как хомяк, поедающий банан, Эльмира замахнулась и стукнула. Груша оказалась словно куском булыжника. Мира не удержала равновесие и упала на маты.
– Мне больно, – прохныкала она. – Чертовы перчатки не помогают!
– Ты хотела этого, верно? – Джек помог ей подняться. – Ты хотела ощутить боль каждой клеточкой тела. Хватит испытывать боль вспышками, как и жалость. Хватит причинять себе вред и будто сдирать заживающую корочку. Ощути боль всем нутром. В каждой мышце. Бей эту грушу, пока хватит сил. Пока ты испытываешь то, чего испытывать не хочешь. Бей!
И она била: размашисто, плохо соблюдая технику. Била с яростью и обидой, которые годами лелеяла внутри себя. Глаза щипало от слез, смешанных с капающим со лба потом. Дыхание сбилось, тело изнывало от внезапной нагрузки. Но Мира больше не жаловалась. Она колошматила по груше, и скоро Джеку пришлось прикладывать усилия, чтобы держать инвентарь: Эльмира видела, как с каждым ее ударом Джек отходил на шаг или два назад. Она сильная! Адреналин замаскировал усталость, и Мира будто сама стала супергероем.
Душ казался подарком богов. Мира стояла под теплыми струями в ванной отеля и намыливала тело грейпфрутовым гелем. Спорт стал отличной заменой самоповреждению. Кроме того, после бокса Мира чувствовала не жалость к себе или страх, как скрыть порезы, а приятную усталость. Боль никуда не делась, но после занятия боксом показалась управляемой.
Переодевшись, Мира постучала к Джеку в номер:
– Я хочу поехать к Тристану. Поедешь со мной?
Льюис потянулся на кровати, скрыв за ладонью зевок.
– Прямо сейчас? – Он бросил взгляд на часы. – В час ночи?
– Угу, – ответила Мира, заказывая такси в приложении.
Джек включил лампу на тумбочке и спросил:
– Не хочешь отдохнуть? Я надеялся, после бокса ты сможешь поспать.
– Нет, я хочу поехать к Тристану.
Джек знал, что спорить бесполезно. И знал, что сейчас, вдали от менеджера и телохранителя, он ответственен за нее. Наверное, поэтому кивнул и направился в ванную. Через пять минут они оказались в такси, а еще через десять – у стен больницы.
Сонный охранник кивком их поприветствовал. Мира не хотела тревожить персонал, поэтому остановилась у огромного стекла. Тристан по-прежнему спал. «Он мертв. Его мозг умер», – вспомнила она.
– Могу оставить тебя… – начал Джек, но Мира его перебила:
– Я завидовала, Джек. Твоей жене, твоим детям. Они отняли тебя у нас. А потом у меня отняли Тристана. Возможно, за мои гнусные мысли. Карма. Судьба. Тристан вступился за меня, его избили. Семья, травмы, смерть – это то, на что человек не в силах повлиять. Он не выбирает, где родиться, не выбирает, где умереть… – Мира запнулась. – В случае с Тристаном – его выбор стал фатальным. А я чувствовала злость. Я не разрешала ему умирать.
– Но это не твой выбор, – мягко возразил Джек, – а его. Уйти.
Мира долго жила с мыслью, что ее вера на что-то влияет. Например, что Тристан слышит ее и хочет вернуться. И вот глубокой ночью, вздрагивая от сквозняка у его палаты, она впервые задумалась: может быть, он не хочет возвращаться? После стольких лет в состоянии между мирами он выбрал окончательно уйти. «Тристан бы никогда не оставил меня, если бы не был уверен, что я справлюсь», – мелькнула мысль.
– Уезжай, Джек, – сказала Мира. Ее голос отлетел от больничных стен приглушенным эхом. – Ты нужен семье. Они тебя ждут.
– До праздника еще день, я могу уехать завтра…
Мира коротко рассмеялась. Ни за что бы раньше не поверила, что попросит Джека Льюиса уехать. Уехать к семье!
– Незачем тебе здесь оставаться.
– Хорошо. – Джек кивнул. – Если что-то будет нужно, позвони мне, и я приду на помощь. Или, ну, – он замялся, – захочешь поболтать.
Эльмира согласилась и протянула ладонь. Но вместо рукопожатия он обнял ее за плечи. Предложение звучало дружеским покровительством, и Мира вдруг поняла, что не хочет искать в словах Джека романтичные намеки. Его искреннее желание помочь дарит намного больше тепла.
– Спасибо. – Мира вдруг стукнула себя по лбу. – Рождество! Билетов наверняка нет. Как же тебе уехать? – Она нахмурилась. – Хм, для Белладонны билеты должны быть. – Иногда полезно вспомнить, что она рок-звезда. – Собирайся в аэропорт, я сделаю пару звонков.
Джек посмотрел с благодарностью. Перед тем как уйти из больницы и из жизни Эльмиры Кассиль, он сказал:
– Тристану не помочь, ему и не нужна твоя помощь. А для Ханса ты можешь стать целым миром. Подумай над этим. Auf Wiedersehen [69], Мира.
– Tschüss [70], Джек Льюис.
Глава 23
Как ты пробрался на первый с последних
рядов?
Ты даже сам не понял, но смог меня
спасти.
И потеснил в сердце моем всех прошлых
жильцов.
© Elvira T, «Смог спасти»
Ханс сыграл любимое соло на гитаре, и отец захлопал. Скупо, сдержанно, буравя бледно-голубыми глазами. Но все же захлопал. На худом лице Адаларда Биттнера мелькнул намек на улыбку.
– Мне сказали, ты выступал на вечере в помощь бездомным. Отлично. Благотворительность помогает бизнесу. – Отец нахмурился, и на его переносице образовались морщины. – Думаю, ты мог бы играть для моих бизнес-партнеров. На что-то твое хобби годится. Прими мои извинения.
– Это предложение о работе? – Ханс хмыкнул.
Отец говорил отрывисто и смотрел свысока. Ханс всегда с ним спорил, эмоционально, возмущенно. Сейчас ему тоже захотелось вспылить, но он вспомнил слова Миры: его семья такая, какая есть. Его отец не изменится. Для Адаларда Биттнера большой шаг – признать музыку сына.
– Можно считать так. – Отец отряхнул брюки от невидимых пылинок.
Можно считать это примирением?
Ханс убрал гитару в чехол и мягко ответил:
– Спасибо, пап. Но я останусь в Германии. Мне понравилось там жить и понравилось управлять заведениями Дрездена, – добавил он, чтобы на лице отца разгладилось недовольное выражение. – Скоро выйдет альбом, и я поеду в гастрольный тур… – Ханс вспомнил напутствие Миры: «Праздник – отличная возможность исправить отношения». Он сел рядом с отцом на диван и вдохнул знакомый с детства аромат терпкого одеколона и табака. Ханс мягко сказал: – А потом я рад выступить для твоих бизнес-партнеров.
– Отлично, сын. – На лице Биттнера-старшего не дрогнул ни один мускул. – Люси, принеси мне выпить! – позвал он домработницу.
В комнату впорхнула миловидная латиноамериканка. Она вежливо улыбалась, пока несла в руках поднос. Ханс не видел ее раньше, видимо, эта брюнетка с лицом-сердечком устроилась на работу после его отъезда.
– Ваш виски, мистер Биттнер, – прощебетала она. – А вы не желаете выпить? –
