они (узаконения —
Т.Ч.) вводят вас в заблуждение. И делайте так, как мы учим вас, и напрягите мозги, и поверьте, что мы вам не лжем, и что вы сами не можете понять наши устав и узаконения». Даже если вам кажется, что они противоречат Писанию, они ответят, что вы не понимаете его <…> Даже если они будут утверждать, что Христос не воскрес, а Писание свидетельствует, что Он воскрес, то тут нет противоречия (скажут они), если только разобраться с умом. Вы должны поверить, как говорят они, что есть еще одно значение в Писании, аллегорическое, но что человеку не дано понять его, поэтому он должен верить, что это и есть истина.
Итак, поскольку Писание не соглашается с ними, они отпихивают его с дороги и захлопывают тем самым дверь в Царствие Небесное, которое есть Евангелие Христово, своими лжетолкованиями и умствованиями и ложными принципами «природной» мудрости. И аббаты восприняли Писание от монахов, и чтобы кто-либо не возмутился против образа жизни аббатов, они утомляют всех длительными службами и пением, дабы у тех не было времени почитать Писание, но только лишь — шевелить губами, и употребляют его (время — Т.Ч.) единственно для того, чтобы набить свои брюхи и заткнуть свои глотки. И епископы равным образом занимают своих священников, уверяя, что им незачем изучать Писание, дабы те не возмутились против них самих, они устанавливают длительные службы, на удивление запутанные, так что и за дюжину лет не научишься разбираться в них: длинные заутрени, долгие вечери, длинные мессы, а все только с целью занять ум и руки, не допустить скуки, ибо levis est labor сит lucro[1425], (говорят они), и все время таскают их (священников — Т.Ч.) по церемониям, впутывая в бесчисленные установления, декреты, распоряжения и постановления святой церкви.
А обетования и завет, которые таинство плоти и крови Христовой ежедневно проповедовало людям, они стараются позабыть, и теперь утверждают, что это жертвоприношение за души в чистилище, чтобы им было удобнее торговать своими мессами[1426]. И в университетах, они распорядились, что никто не должен заглядывать в Священное Писание, покуда не набьет руку в языческих учениях или за девять лет не усвоит ложные принципы, руководствуясь которыми он никогда не постигнет истинное Писание. И придя в университет, он (студент — Т.Ч.) первым делом дает клятву, что чего бы он там не увидел, он не должен порочить университет. И когда он принимает первое посвящение, он клянется, что он не поддержит никакое мнение, за исключением того, что одобрено святою церковью, а каковы бывают такие мнения, он не знает. Таким образом, их допускают изучать суету, ибо всё Писание загорожено ложными толкованиями и зловредными принципами “естественной” философии, что им к нему и не пробиться, и они ходят по кругу и обсуждают все свои вымыслы и бредни насчет отдельных слов и суетные мнения по поводу исцеления человеческой плоти, равно как и души. И озабочиваются, если только Бог не наделит своею особою благодатью какого-либо человека, чтобы никто не смел проповедывать, покуда не дослужится до епископа.
Затем пришел Фома Аквинский и нарек папу Богом благодаря своим мудрствованиям, а за эти труды папа окрестил его святым и назвал “святой доктор”, и святость его никак нельзя отрицать, что бы тот не сказал, кроме разве что некоторых мест, где среди многой лжи он порою промолвит и что-то истинное. И подобным образом, кто берется защищать его (папы — Т.Ч.) традиции, декреты и привилегии, того он делает святым, также и за труды, даже если его житие столь противно Писанию, как житие Фомы Кентерберийского и многих других, проживших жизнь подобно кардиналу Томасу (Волей — Т.Ч.), но не Христу, да и жизнь кардинала Томаса лишь насмешка над житием святого Фомы Кентерберийского. Фома Бекет сперва себе сделал светскую карьеру, и лишь потом духовную, будучи рыцарем, он услужал Теобальду[1427], архиепископу Кентерберийскому, который многократно посылал его в Рим по церковным делам. И когда Теобальд убедился в его активности, он постриг его диаконом, чтобы он не ушел от него, и сделал его архидиаконом Кентерберийским, а затем представил его королю. И король сделал его своим канцлером, где он гордынею и роскошью намного превзошел гордыню кардинала Томаса (Волей — Т.Ч.), так же, как одна рака превосходит другую славою и богатствами. Затем он сделался военачальником пяти или шести тысяч хорошо вооруженных солдат, гордым как святой Георгий, с копьем в руке, он выходил на любой вызов и турнир и сбрасывал с коня умелейшего рыцаря, что только был во всей Франции. И прямо на поле, разгоряченным от кровопролития, был он произведен в епископа Кентерберийского, он снял шлем и надел митру, сбросил доспехи и надел плащ, положил копье и взял крест, теми же обветрившими руками, и взошел широким жестом бывалого вояки на кафедру, готовясь сражаться против своего принца за дело папы. А претензии его принца были согласны с законом Божиим, а папины противны ему. И роскошь его посвящения соответствовала его прежним светским сноровкам. А еще он сделался святым за преклонение пред святым престолом Петра, не тем престолом, который есть Евангелие Христово, а тем, который считает себя Петровым, а на деле есть зачумленное место, место лжи и обучения лжи. И поскольку он не читал Христово Евангелие, он процитировал молитву Богородице из утренней службы. Кто понимает по-латыни, прочитайте его житие и сравните с Писанием, и вы увидите такую святость, от которой вам еще долго будет икаться. И каждый аббат и каждый кафедральный собор стали изыскивать себе одного Бога или другого, и перемешали жития истинных святых с вонючей ложью, чтобы подвигнуть людей на то, что они зовут «духовным продвижением».
И хотя всеми своими делами они (клирики — Т.Ч.) принижают светские власти и свободный народ, и печалятся о богатых, и жестоки к бедным, их так много и они столь поднаторели в злословии, непостоянны и столь сплочены, и сдружились между собой, что оседлали светские власти и понуждают их делать для себя то, что они хотят (как плющ на дубе), частью — жонглерством, частью — вмешательством в светские дела. Каждый аббат хочет воспользоваться от правителя области или от самого короля чем только возможно, и платить ему ежегодно, забирать у одних и отдавать другим, и таким образом они творят, что хотят. И самый маленький священник действует так же: если он прорвется в дом, а женщина развесит уши, то он укоренится там
