Мелькнула внизу гора Дюрмень, за ней раскинулся Долгое озеро, отделенное от моря узкой песчаной косой. От его северного берега начинается древний Киммерийский оборонительный вал, пересекающий весь Керченский полуостров от Черного моря до Азовского. Вверху собирались белоснежные облака, но они сейчас помочь не могли - оттуда разведку не проведешь. Однако, когда разведчикам станет трудно, эти белые облака спасут в трудную минуту, скроют тяжелые "илы" от истребителей врага.
В Керчь шли старые путевке и только проложены колонные пути. Войск на них было порядочно, и все двигалось на восток, в Эльтиген. Националисты не ожидали, видно, самолетов противника из своего тыла и зенитный огонь открывали поздно, разрывы снарядов оставались позади и не были помехой. Журавлев то включал фотоаппарат, то проводил запись увиденного на карте. Одновременно, выжимая из машины максимальную скорость, пристраивался в кабине по всякому, чтобы видеть, что творится в воздухе, особенно за хвостом. Главное для разведчиков сейчас не упустить истребители. Не увидишь - проиграешь бой, увидишь - есть шанс увернуться, сманеврировать и, возможно, спрятаться в облаках.
- Девятый, Еще тридцать километров - и наша территория. - Услышал сержант голос ведущего.
- Понял, восьмой. Если закончили район, давайте пройдемся по колонне. - Обрадовался Журавлев.
- Закончили. Выходи вперед, я посмотри за воздухом.
Прифронтовая полоса всегда насыщена войсками и техникой, поэтому искать долго врага не пришлось. Справа на проселке появилась колонна крытых грузовиков с пушками на прицепе. Журавлев довернув направо и пошел в атаку. Окончил стрельбу, вышел из пикирования и боевым разворотом занял исходное положение для повторного захода. Два грузовика горели. Вторая атака. Когда в прицеле появилась очередная машина, сержант увидел, как через задний борт вылезают и прыгают на землю солдаты. Длинная очередь из двух пушек и двух пулеметов - и грузовик заслонили яркие точки трассирующих пуль и снарядов. Он стрелял и стрелял, не видел сейчас ничего, кроме этих машин, солдат, которые падали и разбегались. И машины ускользали из прицела вниз, под самолет. И тут до его сознания донесся испуганный крик ведущего:
- Ваня, земля! Вывод! Вывод!
Сержант резко взял ручку управления на себя. Сначала он видел землю и грузовики, которые неслись на него, а потом все пропало. Сознание восприняла только страшное перегрузки, которое вдавливал его в сиденье и темноту в глазах. Самолет вышел из пикирования, высоты хватило и он жив. Перегрузка приходило и в глазах светлело. Земля была далеко и самолет шел вверх, в облака.
- Ваня, живой? Ты что, очумело? Чуть в землю не врезался. - Услышал он ведущего. И вдруг с тревогой в голосе. - Истребители! Круче разворот вправо и давай вверх, в облака.
Двигатель работал на полных оборотах. Разворачивая самолет с набором высоты, Журавлев увидел справа, километра за три, четыре самолета с характерным изгибом "обратная чайка", как на МиГ-3. Широкий лоб, короткий фюзеляж - Украинская С-250 "Беркут". Скорость у него километров на двести больше, чем у бронированного "Илюха". Не уйти. В облаках метров двести, нужно прятаться там. Все решат секунды ...
Штурмовики набирали высоту, все время довертаючы так, чтобы видеть врага. И только убедившись в том, что атаковать его истребители противника не успеют, Журавлев сосредоточился на приборах, готовясь к полету в облаках. Облачность теперь была союзником и спасителем.
Но спасителем обманчивым. Минуты две, больше, три шли штурмовики в облаках, когда блеснул перед кабиной целый букет разрывов. Били зенитки, и били прицельно. Наверное, приводились радиолокационной станцией. Журавлев бросил "ил" справа, слева, ушел со снижением, бросая машину из стороны в сторону, чтобы не оказаться в прицеле. Розовые вспышки взрывов остались наверху, а внизу блеснули солнечным отблеском волны Керченского пролива. Вражеская территория осталась позади, он уцелел и на этот раз, обманул безносое. Таманский берег был впереди, километрах в пяти.
А где же ведущий? Однако, сколько ни вертел головой сержант, увидеть самолет командира не удалось. Пока вел штурмовик на базу - термин, который пришел в авиацию, как и многое другое, от моряков, не покидала надежда, что тот так же счастливо вывел свой бронированный "ил" из-под обстрела и уже дома, или по две- три минуты будет там. И гнал от себя злой догадку, что тот розовый вспышка в облаках впереди был именно от его машины.
И когда вступил четкие очертания перед сержантом игрушечный редут саманных построек, обозначавший стоянку полка, он почувствовал себя так, будто не вылезал из своего "Илюха" минимум сутки. Та тьма в глазах, которая на мгновение все покрыла, исчезла, в свете солнечного утра перед ним купались в лучах "яки", маленькие игрушечные самолетики. "Сдаю ..." - решил сержант. Истребители низко, будто стрижи перед дождем, кружились над крышами давно брошенного людьми поселения - они сами торопились сесть.
Хутор, сверху безлюдный, обнаружил признаки жилья. Натужно тянулись к стоянкам бензозаправникы, торопясь насытить горючим баки штурмовиков, приземлились в Лиманском.
В конце поля, куда бежали, теряя ход, самолеты, сели, пританцовывая человек с флажками - именно там, где летчику предстоит как можно быстрее покинуть посадочную полосу. Уклоняясь, как тореро, от машин, которые катились на него, он взмахами флажков - красным и белым, - направлял одни самолеты справа, другие слева от себя. Истребителей регулятор направил в недавно вырытых землянок. Штурмовика он повел в дальний конец аэродрома, в степь ... вековечная рвение наземной службы перед летчиками истребительной авиации. "Яки", как должное, принимали от этого молодца упорядоченную часть стоянки. А Ваня Журавлев вдовольняйся тем, что останется. На тебе боже, что нам негоже ... "Холуйская твоя душа!" - Покрыл регулировщика и не посадил, а хлопнул штурмовиком о землю. Сквозь шум двигателя еще раз высказался в адрес регулятора.
Авиационный жезл велел сержанту забираться в степь, в тот его конец, где под разводами отвратительного камуфляжа можно было разглядеть выходцев из перкально-деревянной эры летающей техники - аэропланы "У-2", "Р-5", "Р-Зет" ... Собранные с миру по нитке, они также были брошены на Керчь ...
К командиру полка сержант шел тяжело, объясниться с майором ему было под силу. Гибель ведущего, еще не пережитая, стояла у него перед глазами. Слетали с этого аэродрома двух, а вернулся он один. Подходит, волоча ноги, рука будто чугунная, никак к шлему не донесет.
- Что именинника, один вернулся? - Слова майора колючие, только пропускает их Журавлев мимо ушей. Не видит сейчас Иван командира полка. Другое стоит перед глазами. Возгорание на месте штурмовика, пламя, взрыв .. - Докладывай.
- Прямое попадания, товарищ майор ... Задание выполнено.
- Варежки в небе нечего было разевать! - Отчеканил командир полка, не зная ни к кому снисхождения. Сержант виновато опустил голову. Так и докладывал майору о полете, уставившись в землю.
Данные разведки еще не устарели.
***
Серый кот Гришка с вечера начинал нервно зевать. Это означало, что на обед для зенитчиков повар приготовит уху. Действительно, за полчаса воздух начинало басовито гудеть двигателями вражеских бомбардировщиков и тогда Гришка не спеша шел в командирский блиндаж (несмотря на молодой возраст, кот Гришка был далеко не дураком и хорошо понимал разницу между плохоньких землянкой пушечного расчета и командирским блиндажом в пять накатов ), залезал под шинель комбата и влягався спать. И хотя земля содрогалась от взрывов бомб - близких и отдаленных - он незворушливо спал до утра, только время от времени переваливаясь с боку на бок. (Это был довольно ленивый и неотесанный кот, правда, с философским уклоном, который более всего на свете любил хорошо поесть и в уюте поспать ... Но несмотря на свою неотесанностью, во время сна Гришко дышал только по системе древних индийских йогов. Такой вот жизненный парадокс!) Такая незворушливисть к бомбардировке серого кота Гришки объяснялась просто - он родился и рос на авиационном полигоне, и мама киса Мурка после каждого такого бомбардировки приносила своим котятам оглушенных взрывами мышей-полевок, которых водилось на полигоне множество. И жить бы Гришке до смерти на том полигоне, однако молодой котик любил сидеть на перилах смотровой вышки и наблюдать за тем, как отрабатывают летчики Красного Рабоче-Крестьянского Воздушного Флота боевые задачи, где-то весной и попал на глаза командиру зенитной батареи - как оказалось ожесточенном любителю кошек, - и с тех пор Гришко стал любимцем зенитчиков.
