страшная эра “гарантии взаимного уничтожения”. Шпионы вроде Урсулы Бертон и Клауса Фукса утверждали, что оберегают военное равновесие, похищая ядерные секреты у одной стороны и передавая их другой. Они были убеждены, что гарантируют безопасность мира, укрепляя при этом коммунизм.
В МИ-5 дело Урсулы Бертон оставалось открытым. Раз в несколько месяцев происходило вялое обсуждение, не следует ли вновь отправить следователей в “Сосны”. “Урсулу Бертон нужно допросить заново, – писал полковник Джеймс Робертсон из отдела контрразведки. – На мой взгляд, подобных людей необходимо допрашивать неоднократно, пока не будет бесспорно установлено, что выудить из них больше ничего невозможно”. Но у Скардона не было никакого желания лишний раз себя утруждать: “Я тщательно обдумал возможность повторного допроса Урсулы Бертон […] в последнее время не возникло никаких сведений, позволяющих повысить результативность подобных усилий, а ввиду невозможности ожидания успешного исхода я не расположен возвращаться к данному вопросу”. Было достигнуто соглашение, что наилучшим решением в отношении миссис Бертон будет отсутствие каких бы то ни было действий: “Однажды ее уже допрашивали, но безуспешно, к тому же она очень крепкий орешек”.
Зима 1949 года выдалась на редкость морозной. Лен, слетев с мотоцикла, получил серьезный перелом ноги и руки. Врач сказал, что Бертон не сможет работать по меньшей мере восемь месяцев. Алюминиевый завод воспользовался шансом от него избавиться. Небольшое наследство, завещанное Урсуле отцом, было почти растрачено. Лен все глубже впадал в депрессию. Домашняя мышка Нины окоченела насмерть на подоконнике их дома. Водопровод лопнул. Урсула, озадаченная затянувшимся молчанием ГРУ и неуверенная в своем будущем, погрузилась в тоску: ее карьера в разведке тоже была заморожена.
Однажды утром в конце января, скорее по привычке, нежели рассчитывая на что-то, Урсула вновь отправилась на велосипеде к тайнику. В гололедицу знакомый маршрут, проходивший под железнодорожным мостом и мимо перекрестков, таил множество опасностей. Прислонив велосипед к четвертому дереву, Урсула проверила тайник. И нащупала небольшую посылку. Окоченевшими пальцами она открыла ее: там были деньги и письмо от Центра с разрешением на поездку в Германию. Спустя три года Соню вновь признали своей.
Урсуле не терпелось вновь увидеть родину, но она не была уверена, что готова там жить. Мише было уже почти девятнадцать, и он учился на втором курсе университета в Шотландии. Даже если бы Лен согласился уехать, путешествовать с загипсованной ногой он не мог. Урсула неторопливо готовилась к отпуску в Берлине. Визовые ограничения ослабили, и, как ей сказали, проблем для получения необходимого разрешения возникнуть не должно. Спешить было некуда. Когда-то Урсула ушла от преследования китайской и японской тайной полиции, швейцарских спецслужб и гестапо. Медлительный мистер Снеддон со своими печальными усами никаких опасений не вызывал. В МИ-5 явно ничего не знали о ее последней шпионской работе.
3 февраля 1950 года, подняв с порога дома газету и прочитав заголовок на первой полосе, Урсула испытала “шок и горе”: “Арестован немецкий ученый-ядерщик”. Клаус Фукс, ученый, давший России бомбу, был пойман.
За четыре года до этого вернувшийся из США Фукс возглавил отдел теоретической физики в Британском научно-исследовательском центре атомной энергетики в Харуэлле, Оксфордшир, где ученые разрабатывали атомный реактор для производства электроэнергии в мирных целях. Второй, тайной повесткой было производство плутония, чтобы получить атомную бомбу независимо от США. Фукс был одним из главных членов этой команды.
Как офицер ГРУ, Урсула не знала о возвращении Фукса, ведь теперь он находился в распоряжении КГБ. Некоторое время он воздерживался от шпионажа, но спустя год жизни в Британии получил указания встретиться с сотрудником КГБ Александром Феклисовым в пабе “Голова клячи” в Вуд-Грине, на севере Лондона, держа в руках выпуск газеты Tribune. Его посредник с красной книгой в руке поднесет к его столику пиво со словами: “Темное пиво не очень, мне больше по душе светлое”. На что Фукс должен был ответить: “А по-моему, ничего не сравнится с «Гиннессом»”.
С тех пор раз в несколько месяцев Фукс встречался с Феклисовым в самых разных лондонских пабах. За “Гиннессом” и светлым пивом он передавал новейшие данные научной разведки: планы о создании британской атомной бомбы, строительство экспериментальных реакторов, страницы записей о производстве плутония и точные расчеты для ядерных испытаний, которые дадут советским ученым возможность оценить атомные резервы Запада. Он описал также ключевые особенности водородной бомбы, создававшейся в США, и эта информация подстегнула Советский Союз к разработкам собственной “супербомбы”.
Кураторы Фукса из КГБ из кожи вон лезли ради конспирации. Так, если физику требовалось срочная встреча, он должен был забросить номер эротического журнала Men Only через изгородь сада в Кью, на перекрестке улиц Стенмор и Кью, между третьим и четвертым деревом, написав послание на десятой странице, а затем начертить мелом знак на заборе на северной стороне Холмсдейл-стрит напротив дерева, росшего на восточном конце улицы, оповестив таким образом жильца дома по Стенмор-стрит, что в саду его кое-что ждет. Запомнить наизусть формулы производства плутония и то было бы легче.
Фукс скрупулезно следовал правилам. Не допускал никаких ошибок. Очередная рядовая проверка его досье в МИ-5 не выявила ничего подозрительного.
Разоблачили физика после прорыва в работе американских дешифровщиков, которым удалось хотя бы частично расшифровать тысячи сообщений военного времени, отправленных КГБ и ГРУ. Охотники за шпионами получили шанс заглянуть в прошлое. Из исторических радиозаписей, собранных под кодовым названием “Венона”, стало ясно, что Советы внедрили в проект “Манхэттен” крота, и к июлю 1949 года, за месяц до первого советского ядерного испытания, британские и американские следователи пришли к выводу, что этим шпионом, по всей видимости, был Клаус Фукс. Радиозаписи “Веноны” были слишком секретны, чтобы их можно было раскрыть в суде. Прослушка телефона Фукса, перехват его писем и пристальное наблюдение не привели ни к каким результатам. Единственным способом добиться обвинительного приговора было вытянуть из него признание. И эту задачу в МИ-5 доверили Джиму Скардону.
К этому времени Фукс уже восемь лет был шпионом, и напряжение давало о себе знать. Британия стала вызывать у него глубочайшее восхищение. Ровно в тот момент, когда в МИ-5 почуяли что-то неладное, он прервал связь со своим советским куратором.
21 декабря 1949 года Скардон допросил Фукса в его кабинете в Харуэлле. С ним он использовал тот же бесцеремонный подход, что и с Урсулой. “В нашем распоряжении имеются точные сведения, доказывающие, что вы виновны в шпионаже в интересах Советского Союза”. Фукс немного подумал и дал неоднозначный ответ: “Вряд ли… быть может, вы мне скажете, что это за доказательства?” Поскольку у сыщика из МИ-5 не было
