно. А это один из немногих альбомов Фокс, которые мне нравятся. Тогда она была чудо как хороша, правда?
— Да, — процедил он.
— Линда Бокс, — сказала Райбис.
— Что?
— Линда-боксерша. Мы с сестрой так ее называли. — Она неловко улыбнулась.
— Возвращайтесь в свой купол, пожалуйста.
— О… Ну что ж… — Райбис пригладила волосы дрожащей рукой. — Вы меня проводите? Боюсь, я уже не смогу вернуться самостоятельно. Я на самом деле ослабла. И мне на самом деле плохо.
Он подумал: ты хочешь забрать меня с собой. Вот и все. Не больше не меньше. Одна ты не уйдешь; ты заберешь мою радость. И знаешь это. Знаешь не хуже, чем название своего лекарства; и ненавидишь меня точно так же, как лекарство, медслужбу и саму болезнь — одна сплошная ненависть ко всему и вся под этими двумя солнцами. Я тебя понимаю. И вижу, чего ждать. Да все уже и началось.
И, подумал он, я тебя не виню. Но буду держаться за Фокс; Фокс тебя переживет. И я тоже. Тебе не рассеять светоносный эфир, оживляющий наши души. Я буду держаться за Фокс, а Фокс стиснет меня в объятиях и не отпустит. И никому нас не расцепить. У меня десятки часов ее записей, аудио и видео, и эти записи не для меня одного, они для всех. Думаешь, тебе по плечу такое загубить? Пытались уже. Сила слабых несовершенна; в конце концов она терпит поражение. Отсюда ее имя. Неспроста мы называем ее слабостью.
— Сентиментальность, — сказала Райбис.
— Ну да, — насмешливо подтвердил Макуэйн.
— Еще и подержанная.
— И путаные метафоры.
— В ее текстах?
— Нет, в моих мыслях. Когда меня выводят из себя, я начинаю путать…
— Позвольте вам кое-что сказать. Раз моя цель — выжить, то мне нельзя быть сентиментальной. Нужно быть очень твердой. Простите, если разозлила вас, но такие уж дела. Это моя жизнь. Когда-нибудь вы тоже можете оказаться на моем месте и вот тогда-то все поймете. Доживите до этого и потом уже судите меня. Если еще до такого дойдет. Ну а то, что вы тут крутите в своей аудиосистеме, — дерьмо. Для меня оно и должна быть дерьмом, понимаете? Можете забыть про меня, отослать назад в мой купол — там мне, наверное, и место. Но если нас с вами хоть что-то связывает…
— Ладно, — сказал он. — Понимаю.
— Спасибо. Можно мне еще молока? Убавьте звук, и закончим обед. Идет?
Макуэйн изумленно пробормотал:
— Так вы все равно будете…
— Всех существ — и видов, — что отказывались от еды, давно уж нет с нами.
Она кое-как уселась, цепляясь за стол.
— Я вами восхищаюсь.
— Нет, — возразила девушка. — Это я вами восхищаюсь. Вам тяжелей. Я знаю.
— Смерть… — начал он.
— Это не смерть. Знаете, что это такое? В сравнении с тем, что доносится из вашей аудиосистемы? Это жизнь. Молока, пожалуйста. Мне очень надо.
Доливая ей молока, он заметил:
— Эфира вам все-таки не рассеять. Даже светоносного.
— Ага, — согласилась она, — его ведь не существует.
Из центра снабжения Райбис прислали два парика, поскольку химиотерапия систематично уничтожала ее волосы. Ей больше нравился светлый.
В парике она выглядела не так уж плохо, но в ее манеры вкралась некая брюзгливость. Из-за упадка сил — вызванного, как подозревал Макуэйн, не столько болезнью, сколько лечением, — у нее уже не получалось содержать купол в порядке. Навестив ее как-то раз, он был шокирован увиденным. Тарелки, кастрюли, сковородки и даже стаканы с испорченной едой, повсюду раскиданы вещи, всякий хлам… Встревожившись, он сам принялся за уборку и вдруг, к своему крайнему смятению, обнаружил, что весь купол пропитался неким запахом — сладковатым душком болезни, комбинированных медикаментов, испачканной одежды и, что хуже всего, стухших продуктов.
Макуэйну даже негде было присесть, пока он не расчистил себе место. Райбис лежала на кровати в полиэтиленовом халате, открытом сзади. Впрочем, она по-прежнему управлялась с электронным оборудованием: счетчики показывали полную активность. Ей пришлось прибегнуть к дистанционному программатору, который обычно берегли для экстренных случаев; она разместилась полусидя на кровати в компании программатора, журнала, миски с хлопьями и нескольких флаконов с лекарствами.
Макуэйн снова заговорил с ней о возможности эвакуации. Райбис не поддалась ни на йоту и отказалась покидать свой пост.
— В больницу не поеду, — сказала она, и для нее дискуссия была закончена.
Позднее, вернувшись — наконец-то! — к себе в купол, он взялся за дело. У крупной ИИ-системы — Плазмы Искусственного Интеллекта, — отвечавшей за решение важных проблем для звездных систем в их секторе галактики, имелся некий объем свободного времени, который за деньги предоставлялся частным лицам. Макуэйн вбил соответствующую заявку и отправил в систему всю сумму в финансовых кредитах, накопленную за последние месяцы.
С Фомальгаута, где дрейфовала Плазма, пришел положительный ответ. Техники, контролирующие нагрузку системы, согласились продать ему пятнадцать минут ее времени.
С такими расценками ему пришлось думать, как ввести данные в Плазму быстро и грамотно. Макуэйн поведал ей, кто такая Райбис, — и это дало системе полный допуск к ее досье, включая психологический профиль; далее он сообщил, что его купол находится ближе всего, рассказал о ее неистовой воле к жизни и отказе увольняться или даже покинуть станцию. Он приложил голову к считывателю психотронной информации, чтобы Плазма могла черпать непосредственно из его мыслей, имея доступ ко всем его подсознательным, периферийным ощущениям, догадкам, сомнениям, идеям, тревогам и потребностям.
— Ответ будет через пять дней, — доложила техгруппа. — С учетом большого расстояния. Ваш платеж принят и зафиксирован. Конец связи.
— Конец связи, — пробормотал помрачневший Макуэйн. Он потратил все, что у него было. Все, чего он стоит, ушло в вакуум. Но в решении проблем Плазма была последней инстанцией. КАК МНЕ ПОСТУПИТЬ? — спросил он систему. И через пять дней получит ответ.
За эти пять дней Райбис сильно сдала. Она все еще готовила себе сама, но ограничивалась, похоже, одним и тем же блюдом — высокобелковыми макаронами, посыпанными тертым сыром. Однажды Макуэйн застал ее в темных очках. Теперь она не хотела показывать своих глаз.
— Больной глаз совсем взбесился, — бесстрастно проговорила она. — Закатился в глазнице, как шторка на окне.
Вокруг нее на кровати были разбросаны капсулы и таблетки. Повертев в руках полупустой флакончик, Макуэйн увидел, что она принимает один из самых сильных анальгетиков.
— Это вам медслужба прописала? — с удивлением спросил он. Неужели ей настолько больно?
— Знакомый передал, — сказала Райбис. — Из купола на CY30 VI. Через доставщика.
— Эта штука вызывает привыкание.
— Еще повезло, что я ее раздобыла. Вообще-то мне не положено.
— Знаю.
— Чертова медслужба. — В голосе девушки неожиданно прорезалась мстительность. — Боже, пока у них дойдет до рецепта, а уж тем более до доставки лекарств, от тебя остается только урна с пеплом. Ну и какой им смысл что-то выписывать урне с пеплом? — Она приложила руку к голове. — Извините; мне лучше надевать парик, когда вы здесь.
— Не обязательно.
— Принесете мне кока-колы? Успокаивает желудок.
Он достал из холодильника литровую бутылку колы и наполнил стакан. Сначала пришлось его помыть: чистых в куполе не нашлось.
В изножье ее кровати примостился телевизор стандартного образца. Он что-то не переставая бубнил, хотя его никто не смотрел и не слушал. Макуэйн припомнил, что телевизор работал и в прошлые его визиты, даже ночью.
Возвратившись в свой купол, он почувствовал громадное облегчение, словно с него сняли некую постылую ношу. Даже то, что его с Райбис разделяла теперь физическая дистанция, наполняло радостью и окрыляло. Как будто, подумал он, рядом с ней я становлюсь таким же. У нас одна болезнь на двоих.
Слушать Фокс настроения не было, поэтому он поставил Вторую симфонию Малера, «Воскресение». Единственная симфония, оркестрованная для ротанговых инструментов, подумалось ему. Тот же рут, похожий на маленькую метелку; такими играют на больших барабанах. Как жаль, что Малер не дожил до педали «вау-вау»[24] от «Морли» — мог бы ведь использовать в какой-нибудь длинной симфонии.
Едва вступил хор, музыка оборвалась; купольную аудиосистему заглушил входящий сигнал.
— Передача с Фомальгаута.
— К приему готов.
— Пожалуйста, используйте видеорежим. Десять секунд до начала.
