— О чём ты, Ромэн? — удивился Джерард. — Я и не чаял, что можно ехать с вами до самого Лиона, — взволнованно сказал он, сжимая пальцами плечо друга. Несмотря на его энергичность и бодрость, в чёрных, как вороново крыло, кудрявых волосах обильно проглядывали ниточки седины. — Там ведь и до Пиренеев рукой подать, — оживился Джерард. — Андорра, и да здравствует Испания!
Ромэн улыбнулся, видя, как снова загорелись, пусть отчасти и под влиянием алкоголя, глаза Джерарда.
— Это долгий путь, — задумчиво кивнул он, — но я уверен, у вас всё получится. Я бы сам не стал заезжать во Францию со всеми этими событиями, да обещался Шарлотте быть у неё летом. А оно вон как получилось… — задумался Ромэн, а потом словно посветлел лицом: — А у меня наоборот радость, друг! Лейла моя, вертихвостка, что учудила! Совсем ещё девчонка ведь, я уж и не чаял, что она остепенится. А Бог по-другому рассудил, — улыбнулся он, потирая рукой тёмный от щетины подбородок. — Понесла она с того бала, на который я её сдуру отпустил весной. Ходит теперь важная такая, животом вперёд. Старухи наши отговаривали её, мол, зачем ей этот ребёнок? Ведь любой парень табора на неё, словно голодный волк смотрит, только что не облизывается. Выбрала бы себе по сердцу да обвенчалась. Так нет же — упёрлась рогом, словно дикая козлица! «Мой, — говорит, — сын, и идите все к чёрту, не подумаю от ребёнка избавляться. Он будет расти, а я буду помнить». И ни слова больше из неё не вытянул никто, даже мать. Ну, а мы что? Помялись-помялись, да и оставили девку в покое. У нас к детям — ты знаешь — отношение простое. Все наши, в обиду не дадим. Да и не важно, от кого. Просто… не ожидал я от неё, понимаешь?
Ромэн усмехнулся, смотря куда-то вдаль, а Джерард ощутил, что не может толком вдохнуть. Неужели?.. Все мысли в голове снова перепутались, лишь одна стучала серебряным молоточком: Фрэнк не должен узнать. Он не позволит своему мальчику переживать ещё и об этом. Как же невозможно странно всё складывается… А может, наоборот — к лучшему? Ведь оставить после себя потомство не так уж и плохо?
— Я рад за тебя, Ромэн, — сказал он, наконец, кривовато улыбнувшись другу, что уже какое-то время искоса наблюдал за ним. — Так неожиданно… Благостная весть. Дедом станешь, — и Ромэн басовито расхохотался, ударяя себя по коленям.
— Так и я о чём, Джерард. Представляешь? Дедом!
Они говорили ещё недолго, и не было больше печальных тем меж ними. Минуло обеденное время, когда они, наконец, решили разойтись.
— Ромэн, — тихим и странным голосом вдруг позвал Джерард, и цыган, собравшийся было уйти заниматься делами табора, обернулся. — Ты помнишь… чему учил меня? — Джерард смотрел прямо, но чувствовал, что его язык заплетается.
— Ты… об этом? — Ромэн вскинул бровь в удивлении. — Конечно помню, друг мой.
— Ты ещё… занимаешься этим? — каждое слово давалось с трудом, но Джерард нашёл в себе силы не отводить взгляда. В конце концов, он давно не мальчик, а Ромэн — единственный, к кому он мог обратиться.
— Конечно, — негромко и серьёзно ответил цыган. — В каждом городке покрупнее хватает клиентов. И если тебе нужно…
— Мне нужно, — сухо и уверенно припечатал Джерард, облизывая мигом пересохшие губы и на мгновение прикрывая глаза, чтобы унять непонятно откуда взявшиеся слёзы и жгучую боль в груди. — Ты даже представить не можешь, насколько мне нужно сейчас…
— Вечером, во время праздника, — только и кивнул в ответ Ромэн, разворачиваясь и уходя в сторону других фургонов.
****
Костры, точно дикие алые цветы, расцветали в ночи: и тут, и там по всей поляне собирались группами люди в ярких одеждах. Они играли на скрипках и гармониках, пели песни, а девушки исполняли неподражаемые в своей неистовости и эротичности танцы, стелясь цветастыми юбками по изумрудной траве, изгибаясь и натягиваясь, точно тетива лука, и на их глубоких декольте играли по смуглой коже кровавые отблески костров.
Фрэнк пришёл сюда вместе с Джерардом некоторое время назад, и они ели предложенные острые кушанья, запивая горячим вином, и старались наслаждаться этой вакханалией жизни. Ранним утром табору предстояло сняться с места и продолжить путь, увозя с собой двух мужчин, но сейчас никто и не вспоминал об этом. Чего нельзя было отнять у цыган — так этого искреннего, всепоглощающего желания жить, жить каждым днём, так, чтобы вдыхаемый воздух разламывал рёбра, а губы саднили от непрекращающихся поцелуев. И в какой-то момент Фрэнк, будучи немного опьянённым, так увлёкся красочной цветастой круговертью, что не заметил, как Джерард покинул его.
Доев похлёбку и мясо, допив вино, он оставил посуду у одного из фургонов и отправился на его поиски. Фрэнк не смог бы сказать, сколько именно провёл времени без него, но не сетовал на Джерарда. Они теперь вместе, и ничто не в состоянии было изменить это.
— Месье Фрэнк? — его окликнули из темноты меж двух повозок. — Месье Фрэнк, я искал вас, — оттуда выступил крепкий черноволосый цыган, и юноша сразу узнал в нём представленного ему ещё засветло цыганского барона Ромэна.
— Ромэн, вы не видели Джерарда? — спросил Фрэнк с облегчением, подходя ближе. Если кто-то и мог хоть что-либо знать, то это он.
— Как раз об этом я и хотел поговорить, — странно замялся он. — Видите ли…
— Мне было бы уютнее, если бы вы говорили со мной на ты, — перебил его Фрэнк.
Ромэн улыбнулся и, кажется, расслабился.
— Я знаю Джерарда очень давно, — сказал он. — И он очень непростой человек. Крайне ранимый, если знать его суть, но при этом постоянно носящий маски и взваливающий на себя слишком многое.
— К чему вы клоните? — Фрэнк старался, чтобы его голос звучал уверенно и спокойно, но внутренне начал волноваться.
— Порой ему нужно нечто особенное, — просто ответил цыган, поглядывая куда-то вбок, на большой тёмный фургон, стоящий поодаль. — И я научил его этому. Он безупречный исполнитель, но иногда этого становится мало.
— Я не понимаю, — тихо и взволнованно ответил Фрэнк.
— Из того, что рассказал мне Джерард, я понял, что ты слишком дорог ему. Поэтому теперь я не могу сделать то, о чём он меня попросил. Это должен будешь сделать ты, мальчик, — цыган вздохнул и провёл пальцами по своему заросшему подбородку.
— Да о чём вы, чёрт вас побери? — Фрэнк взъярился, понимая, что его терпению приходит конец. — Где Джерард?
— Он там, — спокойно ответил Ромэн, кивая в сторону большого фургона. — Иди к нему, — и, развернувшись, хотел было уйти, как вдруг кинул опешившему Фрэнку: — И, что бы ни случилось — будь смелым и не сомневайся. Сомнения в этом деле — самая грубая ошибка.
Ромэн ушёл, оставив Фрэнка в недоумении и с бешено колотящимся сердцем. Совладав с волнением, он всё же заставил себя идти в сторону огромного фургона. Сколько же требуется лошадей, чтобы тащить его?
Поднявшись по приставной лестнице, он, помедлив, дёрнул дверь. Та оказалась закрыта, но в скважине торчал ключ. Щёлкнув замком, Фрэнк совладал с дверью и попал, наконец, внутрь.
Увиденное поразило его до самой глубины души.
Тёмные, почти чёрные от старости и копоти деревянные стены были сплошь увешаны кнутами, плётками и стеками, самыми различными приспособлениями, которые раньше Фрэнк видел только мельком на конюшне. Которые с дрожью и посасыванием под ложечкой воображал себе в действии, читая по ночам переписанную от руки книгу маркиза де Сада. Вдоль стены фургона стоял узкий длинный стол, и металлические предметы на нём, любовно уложенные в ряд, тускло поблёскивали в свете огней четырёх толстых свечей в грубых настенных подсвечниках. В дальнем краю, заставив Фрэнка смутиться воспоминанием, лежали разного размера и материала предметы, отчётливо напоминающие мужские фаллосы.
Всё это убранство странной передвижной комнаты наказаний пронеслось перед его взором всего за секунды, заставляя жар прилить к щекам и обжечь пах, когда он, наконец, смог сконцентрироваться.
От противоположной стены раздался полный мольбы стон. Там, привязанный кожаными ремнями за запястья к кольцам в потолке, с ногами, широко разведёнными и зафиксированными у колец в полу, стоял дрожащий, ожидающий своей участи человек с чёрной повязкой на глазах. Эту бледность кожи и разлёт плеч, родинку на левой ягодице Фрэнк узнал бы из тысячи, из сотни тысяч похожих…
