Уже в конце лета батарея, а вместе с ней и серый кот Гришка, переместились из волжских берегов на берега Тихого Дона, воспетого пролетарским писателем Михаилом Шолоховым, и стала на защите такого важного стратегического объекта, как железнодорожный мост в городе Батайске.
Назревала война с буржуазно-националистической Украины, поскольку наличие такого государственного образования на западных и южных границах Советского Союза угрожала не на шутку безопасности и процветанию первой страны, где к власти пришел пролетариат. Это было понятно всем, даже котам. А вот бессознательные украинском, которые не понимали, что их просто необходимо освободить от власти прожорливых капиталистов и помещиков, могли по своей хуторской бессознательности опираться благородном стремлению советских людей сделать их окончательно счастливыми, и наносить удары по стратегическим объектам в советском тылу. А какие удары могут угрожать тылу наступающих войск? Правильно, воздушные удары недобитой авиации противника. Нужно было эти объекты оборонять от воздушных ударов. Именно для этого и появилась на берегу Тихого Дона батарея зенитных орудий калибром 85 миллиметров.
Этот железнодорожный мост через Дон прикрывали две батареи 85-миллиметровых зениток, рота зенитных пулеметов-четверок и два взвода 37-миллиметровых зенитных автоматов. Только в первый день боевых действий с националистической Украины обошлось без стрельбы. А стемнело седьмого сентября, оно и началось.
Всю следующую ночь зенитки азартно лупили в черное небо, где гудели невидимые самолеты. Порой в луч прожектора попадал белый крестик вражеской машины и тогда к нему тянулись сверкающие трассы пуль зенитных пулеметов и снарядов зенитных автоматов. Но прежде, чем они успевали дотянуться до своей цели, самолет делал противозенитный маневр и вырывался из ослепительного прожекторного луча. И пули и снаряды гасли в вышине или рассыпались в вышине праздничным салютом. Правда, и для вражеских бомбардировщиков цель - железнодорожный мост - оставалась неуязвимой. Итак, можно сказать, зенитчики свою задачу выполняли.
Под утро стрельба стихала и расчеты орудий опускали стволы и, после короткого сна и отдыха, к вечеру занимались обслуживанием материальной части. Глушень взрывами бомб рыбу прибивало к берегу и тогда батарейный повар шел с большой корзиной собирать боевые трофеи. Две-три крупные рыбины повар - он не был скрягой - отдавал Гришке, в знак благодарности за то, что тот сопровождал его на берег Дона и обратно, к батарейной кухни. Но не подумайте, что Гришка мяукал или терся о ноги повара, выпрашивая жалкого пескаря! Совсем нет. Серый кот Гришка был котом степенным, он не опускался до вульгарного попрошайничества. Потому серый кот Гришка и зевал нервно - рыбу он попробовал впервые именно здесь, на донских берегах, и полюбил ее сразу и навсегда.
Уже в первый день Гришка попытался поделиться этим деликатесом со старшим лейтенантом - командиром зенитной батареи, и разложил две рыбы на аккуратно застеленном серой солдатским одеялом кровати комбата. Но его сразу же встретил неправедный гнев богов и уже два дня Гришко жил в землянке расчетах третьей пушки. Не сказать, чтобы это как-то расстроило Гришку. Так, вместо одного покровителя он приобрел целый десяток. Правда, каждый из зенитчиков имел какие-то свои определенные недостатки, но и неоспоримым достоинства также были в наличии. Так, Гришка не одобрял порывистый замашек командира орудия, хотя охотно лакомился салом, которое у сержанта всегда водилось. А еще он любил посидеть на теплом колене наводчика, явно склонного к философским размышлениям, кроме того, заряжающий тоже был не скряга и делился с Гришкой молоком и сметаной, которым его угощали местные удовичкы и солдатки. А во время отдыха можно было погреться под теплым шинелью замкового, которая сверху была, как обычная солдатская, а внутри имела ватную подкладку, как командирская. И это была большая тайна. Особенно, от старшины батареи ...
Вот и сейчас Гришко пригрелся у наводчика Прокопия Мышкина и мурлыкал от удовольствия - рука наводчика гладила его по спине, и подставлял живот, чтобы тот почесал мягкое кошачье пузо.
- Божья ты тварь, Гришко, живешь, и горя не знаешь. Равно тебя на уме, пожрать, как следует, да поспать. И забот-то других у тебя НЕТ и быть не может. - Будто к себе говорил наводчик. - И все-то тебя на батарее любят, Никто не пихнет сапоги, до всех-то ты ласково ... Ох, тварь ты Божья ...
Здесь Гришко мог бы и возразить, не ко всем он ласковый, не всем позволяет себя по спинке гладить, не всем мурлычет. Вот, например, есть во взводе управления один тип ... Но додумать он не успел, ухо кошачье уловило далекий басовитый гул - на большой высоте шли тяжелые самолеты, и шли именно на позицию батареи ...
А Прокопий чесал коту то мягкий живот, то за ухом Гришке это чрезвычайно нравилось и он даже изгибался, чтобы наводчика было удобнее чесать, - и думал свою тяжелую думу. Думать было о чем ...
Взяли его в армию в сороковом, осенью. Новый Закон вышел, принятый сессией Верховного Совета СССР о всеобщей воинской обязанности и в ряды Красной армии загребли всех, кто к этому еще не послужил Родине победившего пролетариата. Глухое тамбовском село, где Прокопий работал счетоводом в колхозе, имело репутацию гнезда сторонников убитого чоновцев в двадцать втором Антонова, а потому отсюда в армию брали только некоторых. Вот так и Прокопий дожил до двадцати восьми лет, семьей обзавелся, а в ряды РККА почему не призывали. Но вышел Закон и загребли всех, кто к этому еще не послужил. Ему якобы удалось, не в пехоту попал, которая, как известно (Халхин-Гол с Хасаном это показали очень хорошо) львиную долю звезд видгрибае, но то, в основном, звездочки над могилками, в зенитную артиллерию, где шанс выжить гораздо выше , чем в обычной артиллерии. Однако думать ему было о чем ...
Конечно, ему повезло, что не придется идти в полный рост на огонь хохляцким пулеметов. (А что украинская будут защищаться отчаянно у Прокопия сомнений не возникало - кто же захочет добровольно в колхозное ад лезть!) Но и здесь, в зенитной артиллерии, также не мед. Вон сколько хохлы бомб за два только ночью сбросили! А какая же и рядом может взорваться. Тогда как быть? Конечно, у него есть выбор ...
Можно под крик и мат комбата с политруком лупить в небо по Украинская самолетам. А в ответ ждать попадания бомбы. Скорее всего - убьет. В родное село пойдет сообщение-похоронка, что так и так, семья Мышкиным, крепитесь, погиб ваш муж и отец смертью храбрых в боях с оголтелым украинскими буржуазными националистами. Вдове дадут такую-какую помощь. Сыночек, Бог даст, позволят выехать из противного колхоза в город, там он в ФЗУ [25] поступит, человеком станет.
А если повезет, если не убьют до смерти? Когда только ранят, ногу оторвет или контузит тяжело? Когда санитары подберут до того, как кровью истечет? Тогда, возможно, и медальку какую дадут, позволят сапожничать, а? Как инвалиду войны ... Прокопий вплоть зажмурился от таких сладких грез. Все же лучше, чем в колхозе за палочки трудодней батракуваты ...
Впрочем, есть выбор. Можно послать на три веселых буквы и комбата, и политрука. В лес податься. Или в плавни. Вон они, рядом и, говорят, кое туда бросился же. От войны этой, пусть ей черт, спрятаться решил, болван. Тогда все совсем скверным становится, совсем скверным ... Чем война закончится, гадать не нужно. Сам видел сколько войска, сколько танков, пушек насобирали, сколько самолетов Краснозвездный в небе каждый день на запад идет. Правда, не все обратно возвращаются, но это уже значения не имеет. Заводы в тылу работают и меньше их не становится. Итак побрикаються хохлы, а потом все равно в рай советский попадут. Никуда не денутся. Хоть и жалко их, но своя кожа ближе, ее больше жалко. О себе думать надо.
Так, когда другой путь выбрать, все становится просто и понятно. После войны всех, кто в плен хохлам сдался, найдут и расстреляют. Или в лагерях сгноят. И правильно, тоже мне, хитрожопи нашлись! Всех, кто в лесу или вот, как здесь, в плавнях надумал скрыться, также найдут и расстреляют. Вся жизнь в плавнях не просидишь. На что леса на Тамбовщине густые, но и там до зимы мало кто досиживал. И никто тебя от чекистов и чоновцев не спрячет, о своей коже думать. Будьте надежны, найдут и шлепнуть. А уж о том, что с семьей "изменника и дезертира" будет и думать не хочется. Такой вот нехитрый оборот судьбы ...
Кот вскочил на уровне, выгнул спину дугой и, кратко нявкнувшы, стремительно выскочил из землянки. Здесь только Прокопий уловил далекий гул вражеских самолетов. Еще не видя их, наводчик определил, что самолетов много. Вслед за котом поспешил покинуть землянку. А на батарее уже звонили в пустую гильзу - тревога!
