Влэд тяжело дышал, видимо, он бежал, лицо было красное, щеки впали. Гу б не было, даже ниточки от них не осталось, – куда они делись, как могли сжаться до полного исчезновения? Он был одет в рабочий комбинезон, который пятна засохшей краски делали похожим на разноцветный клоунский костюм.
– Отпустите девочку, – проговорил Влэд тихим, едва справляющимся с волнением голосом.
– Ты чего, дебил? – проговорил Бен с переднего сиденья. – Отвали отсюда, тебе чего надо?
– Девочку отпустите, – снова проговорил Влэд, напирая животом на радиатор «Бьюика», как будто он боролся и с этой железной махиной.
– Ты что, сдурел? Ты из какой психушки сбежал? Ты кто такой? – продолжал орать Бен, и по тому, как покраснела его шея, как набычился собранными кожаными складками затылок, Элизабет поняла, что Бен взбешен. По-настоящему взбешен. А еще Элизабет заметила, как Джина положила свою ладонь на запястье мужа и погладила его.
– Это он, – проговорила она негромко, но Элизабет услышала.
– Кто он? – не сообразил сразу Бен. – Кто он? – повторил он еще яростней. – Да кто бы ни был, я сейчас ему всю морду расплющу.
– Это он, – повторила негромко Джина и снова провела пальцами по запястью Бена – то ли успокаивая, то ли предостерегая.
И кажется, до Бена дошло. Он замолчал, задумался.
– Ну да, – наконец произнес он, но уже без прежнего напора, – как я сразу не догадался?
А потом он резко повернулся к Элизабет всем телом, дернул правой рукой, видимо, переключая скорости, и «Бьюик», взревев, снова рванул с места. Но на сей раз не вперед, а в противоположную сторону, назад.
– Козел! – Элизабет видела, как шевелились губы Бена, выплевывая ярость, ругательства, все вперемешку. – Сучонок! Так он нас и остановил, хорек! Так мы ему и дались!
На Элизабет он теперь не обращал никакого внимания, будто и не видел вовсе, будто ее и не было рядом.
Расстояние между Влэдом и машиной было уже ярдов тридцать, он бежал, взмахивая руками, бежал быстро, но расстояние только увеличивалось.
– Там есть объезд, справа, – раздался женский голос. – Давай Бен, еще немного. Там, поворот направо, по нему объехать можно.
Джина тоже обернулась, тоже всем телом, и тоже не смотрела на Элизабет, казалось, не замечала ее. Она была напряжена, лицо разом обострилось, стало как бы мельче и казалось усталым, осунувшимся. И почему-то уже не таким красивым.
Снова толчок, теперь уже назад, снова неожиданно сильный, прижимающий, вдавливающий в сиденье. Элизабет заметила только, как дернулось, резко подалось тело Джины, как она выбросила руки, пытаясь удержаться, не вылететь со всего размаха на заднее сиденье. Машина накренилась, потом все же поймала колесами полотно дороги и встала как вкопанная.
– Шит, – выругался Бен. – Он же номера наверняка запомнил. Шит! – И двумя руками одновременно с силой ударил по ободу руля.
– Да, – проговорила Джина, – как же я не подумала? Это нехорошо. Ну и что делать?
– А что делать? – Бен снова выругался. – Мозги ему выбить, чтобы не помнил ничего.
– Ты чего, Бен, сдурел? Этого еще не хватает. Нам не надо светиться.
– Да я знаю. – Он снова ударил двумя ладонями по рулю, снова выругался. – А что же делать? Ты представляешь, что с нами теперь будет?!
Они оба там, на переднем сиденье, абсолютно забыли про Элизабет.
Гна понимала, что что-то не так, неправильно, что происходит то, чего не должно происходить. И разумом и инстинктом она теперь знала, что эти люди – чужие, злые, опасные, что они ошибка, ее ошибка. Что у них, оказывается, была цель, умысел, был план с самого начала, с самой первой встречи.
Надо бежать. Выскочить из машины и бежать сломя голову подальше от них. Но она не может, она ничего не может! Она вдруг ощутила себя маленькой, беспомощной, бессильной игрушкой, которую можно сломать, выкинуть, покалечить. Совершенно бессильной.
Они так и сидели в машине, но недолго: полминуты, может, минуту. Влэд еще только приближался, а Джина уже кричала ему:
– Видишь, она не хочет оставаться с тобой! Видишь, не хочет. Она хочет ехать с нами. Потому что ты старый, поганый козел со старым, поганым, плохо стоящим членом. – В ее голосе разом появилась резкость, даже визгливость. «Так, наверное, кричат в Оклахоме на кукурузных фермах», – успела подумать Элизабет.
До машины оставалось совсем немного, ярдов десять, и Влэд перешел на шаг, пытаясь восстановить сбившееся дыхание.
– Отпустите девочку, – повторил он тяжело дыша, а потом снова: – Отпустите ее. Дайте ей уйти.
– Кто ее держит? – закричал Бен. – Пусть идет, если хочет. Просто ты ей не нужен, хорек, она хочет трахаться со мной, ей понравилось, и она хочет со мной. Она вообще сладкая, знаешь, когда я в нее вставлял, она так… – Но он не договорил. Тело Влэда метнулось, видно было, как вспухла, напряглась каждая жилка – на лице, шее, руках. Оказалось, что он уже совсем рядом, Элизабет лишь успела сжаться, втянуть голову в плечи…
Она так ничего и не увидела, только услышала громкий хлопок, потом успела заметить, как судорожно дернулись плечи Бена, видимо, он схватился за лицо руками. Когда он оторвал их, ладони были мокрыми и красными. Слишком красными, неестественно красными – алыми.
– Ах ты гад! – закричал Бен и, опершись двумя руками: одной – в сиденье, другой – в ребро двери, – поднял свое крепкое тело в воздух, уже там, в воздухе, взмахнул ногами, и вот так, одним движением, перескочил через дверцу кабриолета.
Он уже стоял на земле, уже замахивался, его рука уже летела в голову Влэда, который казался маленьким, ничтожным, беспомощным по сравнению с атлетическим Беном. Но рука не долетела.
Как «кикер» на футбольном матче – с разбега, основательно занося ногу для замаха, прицельно, расчетливо, с оттяжкой, выбрасывая ее далеко вперед, добавляя по ходу носком ступни, – врезается в мяч, так и нога Влэда врезалась в Бена. Элизабет не видела, куда именно врезалась, но догадалась. Потому что Бен тут же бесшумно, без криков, стонов, даже без лишних движений перегнулся вдвое, а потом, скрюченный, завалился на бок и лишь перекатывался там, в пыли – на спину, потом назад, на бок, потом снова на спину. Он так и не произнес ни слова, только катался по асфальту, сжимая обеими руками низ живота.
Влэд склонился над ним: желваки на его скулах заметно ходили, кулаки сжаты, тело подобралось, как пружина, как сдавленная стальная спираль. Так нависают боксеры над соперником, только что отправленным в нокаут. «А вдруг он начнет подниматься?» – думают они, готовясь к следующему сокрушительному удару.
В принципе, лежащий, подогнувший под себя коленки Бен был полностью беспомощен. Влэд мог двинуть ему ногой, отбить почки, разбить лицо, он мог забить его до полусмерти. Элизабет застыла. Секунды растягиваясь, удлиняясь, тащили одна другую, и ничего не происходило.
