Мягко высвободившись от тяжести его тёплого тела, он оставил на занавешенном тёмными прядями лбу поцелуй и неторопливо поднялся с нерасправленной постели, на которой они уснули одетыми вчера. Фрэнк опасливо подошёл к балкону в надежде понять, что это за странный шум с улицы разбудил его. За спиной заворочался Джерард, но Фрэнк не мог оторвать взгляд от развернувшегося на поляне под дубом, у которого он прощался с Люцианом, действа.
Яркие разношёрстные фургоны, запряжённые разномастными лошадьми, выстраивались в неровный круг. Те, что уже заняли своё место, распрягались, лошадей сгоняли в сторону, создавая небольшой табун. Множество людей — непривычно ярко одетых, словно летние цветы, сновали между фургонами и гортанно переговаривались и смеялись. Цветастые платки на женщинах и красочные рубахи на мужчинах создавали некий образ праздничного карнавала, что странным образом очутился прямо под окнами поместья баронессы этим утром.
— Доброе утро, душа моя, — хрипло проговорил Джерард с кровати и тут же закашлялся, пытаясь расправиться с утренней хрипотой. — Что там происходит?
Фрэнк обернулся, и улыбка тут же коснулась его губ. Растрёпанный, немного припухший, со следами от ткани на щеках Джерард с утра — это было самое невозможное и потрясающее зрелище, которое только можно желать для удачного начала дня.
— Доброе утро, — нежно сказал Фрэнк. — Это цыгане, я думаю.
— Цыгане? — Джерард удивлённо подобрался и встал с кровати, подходя к Фрэнку и притягивая его к себе, устремляя взор за пределы балкона. — Ты прав… Это табор Ромэна, — уверенно сказал он, вглядываясь в то, как люди на поляне споро и складно устанавливают лагерь. — Не думал, что они бывают тут в летнее время. Обычно на лето они уходят в сторону Чехословакии.
— Ты знаком с цыганами? — удивился Фрэнк, задевая виском щетинистую щёку Джерарда.
— Это старые друзья Шарлотты. Я не вдавался в подробности, что за история связывает баронессу и Ромэна, по сути, это не моё дело. Но я и сам помог ему с одним очень каверзным вопросом лет семь назад. С тех пор мы хорошо общаемся и даже считаемся побратимами. А у цыган это не просто звук, — закончил Джерард, сильнее прижимая спину Фрэнка к своей груди. — Я спущусь и найду Ромэна, поговорю с ним. Возможно, он поможет нам проехать какое-то расстояние вместе с его табором по французским землям, не попадаясь никому на глаза. Это было бы просто идеальным вариантом, любовь моя, — он крепко поцеловал Фрэнка в затылок.
— Я люблю тебя, Джерард, — тихо и отчего-то печально произнёс Фрэнк, невидящими глазами всматриваясь вдаль, в перерезанную белыми облаками синеву неба.
— Чувствую себя таким живым сейчас, — помедлив, выдохнул Джерард. — Словно какая-то часть меня, осыпалась с плеч, умерла вместе с ними. Зато оставшийся «я» ожил и встряхнулся. Такое странное ощущение…
— И я его очень хорошо понимаю, — согласился Фрэнк.
Они ещё недолго постояли, просыпаясь в объятиях друг друга, а затем спустились вниз, чтобы умыться и разжечь печь. В многочисленных кухонных баночках нашлось немного кофейных зёрен, на полке стояла тяжёлая медная кофемолка, и сейчас, пока Джерард пошёл за водой для кофейника, Фрэнк перемалывал зёрна. Непередаваемо бодрящий аромат медленно, но верно заполнял собой кухню, и губы Фрэнка, до этого отчего-то сжатые в плотную линию, наконец, расслабились. Он старался не думать ни о чём, ощущая себя щепкой, брошенной в бурный поток. Он мог так мало, что было просто смешно… но то, что мог, Фрэнк собирался выполнять так хорошо, как только было возможно в сложившейся ситуации. Он ощущал необходимость быть рядом с Джерардом. Стоять об его правую руку, быть помощником, сообщником, апостолом.
Его возлюбленным.
****
— Ромэн! Бахталэс! — воскликнул Джерард, замечая, наконец, у одного из фургонов крепко сбитого невысокого мужчину в ярко-алой рубахе и свободных суконных штанах. Тот, не ожидая увидеть старинного друга, очень удивился, а затем пришёл в неописуемый и почти дикий восторг. Оставив все дела, цыганский барон бросился к нему, распахивая объятия и сияя улыбкой. Его смоляные кудри весело подпрыгивали от широких шагов, а лицо пылало искренней радостью, здоровьем и жизненной силой.
— Бахталэс, месье Джерард! — прогремел Ромэн в самое ухо, по-медвежьи сжимая в объятии сильными руками, и Джерард обнял его в ответ, широко улыбаясь.
— Я каждый раз прошу тебя обходиться без месье, а ты снова за своё… — вздохнул Джерард, отстраняясь и заглядывая в тёмно-карие, почти чёрные глаза.
— Разве я, простой цыган, могу обходиться без месье, обращаясь к самому тайному советнику королевы Франции? — хохотнул Ромэн, ослабляя хватку.
Джерард неуловимо помрачнел, вызывая недоумение на лице Ромэна.
— Я больше не советник, — тихо ответил он. — И королевы… больше нет. Да здравствует республика?.. — потерянно закончил Джерард.
Ромэн медленно отпустил его плечи, и весь вид его выражал растерянность. Он помолчал, но, не дождавшись от друга больше ни слова, сказал сам:
— Мы идём из Бельгии, со стороны Лиля. Мои люди, конечно, слышали о беспорядках, но что Её Величество Мариэтту казнили… — он осёкся, видя, как перекосилось лицо Джерарда. — Прости, я ничего не знал.
В растерянности Ромэн пробыл ещё некоторое время, а затем, упорно зацепив друга за локоть, потащил в сторону самого большого и ярко занавешенного фургона.
— Пойдём-ка, Джерард. Посидим, выпьем бургундского. И ты всё мне расскажешь, как на духу, а я помолчу да послушаю. Почти год ведь тебя не видел, старый ты пройдоха, — бодро шагая, говорил Ромэн, хотя даже с виду казался старше своего спутника лет на пятнадцать.
****
Фрэнк не пошёл с Джерардом, когда тот отправился на поиски Ромэна. Он остро ощутил, что тому нужно поговорить с кем-то, помимо него самого. Тем более, обсуждать любые вопросы в присутствие кого-то третьего всегда более неловко, чем тет-а-тет. А Фрэнк был очень хорошо воспитан. У него был лучший учитель из всех возможных.
Найдя в библиотеке баронессы небольшой лёгкий роман, он запасся бутылкой вина, сладкими сухарями и отправился на улицу, в беседку. Фрэнк окунулся в чтение так глубоко, словно пытался сбежать от реальности. Собственно, отчасти так и было. Он старался занять свою голову чем угодно, только не воспоминаниями о вчерашнем жутком дне. Очнулся он от того, что его окликали. Вина осталось меньше половины, а сухари — те давно закончились.
— Месье Фрэнк, — две молоденькие цыганки переминались недалеко от беседки, не рискуя приблизиться к нему. Сколько раз они позвали его, прежде чем он услышал? — Мы от месье Джерарда и месье Ромэна, — белозубо улыбнулись они, когда поняли — на них наконец обратили достаточно внимания. — Нам сказано, что вы проводите нас в погреб, чтобы мы могли взять оттуда припасы. Сегодня будет праздник в честь встречи, и мы приготовим самые вкусные блюда.
Фрэнк молчаливо кивнул и, оставив книгу и бутыль на лавочке в беседке, пошёл в сторону входа в поместье, приглашая цыганок следовать за ним. Девушкам пришлось ходить от погреба до табора около пяти раз, но Фрэнк не мог заставить себя помочь им. Он лишь доставал и упаковывал овощи, сыры, мясо и вино, чтобы цыганки могли удобно донести припасы до табора. Сам он не мог. Пока что не мог и не хотел снова видеть людей — таких живых, ярких, наполненных жизнью, как эти черноволосые цыганки с бровями, точно два угольных росчерка. Их глаза горели, они с интересом разглядывали его, смеялись и переговаривались на плохо понятном гортанном наречии, вызывая у Фрэнка желание подняться наверх и запереться в покоях, закрыв окна портьерами. Он ещё не пришёл в себя достаточно для подобного общества.
****
— Вот как, друг мой, вот как, — сетовал Ромэн, когда Джерард, распивший с ним на пару уже вторую бутыль, закончил своё трагичное повествование и уныло смолк. — Ты ведь знаешь, что мой табор — твой дом, Джерард, — сказал он, хлопнув чуть осоловевшего и опустошённого друга по плечу. — И нет никакого вопроса в том, чтобы помочь вам с твоим мальчиком проехать столько, сколько вы пожелаете. Только загвоздка в том, что сейчас мы направляемся в сторону Лиона, а затем — в Турин, в Италию. В этот раз у нас немного другие маршруты, и я не могу поменять их лишь по своей прихоти, — грустно признался Ромэн.
