Президент Вильсон, выражая возмущение всего американского народа, дал указание своему представителю в Берлине, Джеймсу У. Джерарду, обсудить переселение бельгийцев с канцлером Германии. «Бельгийцы вовлечены в производство снарядов, что противоречит правилам ведения войны и Гаагским конвенциям», – сказал Джерард канцлеру. «Я так не считаю», – ответил канцлер. «Мой автомобиль стоит у входа, – парировал Джерард. – За четыре минуты я довезу вас до фабрики, где тридцать бельгийцев делают снаряды». Канцлер отказался куда-либо ехать.
16 сентября прибывшие на Восточный фронт турецкие солдаты отразили химическую атаку русских войск. В тот же день в Камбре на Западном фронте Гинденбург отдал приказ о сооружении за линией фронта «полустационарного» оборонительного рубежа глубиной 10–50 километров. Так называемая линия Гинденбурга представляла собой глубоко эшелонированный укрепрайон, призванный не позволить штурмовым войскам Антанты прорваться к бельгийской или германской границе. Тогда же, 16 сентября, на Западном фронте погиб 32-летний американский лейтенант Дилвин Парриш Старр, служивший в британском гвардейском полку. Он родился в Филадельфии, учился в Гарварде, в 1914 г. вступил в армию, был водителем «скорой помощи» во Франции, британского бронеавтомобиля на Галлиполи, затем его перевели в британский гвардейский полк, в котором он воевал на Сомме. Старр – один из 32 000 американцев, которым удалось обойти все пункты устава, не позволявшие им служить в британской армии. Среди многих положений о тех, кого «нельзя принимать на срочную или сверхсрочную службу ни при каких обстоятельствах», им удалось обойти даже главное – «об иностранцах».
В наступлении 16 сентября участвовал рядовой Генри Фарр. Он отказывался идти к окопам на передовой, твердя: «Я этого не вынесу». Несмотря на крики и сопротивление, его насильно тащили к окопам. Вырвавшись, он побежал в сторону тыла. Он воевал с 1914 г. и незадолго до 16 сентября выписался из госпиталя, где лечился от контузии. Военный трибунал приговорил его к смертной казни за трусость [144].
17 сентября на Салоникском фронте французско-русские войска вновь захватили Флорину, выбив из нее болгар. На следующий день болгары вынудили сербов покинуть занятую ими 2300-метровую вершину Каймакчалан. Через две недели сербам удалось укрепиться на двух вершинах горы Нидже на границе между Грецией и Македонией.
17 сентября в тылу у турок немецкая авиация уничтожила два британских гидроплана, атаковавшие базу Эль-Ариш, затем самолеты улетели на восток через пустыню Беэр-Шева. Как того и требовал Гинденбург, основной удар Центральных держав был направлен на Румынию.
26 сентября армия Фалькенхайна по перевалу Турну-Рошу проникла на территорию Трансильвании, захватила город Сибиу (Германштадт) и взяла в плен 3000 румынских солдат. Уже через месяц после вступления Румынии в войну надежды румынских властей на присоединение населенных этническими румынами земель рухнули. 1 октября немцы дошли до Петрошани, тесня румын к их же границе. Спустя неделю румын выбили из Кронштадта (Брашов), затем через Южные Карпаты отбросили к самой румынской границе. 13 октября румынские войска через Бран отошли к селу Рукер, уступив неприятелю еще 10 километров румынской территории.
К середине октября судьба Румынии висела на волоске. 19 октября армия Макензена прорвала линию обороны в Добрудже и через три дня вошла в портовый город Констанца, заполучив тем самым большие запасы нефти и зерна. Спустя месяц на Трансильванском фронте лейтенант Роммель отличился во время захвата 1200-метровой высоты Лескулиу.
Вопреки всему Германия чувствовала себя все увереннее в войне с Британией. 2 сентября 16 сухопутных и флотских дирижаблей вылетели для нанесения совместного удара по Восточной Англии. Это было самое широкомасштабное внезапное нападение за всю историю Первой мировой войны. Десять дирижаблей успешно пролетели над Северным морем и добрались до Лондона около полуночи. Один из них, после того как он сбросил бомбы, преследовали британские самолеты, и ему пришлось лететь под плотным огнем зенитной артиллерии. Над Каффли в Хартфордшире дирижабль был сбит лейтенантом Робинсоном, став первой жертвой зажигательных пуль. Охваченный пламенем, он упал на землю. Тысячи британцев, собравшись на крышах и улицах, следили за этим зрелищем.
Дирижабль пылал так ярко, что его было видно на 60 километров южнее, в Райгете. «Лондонцы долго ждали, когда им удастся увидеть нечто подобное, – пишет историк «цеппелинов» Рей Риммель, – и теперь наслаждались каждым мгновением». Когда люди выбежали на улицы, началось настоящее столпотворение. Лондонцы пели, хлопали в ладоши, издавали радостные возгласы, так что эхо гуляло по крышам. В толпе громко запели «Боже, храни короля», дети и женщины танцевали на улицах. К этой какофонии примешивался визг трамваев и рев фабричных гудков. Взбудораженные родители стояли у окон, держа на руках детей, чтобы они могли видеть происходящее. И у многих впечатления от тех давних событий не угасли и через шестьдесят лет».
По словам Риммеля, «невозможно было отвести взгляд от охваченной огнем громадины, на несколько секунд зависшей на высоте 3,5 километра. Затем нос дирижабля накренился, и он ушел в пологое пикирование. Едкий запах жженой ткани и дерева еще долго витал в воздухе после того, как огромное разбитое судно скрылось из виду». 10-летний Генри Туттл тоже был свидетелем происшествия. «Мы окрыли дверь и увидели его, – вспоминал он потом. – Это было потрясающее зрелище. Дирижабль был похож на серебряную сигару, и казалось, что он очень медленно плывет по воздуху. Толпы людей вышли на улицы, и тут ни с того ни с сего прямо из «цеппелина» начали вырываться языки пламени [145]. Затем он переломился пополам и превратился в бесформенное горящее пятно. Просто невероятное зрелище: люди радостно кричали, танцевали, пели. Кто-то заиграл на волынке. Итальянец из нашего дома шел посреди улицы, выкрикивая прямо в небо что-то на родном языке и размахивая засапожным ножом. Все дети (я был одним из них) следовали за ним туда и сюда, создавая безудержную веселую суматоху. Какое все-таки было зрелище, я никогда его не забуду. Потом в школе нам рассказывали, что «цепп» сбил лейтенант Робинсон из Королевского летного корпуса».
В момент своего триумфа лейтенант Уильям Лиф Робинсон из Королевского летного корпуса в знак победы выпустил красную и зеленую сигнальные ракеты. Огромная толпа, наблюдавшая за уничтожением дирижабля, поняла этот знак и разразилась одобрительными возгласами. Робинсона наградили Крестом Виктории, и это единственный случай, когда такая награда была вручена за подвиг на территории (или над территорией) Британии. Это, несомненно, задело британских летчиков на Западном фронте. «Уж лучше схлестнуться с таким воздушным шариком, чем с парочкой немецких летунов», – заявил один из них. Но сама по себе победа Робинсона подняла боевой дух британцев. Огромная толпа, собравшаяся перед Виндзорским замком, где король Георг V вручил Робинсону Крест Виктории, приветствовала лейтенанта громкими криками.
Через двое суток после гибели дирижабля 10 000 человек выехали со станции Кингс-Кросс к месту его падения, чтобы увидеть все собственными глазами и взять что-нибудь на память об этом событии. 16 погибших членов экипажа лежали в гробах в местной церкви. Девочка, заглянувшая внутрь сквозь замочную скважину, видела, как полицейские, словно мячами, перебрасывались над гробами немецкими шлемами. Вскоре на кладбище Поттерс-Бар состоялись воинские похороны, на которых горнисты из Гренадерской гвардии протрубили погибшим вечернюю зарю. Это угнетающе подействовало на лондонцев, потрясенных бомбардировкой и гибелью людей. Немцы сбросили на город 371 бомбу, четыре человека были убиты.
2 сентября Лиф Робинсон стал национальным героем Британии. Через две недели герой Германии барон Манфред фон Рихтгофен вошел в легенду, сбив над Западным фронтом свой первый самолет. До этого он уже участвовал в боевых вылетах и бомбардировках русских воинских частей и железнодорожных узлов на Восточном фронте. Однажды в воздушном бою он столкнулся с младшим лейтенантом Лайонелом Морисом и его наблюдателем лейтенантом Т. Ризом. «Англичанин петлял и делал резкие развороты, маневрируя зигзагом, – писал Рихтгофен после этого боя. – А я думал об одном: во что бы то ни стало сбить этот самолет. И вот наконец-то настал подходящий момент для атаки. Противник, похоже, потерял меня из виду. Прекратив петлять и разворачиваться, он теперь летел по прямой. Благодаря маневренности своего самолета я за доли секунды зашел ему в хвост. Я стрелял короткими очередями с такого расстояния, что боялся в него врезаться. Увидев, что пропеллер британского самолета перестал вращаться, я вскрикнул от радости. Ура! Я разнес его двигатель на куски. До своих ему никак не дотянуть, значит, придется идти на посадку».
