class="p1">— Может, вы и запустите в меня стаканом, — отвечал Галилео, — но дела это не меняет, горб есть горб.
— Ишь ты какой находчивый! — восхищались арендаторы, протискиваясь вперед.
— Я позову карабинеров! — надрывался калека.
— Ну что ж, и зовите. Много это вам поможет! Все равно у вас будет горб. — И Галилео шире расставил ноги.
Толстяк Цеккини и его собутыльники выли от восторга. Снаружи прибежали любопытные, чтобы принять участие в общей потехе.
— Я на вас заявлю! Я засажу вас в тюрьму! Я… я убью вас.
Длинное лицо карлика позеленело. Теряя сознание, он стал биться горбом об стену, стакан выпал из его судорожно дергающихся рук, на губах выступила пена.
— Хоть на голову становитесь, а как были горбуном, так горбуном и останетесь.
И Галилео невозмутимо огляделся по сторонам, между тем как его жертва забилась в припадке. Цирюльник Бонометти и портной Коккола, неприятно пораженные таким исходом дела, подхватили катавшегося по полу человечка и понесли на улицу.
Перед театром кучками толпился народ. По краям обрыва, под вечнозелеными дубами в тихой вечерней прохладе вереницами бродили девушки и только поеживались под градом шуток, которыми их осыпали парни. Женщины и дети в ярком свете электрического фонаря окружили тележку мороженщика. То тут, то там вырывался из толпы голос доморощенного тенора, напевавшего отрывки из молитвы Тоньетты или из торжественного, уносящего ввысь дуэта «Взгляни, любимый, наш домик весь в цветах!»
— Чудная музыка! — воскликнул с блаженным вздохом один из молодых людей в широкополой шляпе и ярком галстуке. — Какая печальная опера, а когда слушаешь музыку, кажется, будто на свете больше нет ни одного несчастного.
— Однако вон там несут какого-то, — сказал другой, и все заговорили разом:
— Неужто никто его не знает? Что с ним? Да он из Спелло, писец нотариуса. Хозяин посылал меня к ним в контору… Как же он доберется домой в таком виде? Ведь ему три часа тащиться… Есть ли у него по крайней мере деньги, чтобы где-нибудь переночевать? Как хотите, кум Фелипе, а придется вам пустить его.
Но хозяин гостиницы «Привет новобрачным» отказался наотрез. Мыслимо ли, когда в городе столько приезжих, а главное, в такой день! Ведь сегодня за один ночлег можно взять три лиры.
— Плачу одну лиру, — заявил какой-то паренек. — Хоть я рабочий и получаю две лиры семьдесят пять в день.
Он с вызовом посмотрел вокруг.
— И я даю лиру!
— И я.
Они взвалили больного на плечи и побежали с ним вниз по каменной лестнице. В театре все еще продолжался хохот. Дамы в ложах спрашивали, что случилось. Обе барышни Джоконди пронзительно кудахтали.
— Ну и хват этот Галилео! — стал рассказывать им вернувшийся папаша. — На что адвокат голова, а он и ему не уступит.
Галилео, подняв вверх седые брови, куражился и лопотал, воодушевленный своим успехом:
— Халды-балды, шутить никому не запрещено. А ты, Полли, — обратился он к хозяину табачной лавки, который держался за бока от смеха, — тебе доктор нужен? Для тенора? Что ж, надо послать Рануччи, а тем временем пусть кто-нибудь подсядет к его жене. Вот это будет потеха так потеха!
— Доктор, — крикнул он, адресуясь в ложу партера направо, — на сцене кто-то умирает. Бегите туда!
— Я не могу, — крикнул доктор и стал у перил, заслонив жену. — Обратитесь к коллеге Капитани.
— Да его здесь нет. Если вы не пойдете, человеку — крышка, что вы, не понимаете, черт вас дери?
Галилео орал так громко, что кругом все стихли. Взгляды устремились на ложу врача, который стоял, растопырив руки и пританцовывая на месте. Его большое тело казалось ему недостаточно широким и плотным, чтобы закрыть от всех этих глаз маленькую тихую женщину.
— Вы бы лучше пошли, — сказала ему мамаша Парадизи. — Там, кажется, что-то серьезное.
Он видел, как синьора Сальватори по ту сторону зала обменялась с синьорой Маландрини осуждающим взглядом. Старая синьора Маландрини гневно постукивала веером по перилам ложи, а с галерки кричали:
— Оставьте его! Он живых не лечит, это не доктор, а могильщик.
Под давлением общественного мнения Рануччи все-таки схватил шляпу и выбежал из ложи. Для Галилео Белотти это послужило сигналом к наступательным действиям.
— Давайте сюда красавца Альфо, — потребовал он. — Сам я для этого дела физией не вышел. — И, как только того привели, он крикнул ему: — Сейчас я тебя представлю одной дамочке — пальчики оближешь!
Видно было, как они вместе вошли в ложу. Синьора Рануччи сжалась в комочек за своим веером. Галилео, густо вздыхая, шаркал короткими ножками, а красавец Альфо кокетливо улыбался залу. Оттуда поднимались руки, сложенные лодочкой, как для рукоплесканий, и неслись приглушенные поощрения. Старикашка Джоконди в своей ложе крепился, крепился, да и не выдержал:
— Сил моих нет! Вот умора! А ведь идея-то моя! В том-то и дело, что идею подал я.
Даже покинутая Розина тряслась от смеха, а Чезира ущипнула отца за руку:
— Такого папочку за деньги не купишь!
Ее ликование разбудило мать, и та подняла седеющую голову.
— А как же с деньгами за квартиру, Оттоне? — спросила она глухим голосом. — Откуда я их возьму?
— Нашла о чем думать — деньги за квартиру! Да тут животики надорвешь!
Однако дочери заметно притихли.
— Ну, не подвезло ли нам? — весело продолжал папаша. — Надо же, чтобы этот тенор заболел. Горбун скис, тенор скис — только мне ничего не делается.
Дочери переглянулись, прикусив губы. Обеспокоенный родитель покосился на них.
— Или я все-таки болел, по-вашему? — И так как они по-прежнему хранили молчание: — Потому что, если человек сломал себе на лестнице ногу, этого болезнью не назовешь. — Теперь щеки у него отвисли и голос звучал жалобно. — Я еще на этих днях в Адорне побился об заклад с торговым агентом, что съем за один присест тридцать голубей, и вот выиграл же пари! — Как вдруг он опять ударил себя по коленке: — Глядите-ка, Галилео уже треплет ее по щечке! Ну, эта комедия почище той, что на сцене. Прямо жалко пропустить случай. Пойти туда, что ли?
— Лучше не ходи, — остановила его синьора Джоконди. — Кто его знает, что сделает доктор, когда вернется… А вот и он.
Все затаили дыхание, слышно было, как доктор сказал:
— Как вы смеете? — Он схватился за голову. — Вы посылаете меня к больному, который уже полчаса на ногах, а сами…
Лицо его побагровело, он грозно шагнул вперед. Красавец Альфо отступил в угол, дурацкой улыбки точно не бывало. Не успел доктор протянуть руку, как юноша перемахнул через барьер ложи и затерялся в зале.
— Браво, Альфо! — кричали ему, и это
