так, как ребёнок знает, что его ждёт мать. Мать знает, что её ждёт и любит ребёнок. И вот у каждого человека, у кого есть вот такая Дуся — пусть это и не родная мать, — это, по сути, и есть то место силы, откуда идёт вот этот поток жизненной энергии.
Поэтому Дуся у меня всегда будет на первом плане. Даже невзирая на всех остальных. Остальные — опционно. Да, есть ещё родители у Мули, отчим и так далее, какие-то там друзья, та же Белла… Но на них всех я буду теперь смотреть по ситуации.
Я принял такое непростое решение и словно гора свалилась у меня с плеч.
Дышать стало легко-легко.
И когда вернулись мои надутые коллеги, мне было абсолютно всё равно на их косые взгляды. И на их подчёркнутый игнор.
А вот якутские украшения он не сняли…
К Тамаре Захаровне, начальнице отдела, я заходил с более пасмурным настроением, чем было с утра.
— Здравствуй, товарищ Бубнов, — улыбнулась она мне, явно ожидая подарков. — Ну, как там отпуск? И не загорел ты что-то, как был бледный, так и остался.
— Да потому что я в Якутию ездил, — ответил я. — А там, сами понимаете, отнюдь не крымский климат.
Тамара Захаровна рассмеялась.
— А это вам. — Я положил перед ней на стол красиво упакованную коробочку.
— Что это? — заинтересовалась она.
— Это якутские украшения из оленьей кости.
Тамара Захаровна торопливо полезла в коробочку и вытащила красивый браслет.
— Ах, какая прелесть! — заахала она, примеряя себе на руку.
— Вам идёт, — подольстил ей я.
— Мне всё идёт, — с неуклюжим кокетством ответила она.
Затем посмотрела на меня поверх очков, прищурилась и сказала:
— Муля, я хотела тебе сказать одну важную вещь. Отнесись к моим словам со всей серьёзностью. Имей в виду, что сейчас готовится большая провокация, и, скорее всего, тебя могут крупно подставить. Так что потом будет даже служебное расследование. Поэтому все бумаги, которые тебе дают на подпись по твоему проекту, сам не подписывай, а согласовывай со мной сначала. Ты меня понял?
— Понял, — кивнул я.
— Вот и прекрасно.
Перекинувшись ещё парой ничего не значащих фраз, я вышел из кабинета.
Шёл по коридору и думал: что это было? Тамара Захаровна вдруг прониклась заботой обо мне? Или же наоборот?
Вечером, уже дома, я спросил у Дуси, как там Алёша и Анфиса.
Дуся сразу же напустила на себя вид, что она вообще не при делах. Но по её хитрым глазам я прекрасно видел, что она в курсе дела. Бьюсь об заклад, что она туда каждый день бегает. Если и не дважды.
Я повторил вопрос (мне не трудно).
Дуся пожала плечами и не ответила. Повисло молчание, которое затягивалось. Затем она первая не выдержала и недовольно фыркнула, но всё же выдавила из себя:
— Нормально.
— Точно нормально? — переспросил я. — Ничем помочь там не надо? Это же мои брат и сестра. Родные. Я вот что думаю… скоро ведь приедет Йоже Гале, и, возможно, надо ему заранее заказать для детей что-то из одежды. Вот только я не понимаю, что именно нужно? Может быть, ты бы поговорила с Надеждой Петровной, и вы бы составили список?
Глаза у Дуси полыхнули интересом.
— Да, конечно, мы поговорим!
И после этих слов информация из Дуси полилась потоком. Лавиной. В общем, в семье Адияковых сейчас большой конфликт. Надежда Петровна с Павлом Григорьевичем крепко поссорились и не разговаривают. Точнее, при детях они разговаривают и делают вид, что всё хорошо, но при этом спят в разных комнатах и по возможности переругиваются.
— А что же случилось? Из-за чего они поссорились? — спросил я, чтобы прервать Дусин водопад подробностей.
— Да вот Надежда Петровна записала их в музыкальную школу. Анфису на скрипку, а Алёшу на фортепиано…
— Ну так это же хорошо, — посмотрел я на Дусю.
— А вот Павел Григорьевич категорически против. Он говорит, что дети не ещё адаптировались, они не знают русского языка, и как они будут там, в музыкальной школе. Это будет большая проблема.
— Да почему же проблема? — удивился я. — Всё равно их кто-то туда же будет водить: та же Надежда Петровна, или ты, или ещё кто-нибудь, может, наймут они помощницу. И в принципе основные слова можно им переводить. Дети же очень быстро привыкают. А как они социализируются, если их постоянно держать в закрытой квартире и не давать им общаться со сверстниками?
Дуся задумалась, затем медленно кивнула.
— Я тоже так думаю. Но Адияков упёрся, и всё.
— Я поговорю с ним, — сказал я.
— Это было бы замечательно! — расцвела Дуся и тут же наябедничала: — А ещё прибегал Миша Пуговкин. Но тебя не застал и просил тебе не говорить, что он прибегал.
— Да? Что он хотел? — я отмахнулся, потому что после той ситуации на Котельнической, когда его жена не захотела взять детей, я как-то поменял своё мнение по отношению к их паре.
— Да, вот он тебя лично хотел увидеть, но я так поняла, что он переживает за жену.
— А что там опять не так с его женой?
— Да то, что она не захотела взять детей, и он теперь… — Дуся сбилась.
— И он абсолютно прав, — сказал я. — Я, например, это воспринял как обиду. И я считаю, что, проживая в моей квартире, взять детей на один-два дня, сделать для меня услугу… это можно было бы и сделать.
Дуся на меня посмотрела укоризненно.
— Я понимаю, что ты думаешь, что раз я их пустил в ту квартиру, то теперь они мне всю жизнь должны… Не должны. Но вот иногда даже мне поддержка нужна. Бывают такие ситуации, когда нужно плечо друга, а его-то как раз и не было.
— А много у тебя друзей? — вдруг сказала Дуся и посмотрела на меня испытывающим взглядом.
Я задумался. Так-то вокруг меня народу полно, а вот друзей… ведь даже ту же Дусю я могу назвать своим ангелом-хранителем, но вряд ли другом.
Да, постоянное одиночество — это мой удел и спутник.
Мы сидели, болтали с Дусей на кухне, но продолжить наш обстоятельный разговор не получилось — прибежала Глаша, домработница Фаины Георгиевны. Она