я не смог даже смягчить ее падение. У сестры из носа закапала кровь, так иногда случалось после использования магии.
«Пока слабо, но мы отработаем, – ее голос в моей голове звучал уверенно, – однако хозяйке не скажем».
Она говорила не только о своем перемещении, но и о моих тенях. Она чувствовала их шепот, но не могла различить смысла.
«Твои тени защитили тебя от нее. Они действовали против заклинания».
Сестра стерла свою кровь и принялась за мою рану. Магия, сковывавшая меня, постепенно развеивалась, но я все еще не мог подняться с пола. Сестра взглянула на меня. Ее глаза были как два злых языка пламени.
«Я улучшу свою магию и смогу перенести нас очень далеко отсюда. Верь мне. Нужно только придумать, как избавиться от колец. А с помощью этой новой магии я смогу оказаться рядом с тобой, где бы ты ни был. Даже если мы будем порознь».
Порознь. Это слово застряло в голове. Злое, темное, колючее чувство все еще сидело внутри меня. Если бы тогда тенью должна была стать хозяйка, я бы обратил ее. Если бы мне нужно было перерубить руку ей, я бы сделал это. Я бы убил ее.
Но сестра была не такой, она не должна была стать такой. Я должен был защитить ее, даже если ради этого мне самому придется обратиться в тень госпожи.
После этого хозяйка передала госпоже рассказ о том, что я забрал ее тени. Я ждал наказания, но госпожа осталась довольна.
Она отдала мне еще несколько таких теней. Они действительно теперь были мои. Они стали моей первой собственностью, и от этого было странно.
– Ты глаза им завязал. Это правильно. Глаза тому, кто слепо подчиняется, не нужны, – сказала госпожа, и в одном из сотен ее голосов звучала усмешка. – Они лишь марионетки.
Я кивнул. Но на самом деле мне просто не хотелось смотреть им в глаза. Мне было стыдно.
* * *
Еще одной приметой проходящего времени стало исчезновение того безмолвного наблюдателя, к которому я уже успел привыкнуть. Он не появлялся все дольше и дольше, так что в какой-то момент я подумал – он больше не придет никогда.
Конечно, ведь я чуть не обратил его в тень. Я причинил ему боль.
Я вспомнил, как недрэ смотрели на меня после убийства. Как теперь они обходили меня, боязливо отводили взгляды, хотя к сестре были все так же добры. Никто не останется рядом с тобой, когда ты принес ему муки. Поэтому место таких, как я, во тьме и одиночестве.
Когда мимо меня что-то пролетело, я вздрогнул. Нож рассек воздух рядом со мной и вонзился в одну из марионеток, заставив ее растаять.
Я обернулся, пытаясь понять, кто атаковал. Из темноты коридора снова смотрели желто-зеленые глаза. Я сделал шаг вперед, сам не зная зачем. Но тот, кто наблюдал за мной, юркнул во тьму и растворился в ней.
Если мне хотели отомстить, то зачем целились в марионетку? Ее не уничтожить так.
Я снова посмотрел на нож, лежавший на каменном полу. На его лезвие был насажен обрывок бумаги. Я оторвал ее и прочел:
«Ты и сам знаешь, что госпожа не терпит бесполезных вещей. А как только ты перестанешь обращать внимание на страдания твоей сестры, она станет для госпожи бесполезна».
Надпись была сделана на эльфийском и продублирована ниже на офо и человеческом. Кем бы ни было это существо, оно очень хотело донести до меня свои слова. Но я не понимал их смысла. Когда кто-то вредит сестре, то вредит и мне. Так будет всегда.
Но сестра и правда была бесполезна для госпожи, а я не мог позволить ей навечно остаться с хозяйкой. Я должен был спасти ее, даже если ради этого нам придется расстаться.
Я хотел подробно расспросить то существо с желто-зелеными глазами, я даже бы набрался храбрости заговорить с ним. Но больше оно не появилось. Я понял, что теперь оно точно ушло навсегда, оставив мне эту записку и нож.
Я остался один на один с туманной холодной вечностью, которыми были Моркет и госпожа.
* * *
О том, что Белый город не сон и не выдумка, не сказка и не строка из материнских песен, мы узнали еще через несколько тягучих лет. Теперь мы проводили в черном доме под скалой куда меньше времени, ведь хозяйка везде брала нас с собой.
Сестра всегда помогла бы ей сбежать, если дело принимало опасный оборот, а я заменил тени. И вот однажды, в один из множества похожих друг на друга дней, когда хозяйка выпивала с кем-то после удачной сделки, речь пошла о Белом городе.
– Он больше не наш, так-то, – сказал человек, осушив свою кружку и приказав нести новую. Он тоже говорил на офо неправильно, как и все люди, я никогда не понимал почему. – Белый город теперь их.
От запаха алкоголя, смешения разных благовоний и жары кружилась голова. Так что сначала мне показалось, что я ослышался. Что человек исковеркал слова офо еще больше. Но хозяйка, как эхо, повторила за ним:
– Республика Белый город отняла?
– Республика и эльфы. Приплыли на наши земли, как трюмные крысы, и принесли свою заразу. Да чтоб им всем подохнуть, заживо под солнцем сгореть!
– Когда это произошло? – взволнованно спросила хозяйка.
– Да дня три всего прошло, – ответил человек, разваливаясь на подушках, горой наваленных на полу. – Они и сам город дня за два взяли. Говорят, появились из ниоткуда, словно тени, не прерывали атаку ни днем ни ночью, всех ваших прогнали и наших большую часть. Одних недрэ оставили.
– На перепродажу?
– Нет, освободили.
Хозяйка подавилась вином, откашлялась и зашлась смехом.
– Я, что эльфы тупы, всегда знала, но бентийцы из людей тупейшие.
– Я их за людей не считаю, – сказал человек, поднимая пиалу, словно это был тост.
– Они город не удержат, – уверенно заявила хозяйка.
– Там и сейчас уже хаос. Война давно идет, а они все никак не поймут, что нет никого сильнее нашей шри-наа́ир.
И они выпили за нее. А я подумал о том, что, получается, Белый город, который виделся нам во снах, все время находился рядом. И если неизвестные люди из республики и эльфы удержат его, то все может снова стать таким, каким помнилось нам с сестрой.
А еще я подумал о том, что такое быть освобожденным, и не смог представить.
* * *
– Бентийцы эти, крысы, паршивые, жалкие, они думают, что Белый город теперь совсем
