видел его ни разу с тех пор, как очнулся. Может, он свалил в свой сраный Горизонт, или еще куда. Может, как и ты собрал свою команду или к Койотам вернулся. А может, вышел за стену и пустил пулю себе в лоб. Я не знаю! Он не лучше тебя, Клайд. Все вы… – он отвернулся, – дерьмо редкостное. Не знаю, как не разглядел этого прежде.
Я этого не ожидал.
«Как же так? Куда мог уйти Хирург? Как мог бросить Джима?». Это не укладывалось в голове. Даже несмотря на все это беспробудное пьянство, Хирург бы не поступил так. Скорее, он бы вытащил Джима из этого омута. Но он ушел, оставив его одного на произвол судьбы. Зато теперь стало ясно, почему здесь такой бардак. Джим остался один блуждать по коридорам вымершего штаба. Брат погиб, я и Хирург ушли. Остался только он один. Человек, которому некуда идти. Запертый в плену воспоминаний и призраков. Что еще ему оставалось, как не пить? Конечно, он мог все резко изменить. Начать собирать новую команду, продать штаб и начать новую жизнь или связаться со мной. Но мне ли не знать, как сложно было сделать первое. Второе не позволяла сделать память о брате и Грешниках. А для третьего Джим был слишком горд, наверное. Вот ничего и не менялось, словно один и тот же день растянулся на бесконечно долгое время. От этих мыслей защемило в груди.
– Прости, – проговорил я. – Я не знал.
– Откуда же тебе было знать, Клайд? – он вновь повернулся ко мне, и в его глазах блестели обида и злоба. – Ты же был слишком занят своей новой командой и новой подружкой. Тебе не нужно было этого знать до сегодняшнего дня, когда появились проблемы.
Я хотел сказать, что он сам выгнал меня, но не стал. Я чувствовал вину, тяжелым грузом упавшую на мои плечи. Я не должен был бросать Джима. Даже после его угроз и обвинений. Я должен был остаться с ним.
«Что же я наделал?!».
– Зато теперь ты все знаешь, – продолжал он, – Так что здесь, как видишь, тебе ловить нечего. Уходи, Клайд, разбирайся сам со своими проблемами. Или мне все же стоит исполнить свое обещание и пустить тебе пулю в лоб?
Это Джиму, а не мне, нужна была помощь. Ему нужен кто-то близкий рядом. Кто-то, кто выдержал бы его скорбь, кто смог бы указать путь вперёд, к свету. И все, может, сложилось бы иначе. Но, конечно, он никогда в этом не признается. Ему проще гнать всех прочь, огрызаться, словно лютому волку. Но, как и волки, Джим – стайный зверь. Ему сложно быть одному. И каким бы сильным он не был в команде, без нее он слаб. Я видел это в его глазах. Его душа болела, словно оголенный нерв.
– Пойдем отсюда, – сказал я вдруг, – пошли отсюда, к черту, Джим.
– И куда же? Приглашаешь меня в свою новую, успешную команду? – он издал неприятный, хриплый смешок.
– Пойдем, куда угодно. Но тебе не стоит больше оставаться здесь. Здесь всё мертво.
– Для тебя, может, и так, Клайд. Но я здесь живу. Здесь мой дом.
– Больше нет. Мне тоже сложно было принять это, Джим, но Грешников больше нет. Оглянись. Теперь это склеп.
– Лучше замолчи, Клайд. Заткнись и проваливай в свою новую, прекрасную жизнь.
– Но ты же еще жив, Джим. Не хорони себе вместе с ними!
– Я сказал, проваливай, Клайд! – закричал Джим.
– Очнись же, мать твою! – закричал я в ответ, не в состоянии больше держать все это внутри. – Он умер, Джим! Пастыря больше нет! Он мертв!
Обуреваемый неконтролируемой злобой Джим закричал, скорее, даже взвыл, как раненый зверь, и бросился через стол на меня. Я не ожидал этого, не успел среагировать. Он кинулся на меня и повалил на пол.
– Я убью тебя, Клайд, – зарычал он, брызжа слюной мне в лицо. – Убью!
Он размахнулся и нанес удар, который угодил мне в левую скулу и был достаточно сильным, чтобы в глазах заплясали разноцветные круги. Однако, я смог схватить его руку прежде, чем получил второй. Попытался скинуть его с себя, но Джим крепко вцепился левой рукой в ворот моей куртки, и мы покатились по полу, давя стекла.
Сумев рывком высвободить правую руку, Джим вцепился мне в горло и принялся душить. Однако, в этот раз я оказался сверху и, упершись ногами в пол, стал подниматься, отстраняясь от него. Затем сжал пальцами его запястье и сумел развести руки Джима в стороны. Тогда он, зарычав от злобы, извернулся, согнул в колене правую ногу и, резко распрямив ее, ударил мне в живот. Удар был настолько сильным, что меня отбросило назад. Я упал спиной на стол, перекатился через него и, рухнув на пол, свернулся в позе эмбриона. Все внутренности пронзило длинными иглами боли, проходящими насквозь через мое тело. Он врезал мне своим механическим протезом, что заметно усугубило эффект от и без того не слабого удара.
– Я убью тебя, Клайд! – ревел он неистово.
Я слышал, как он поднимается, как движется ко мне, тяжело стуча своим протезом об пол, но не мог разогнуться, настолько сильна была боль.
Джим схватил меня за плечи и резко дернул вверх. Я оказался на коленях, Джим – за моей спиной, и его руки сцепились на моей шее в удушающем захвате. Его лицо оказалось возле моего левого уха. В нос ударил тошнотворный запах перегара.
– Убью тебя, суку, – хрипел он, сдавливая мою шею.
Пересиливая боль, я уперся сначала правой ногой в пол, затем левой. Потом резко выпрямил их, подавшись корпусом назад, и мы с грохотом врезались в стойку с мониторами за спиной Джима. Но, несмотря на мощный удар, он не расцепил своей хватки. Я начинал задыхаться, в глазах темнело. Тогда я подался всем телом вперед, и мы, в очередной раз рухнув на многострадальный тактический стол, перекатились через него и снова оказались на полу, разбрасывая в стороны стулья.
Лишь на мгновение почувствовав, как ослабла хватка Джима, я тут же предпринял
