постель.
Когда Степан вернулся из гимназии, Корнелий бредил. На голове у него лежал холодный компресс. Степан сейчас же побежал за Родионом Топуридзе. Внимательно осмотрев больного, врач велел первым делом поставить банки и, надев очки, сел выписывать рецепт. Степан не сводил с него глаз.
— Скажи, Родион, серьезная болезнь? Ведь если, не дай бог, с ним что-нибудь случится, мать не переживет.
— Корнелий самый младший у них в семье, и мать безумно его любит, — пояснила Като.
— Особой опасности пока нет, — ответил доктор, взглянув на супругов через стекла своих больших очков. — Хотя легкие не совсем в порядке: прослушивается хрип в верхушках, и в одном месте как будто бы уплотнение…
— Удивительно — каким образом у спортсмена вдруг слабые легкие! — сказал Степан.
— Нечему удивляться — ведь один из твоих братьев умер от туберкулеза, — ответила ему жена.
— Вообще в Имеретии большой процент населения поражен туберкулезом или малярией. Ну, а в общем не беспокойтесь, будем надеяться, что все обойдется благополучно, — утешал Степана врач.
Высокая температура держалась девять дней. Корнелий сильно потел. Като не успевала менять ему белье и простыни. Жар прошел лишь на двадцать первый день. Обросший, исхудавший Корнелий и в самом деле походил на чахоточного. Врач советовал ему вместо курорта поехать на время сбора винограда в Карисмерети. Он считал, что воздух той местности, где человек родился и провел детство, оказывает на него более благоприятное действие, чем самый лучший курорт.
Перед отъездом в деревню Корнелий прошел медицинскую комиссию. Врачи с удивлением оглядывали его тощую фигуру.
Комиссия признала Корнелия негодным к военной службе.
Как-то, прогуливаясь с друзьями, Корнелий встретился на Тифлисской улице со своей теткой Бабо. Ее сопровождал Беглар, державший в руках огромную корзину с продуктами, закупленными на Зеленом базаре. Бабо была потрясена видом Корнелия. Вначале она даже не узнала племянника, хотя его лицо и показалось ей знакомым.
— Батюшки, Корнелий! Ты ли это? — воскликнула она. — Да что же это с тобой? — И стала его целовать.
— Вот как измотала меня «испанка», — ответил ей Корнелий и поздоровался с Бегларом.
— Что ты делаешь в Кутаисе?
— Прошел комиссию. Знакомься, мои друзья — Миха Мачавариани и Котэ Адейшвили. Миха женат на двоюродной сестре Нино.
Бабо окинула молодых людей кокетливым взглядом своих больших, черных глаз. Поправила жакет. Беременность ее была уже заметна.
— Что это? — спросил Корнелий, показывая глазами на ее живот.
Она провела по животу рукой, украшенной кольцами, и с едва заметной лукавой улыбкой ответила:
— Дорогой Корнелий, наконец-то бог смилостивился над нами, теперь твой дядя не останется без потомства…
Взглянув на Корнелия, Беглар смущенно опустил голову.
Бабо поспешила переменить разговор:
— Корнелий, едем к нам в Зедазени. Откормлю тебя так, что мать не узнает. Поедем, и друзей своих забирай.
— Отия тоже будет рад, он там один, — добавил Беглар.
— Обязательно приезжай, Корнелий, с друзьями приезжай, — еще раз повторила Бабо и, улыбнувшись Мачавариани и Адейшвили, обнажила свои белые, как жемчуг, зубы.
«Проклятая! Брюхата, а все кокетничает», — злился Беглар.
— Мы не можем приехать, а Корнелий, конечно, хорошо сделает, если послушается вас и поедет, — ответил Миха.
— Нет, господа, вы тоже приезжайте, — уговаривала Бабо. — Большевики, правда, хотели нас разорить, но это им не удалось. Теперь, слава богу, дела наши поправились. А твои друзья случайно не большевики? — смутившись, спросила она Корнелия.
— Нет, сударыня, мы не большевики. Над Зедазени рвались наши снаряды, — заверил ее Миха.
— Ну вот, тем более, значит, вы должны посетить нас, — как лиса, лебезил Беглар.
— Будь они прокляты, эти разбойники, — говорила Бабо. — С той ночи, как они напали на нас, Отия все хворает, почти не поднимается, бедняга, с постели.
— Что с ним? — спросил Корнелий.
— Он тогда очень испугался. Правая нога у него распухла, стала как бурдюк. Теперь-то опухоль спала. Спасибо Тереза прислала будру, а то мы нигде не могли ее достать.
— Дядю не будрой надо лечить, а цхалтубской водой, — посоветовал Корнелий.
— Был он и в Цхалтубо, и в Зекари, и в Кисловодске, да что толку? Ты ведь знаешь его. Куда ни поедет, всюду женщины да кутежи. Разве это лечение? Разве это доведет да добра? Оттого теперь ноги у него и похожи на мутаки, — жаловалась на мужа Бабо.
— А все же будра помогла, — заметил Беглар.
— Скоро и будра уже перестанет помогать!
Когда Бабо и Беглар ушли, Миха сказал шутливо Корнелию:
— Сукин сын, какая, оказывается, у тебя интересная тетка!
Корнелий уехал в Карисмерети и пробыл там до конца сбора винограда. Мать беспрестанно поила его молоком, кормила яйцами, виноградом. За месяц Корнелий так пополнел, что одежда стала ему тесной. Он заметно возмужал, отпустил усы. Вместе с Доментием, Юло и Агойя он собирал виноград и давил его в давильне…
После сбора винограда Доментий собирался приступить к постройке дома на участке, отведенном ему Терезой, и поэтому отказался отпустить Агойя с Корнелием в город.
Наступил ноябрь. Западный ветер срывал оставшиеся на деревьях листья, гнал их по полям и дорогам, жалобно завывал в Аджаметском лесу, заглушая стук молотка Юло, сколачивавшего крышу нового дома Доментия.
В день отъезда Корнелия обедали раньше, чем всегда. За столом, кроме Терезы, Ионы, Доментия и Юло, сидели Джаджана и Лукайя. Тереза торопила с обедом, беспокоясь, чтобы сын не опоздал на поезд. Подвыпившие крестьяне торжественно шли провожать Корнелия. Когда он проходил мимо дома Менжавидзе, Кетуа вынесла ему лозу с гроздьями винограда.
«Улыбается, словно невеста!» — подумала Тереза.
Корнелий поблагодарил девушку:
— Спасибо, Кетуа. Весной я опять приеду, и тогда мы попляшем с тобой здесь, под липами, под звуки дайры.
Девушка смутилась, но быстро овладела собой и рассмеялась.
Теперь уже все смеялись. Молчал только Иона, глядя с удивлением на Корнелия…
— Счастливый, раз можешь еще веселиться. Береги себя. Ты выпил, будь осторожен в дороге, — предупреждала Тереза сына, обнимая и целуя его.
В ПОЕЗДЕ
Воды утекут — камни останутся.
Пословица
1
Дул западный ветер, холодный, пронизывающий. Дождь шел вперемешку со снегом. Вершины гор окутал туман. Тяжелые, насыщенные влагой облака нависли над землей и двигались так же медленно, как поезд, в котором ехал Корнелий. За час он проходил не более десяти верст, долго стоял на станциях, на каждом полустанке. От Кутаиса до Тифлиса шел около полутора суток.
На подъемах паровоз давал долгие, слабые свистки, словно взывал о помощи. Вот он с трудом дотащился до одной из станций, лязгнул буферами расшатанных вагонов и остановился как бы для того, чтобы набраться сил для дальнейшего пути.
Корнелий не смог
