не хотелось знать, где он может быть, но сказать о том, какой он нехороший человек, очень сильно хотелось.
Джонатана я набрала сразу после прихода Лиззи, так как мое молчание по телефону просто свело его с ума, но он боялся звонить чаще, поэтому доставал маму и Лиз, которые, в свою очередь, пытались разыскать меня. Я чувствовала стук сердца в висках, когда рассказывала ему про неудавшийся разговор, про просьбу Тома, про попытки все ему объяснить, про вечер, про отсутствие телефона, про бокал шампанского, про поцелуй, про фотографов, только про темное пятно в памяти сказать не смогла. Но и этого было достаточно, чтобы услышать в ответ:
– Я бы не хотел, чтобы ты оставалась у него в доме.
– Я… – Мне хотелось сказать, правда, хотелось.
– Что? – спросил он.
– Ничего, ты прав, – ответила я.
Мне хотелось сначала самой выяснить, что же произошло на самом деле, но Том соизволил позвонить только поздно вечером:
– Привет, детка.
Мне захотелось сделать харакири телефону, так как Страуда не было под рукой.
– Привет, – сухо ответила я.
– Не рада меня слышать? – ехидничал он.
– Где ты?
Настроена я была воинственно, готовая сказать все здесь и сейчас, чтобы потом больше никогда не видеть его не то что во сне, но и в жизни. Сев на краешек кровати в комнате, я пыталась совладать с ненавистью, которая вдруг за весь день переполнила меня настолько, что хотелось ругаться по-русски.
– Я в Нью-Йорке, дорогая, – снисходительно ответил он, будто это само собой разумеющийся факт.
– Что?! – Я выругалась, не находя более подходящих эпитетов. – Мы должны были поговорить.
– Успеем. – Он явно смеялся надо мной. – Надеюсь, ты не сильно злишься, что «Лабутены» и «Гуччи» пришлось вернуть? Я брал их напрокат.
– Мне наплевать на них, мне плевать на тебя, твой Нью-Йорк и… Что ты мне подсыпал?
– А ты догадлива, – сказал он вдруг и замолчал.
– Что было ночью, Том?
Я встала и подошла к окну, разглядывая между бусинами, как ветер треплет листья деревьев.
– Ты целовалась со мной, – самодовольно произнес он. – И это было потрясающе.
Глаза предательски увлажнились, я предчувствовала все самое худшее. Почему-то казалось теперь, что я всего лишь какая-то игрушка в руках умелого кукловода.
– Дальше, – хрипло произнесла я.
– Потом ты попросила меня… – Он молчал, явно ожидая моего последующего вопроса.
– О чем? – настороженно спросила я.
Руки дрожали, слеза скатилась по щеке.
– Как о чем? Я же говорил, что ты будешь просить об этом сама…
Я, кажется, даже представляла себе его лицо, когда он говорил это. Ехидная улыбка, безжалостный взгляд. Не успев сдержать всхлип, я попыталась спросить:
– Мы…
– Не переживай, дорогая. Я не сплю с женщинами, пребывающими в отключке. Если тебя волнует это, то мы не переспали.
Я не знала, что сказать. Изощренных методов мести или, как это все называлось, я не понимала, да и не принимала. Мне казалось, что в цивилизованном мире мужчина и женщина могут решить все без этих детских обид.
– Радуешься? – усмехнулся он, болтая, чтобы не было больше этих молчаливых пауз.
Если бы только он видел меня сейчас.
– Просто решала, совсем ты потерял рассудок или еще нет, – все, что могла сказать.
– Ты повинна в этом.
Я молчала.
Подошла к двери, прислушиваясь, не стоит ли кто у двери. Но понимала, что никто там не может стоять. Вряд ли Клер решила бы подслушать, с кем я разговариваю почти в полночь.
– Не буду задерживать, – наконец сказал Том. – Настя, я хочу дать тебе время. Я уверен, ты поступишь правильно. Я люблю тебя и хочу быть с тобой.
Это выглядело как дикость какая-то. Неужели Страуд надеялся, что после всего этого я смогу как-то… Но он дал мне додумать.
– Решай, что тебе нужно, стабильность или качели. В Лондоне я буду месяца через полтора, тогда, думаю, все и решится.
Я только успела открыть рот, как услышала… Бип-бип-бип…
* * *
Выдержав в разлуке всего две недели, Джонатан опять организовал нашу встречу, обещая решить кое-что в этот раз.
Из дома Клер меня забрал темный внедорожник, который с ветерком доставил до парома через Ла-Манш. Средиземноморское побережье Франции, Лазурный Берег. Небольшой горный городок близ Сен-Тропе. Так я думала, пока не попала туда и не прочитала про него в интернете.
Но вся эта роскошь, галереи, художники и дизайнеры никак нас не волновали, и мы их, в свою очередь, тоже. Наверное, это было главным условием для места, в котором мы должны были встретиться, где мы могли чувствовать себя уединенно и в то же время свободно.
Джонатан рассказывал мне про Шагала, который, будучи неизвестным, писал здесь картины, а я слушала его и растворялась в нем и в этом милом городке, улочки которого спиралью спускались к морю. Частые лесенки, шершавые кирпичные стены, цветы на балкончиках и окнах создавали волшебный мир для нас, но иногда я не замечала ничего, кроме горячих рук Коула, его сверкающих глаз и сносящих крышу поцелуев.
Ночью мы наслаждались морским бризом, французским вином и друг другом. Это был какой-то другой мир, который не хотелось покидать. Это был наш с Джонатаном кокон счастья, где он хотел меня не только на каменистом берегу средиземноморья, но и в темноте узких улочек с шершавыми кирпичными стенами, и на виноградных полях, и в нашей маленькой комнатке с видом на скалистые горы и синее-синее небо. И пусть мне порой казалось, что Натан слегка взвинчен и немного нервничает, я старалась не придавать этому значения.
О Томе мы все еще избегали разговоров, мне казалось, что нам просто легче не вспоминать о том, что произошло, думать, что это все побочный эффект или что-то в этом роде, когда ты не думаешь о проблеме, она вроде и не существует. Хотя Джонатан в этот раз обмолвился, что решит все сам, вот я и положилась на его решение.
Единственное, меня грызла совесть, потому что вина все равно была моя, хотя Коул считал, что это он не настоял на том, чтобы я сразу съехала от Страуда. Ну а Лиззи написала в мессенджере, что мы два придурка, которые сошлись именно потому, что каждый считает своим долгом оберегать своих любимых людей независимо от того, кто действительно виноват и в чем. Можно было бы с ней согласиться, но я точно знала, кого надо во всем винить.
В последнюю ночь перед расставанием на неопределенный срок мы лежали в нашей маленькой комнатке на кровати после занятий любовью и болтали ни о чем. Ветерок раздувал легкие шторы, прикрывающие окна, и мы наслаждались этой мимолетной прохладой.
Мы оба не
