работница, меня взяли. Вот и всё, — улыбнулась она.
— Вижу, вы не очень расстроены смертью Гинеи.
— Люди приходят, люди уходят. Моя мать говорит не плакать по мёртвым, ибо слёзы нужны для живых, поэтому я не плачу. Хотя грустно, да. Но жизнь продолжается, верно?
— Не стану спорить с этим утверждением, — согласно кивнул Кондрат. — А вы были дружны с Гинеей?
— Ну мы все здесь дружны, — улыбнулась Мити. — Но быть дружными и дружить — не одно и то же, если вы об этом.
— Поясните?
— Ну… мы хорошо общались, смеялись, рассказывали что-то о себе, но это не означало, что мы подруги. Просто у нас хорошие отношения. Вот.
— И вы что-то можете рассказать о Гинее?
— Ну… кроме того, что она была доброй и пылкой… — взгляд по Вайрину за его плечом, — ничего больше.
Кондрат теперь мог практически с уверенностью сказать, что все они скрывают один и тот же факт. И этот факт связан с Вайрином и Гинеей. Кондрат даже мог предположить, о чём идёт речь, так как ему было не десять лет, чтобы не сложить два и два.
— Больше ничего не расскажете?
— Поймите правильно, Гинея — девушка с характером. Она была весёлой и доброй, но умела держать при себе то, что не хотела рассказывать. И получается, что по-настоящему её никто не знал… за некоторыми исключениями.
Вновь взгляд за плечо, но теперь уже насмешливый.
— Хорошо. Насколько мне известно, Енса дежурила этой ночью, верно? — перешёл к сути дела Кондрат.
— Да.
— Вы спали всю ночь?
— Ну… пару раз я вставала, — не стала отрицать Мити. — В женскую комнату.
— Может видели что-то подозрительное? Слышали может? Видели ещё кого, кто заходил на кухню?
— Нет, никого и ничего, мистер Брилль. Но кто если и мог слышать, то это Енса. Она дежурила этой ночью, а мы все были лишь на подхвате в случае необходимости. Мы просыпаемся лишь утром: я, Макларен и Гинея… раньше просыпалась, — в голосе промелькнула грусть. — Енса нас будила, и мы шли по своим делами. Я готовилась с Енсой к завтраку, Макларен обходил дом, открывал двери, проверял дела на день, а Гинея должна была прислуживать нашим господам.
— И что произошло утром?
— Мы пошли по своим делам. А потом мы услышали колокольчик господина. Енса пошла к нему, а я осталась накрывать завтрак. Затем вскрик. Знаете, такой, другой. Не тот, когда крыску увидишь или тебя напугают, а именно взвизг. Ну я и бросилась к кухне, так как вход вон, там напротив. И лоб в лоб столкнулась с Енсой. У неё глаза большие, испуганные, а за спиной Гинея лежала. Я даже слова не успела вставить, как она крикнула звать стражу. А дальше всё, как она рассказывала.
— Это когда она…
Кондрат отыграл дурачка, который не помнил точно, что рассказала прошлая служанка, пусть в голове и отложилось точно, где и в какой последовательности они делали и встречали на своём пути, пока звали охрану и графа. Но ему было интересно, как это расскажет именно Мити.
Впрочем, она придерживалась точно такой же истории, и, в отличие от Енсы, у Кондрата не создалось впечатления, будто она что-то утаивает от него. Мити говорила ровно, спокойно, иногда слегка путаясь, возвращаясь назад и добавляя детали, что было естественно для человека, который вспоминал на ходу, пытаясь подробно воссоздать прошедшие события.
И её, в отличие от Енсы, не волновал стоящий рядом Вайрин, как лишний показатель, что Мити ничего не укрывала. Для Кондрата он уже был чем-то вроде индикатора, когда слуга что-то скрывает, так как те сразу бросали взгляд на одного из своих господ, прежде чем продолжить, когда возникал скользкий вопрос.
Третьим человеком, с которым собирался поговорит Кондрат, был дворецкий Макларен Драг, который, со слов Вайрина, служил им верой и правдой много лет. Это был старый джентльмен в смокинге и белых перчатках с натёртыми до блеска туфлями, в которых можно было увидеть собственное отражение при желании. Даже на старости лет у мужчины была достаточно чёткая дикция с удивительно ясным умом и памятью.
И он, даже не заглядывая никуда, смог по минутам рассказать график работ каждой из служанок. Кто где стоял, кто за что отвечал, и кто когда должен был идти и даже каким путём. Собственно, за то время, которое он работал в этом поместье, такое доскональное знание работы прислуги было логичным.
— А где вы были ночью, господин Драг? — поинтересовался Кондрат.
— Спал, мистер Брилль. Моя смена не в эту ночь.
— И вы проживаете здесь, в этом поместье?
— Да.
— Вы хорошо знаете своих сотрудников?
— Слуг, которые работают у меня? Да, очень хорошо, — он нахмурился. — Но не так, как хотелось бы, по-видимому. Тот факт, что Гинея пила хозяйское вино, оказался для меня пренеприятнейшим открытием, мистер Брилль. Мы такое себе не позволяем, а она всегда была одной из показательных служанок.
— И вы можете гарантировать, что в поместье никто не проходил?
— Я лично отвечаю за закрытие дверей, мистер Брилль. Это отработано годами, и быть может вы можете подумать, что я какую-то не закрыл, однако они все были заперты.
— И все слуги относятся к Его Светлости хорошо?
— Он всегда был очень добр к нам, к слугам и к городу, который находится в таком здравии лишь благодаря моему господину. Тех, кто подаёт надежды, он отправляет на учёбу. Кто же нет, ему находят работу простую, и человек без денег не остаётся. Мне сложно представить, чтобы кто-то хотел зла моему господину.
— А у вас никогда не было с ним ссор? — поинтересовался Кондрат.
— С моим господином? — на лице старика нарисовался ужас. — Никогда в жизни. Ни с ним, ни с его отцом. Мой отец был верным человеком его прадеду, мои внуки учатся в школах, куда попали лишь благодаря влиянию моего господина. Если понадобится, я сложу голову во имя этой семьи.
Собственно, в искренности дворецкого сомневаться не приходилось. Столько служить этой семье мог только верный ему человек. А внимание, чтобы у старика было всё хорошо, эту верность лишь подкрепляло.
Хотя, с другой стороны, верность окружающих была понятна. Вендор Легрериан попросту покупал её. Это были не просто траты — это были
