class="p1">– Что произошло? Как вы это сделали?
– Ты назвала мне свое имя, причем, замечу, добровольно. Разве твой учитель не предупреждал, что этого делать не стоит?
Меня охватила паника. Вонвальт столько раз останавливал меня, не давал произнести имя какой-нибудь сущности, или изначального духа… или, чаще всего, мое собственное. А теперь я добровольно назвала его Эграксу. Я не знала, что теперь будет, ведь сэр Конрад никогда не рассказывал мне о последствиях такой оплошности; но, если вспомнить, как строго он запрещал мне это делать, меня не ждало ничего хорошего.
– Что вы теперь сделаете?
– Я превращу тебя в мое орудие. Хелена.
Я снова вздрогнула, словно мне отвесили пощечину. Эгракс протянул руку и указал скипетром на середину моей груди. Я опустила глаза и увидела, что моя одежда исчезла, а тело окутано эфирными энергиями. На моей ключице возникла метка, татуировка в виде двуглавой змеи. Я сразу же узнала ее, поскольку видела на гравюре в Книге Креуса, которую читала в келье монастыря Долины Гейл.
Я рефлекторно попыталась прикрыть свою наготу, но сразу же поняла, что не могу пошевелиться.
– Плут оставил на тебе свою метку, девочка.
* * *
– Отец Времени – так называют сущность, которая пожирает жизненную силу Вонвальта, – сказала Августа.
Мы сидели в развалинах замка. Сам замок стоял на плоской скале, которая выступала из Оссийского моря. Над нами по темно-фиолетовому небу плыли облака. В пустые проемы окон задувал прохладный ветерок, который нес запахи соли и смерти.
Между нами стоял стол – тот же самый, что я видела в странных чертогах Плута. Но на темной деревянной столешнице ничего не было.
Те несколько минут, что я провела с Эграксом, уже стирались из моей памяти, как старый сон.
– А называть его «суровым покровителем» – это просто старая присказка, – продолжала Августа. – Он – извращенный антипод святых покровителей, вроде тех, что описаны в неманском пантеоне. – Она пожала плечами. – В общем, просто расхожее выражение. Что-то вроде мантры.
– Как же нам разорвать его связь с Вонвальтом? – спросила я.
– Этот изначальный дух обитает здесь, в Эдаксиме. В ином месте он существовать не может. А нам необходимо разрушить связавшее их заклятие.
– С помощью «Кодекса изначальных духов». – Во время нашей последней встречи Августа уже говорила об этом.
– Верно. В нем написано заклинание изгнания.
– Мы как раз движемся к лагерю Клавера, – сказала я. – Он украл из Хранилища Магистров все важные тексты.
Августа печально покачала головой.
– Прочесть заклинание в мире смертных будет недостаточно; я уже говорила тебе, что его нужно произнести здесь.
– Да как же нам это сделать?
– Ты переместишься сюда точно так же, как и сейчас.
– Чтобы отправить меня сюда, сэр Конрад убил человека! – огрызнулась я.
Но Августа, похоже, не слушала меня.
– В этом месте обитают и другие сущности – отголоски людей, попавшие в западню, как и я. Мы здесь – нежеланные гости, и за нами ведется охота. Но пока у нас получается не попасться, мы будем делать все возможное, чтобы помочь. Например, мы можем провести в этом мире кое-какие приготовления и подсобить тебе с ритуалом изгнания. Пусть Отец Времени – изначальный дух, но даже его можно замедлить, отвлечь и прервать.
– Кто вам помогает? – спросила я.
– Те, кому причинил зло Бартоломью Клавер. Магия, которой он владеет, оставляет в этом мире очень специфический след. Он похож на запах, очень отчетливый, и от него веет злом.
– Мы едем к нему, чтобы остановить, – сказала я, хотя то, что в мире смертных виделось нам важной, великой миссией, теперь казалось несущественным, словно мы пытались отвести от огромного океана крошечный ручей.
– Я рада это слышать, – искренне ответила Августа. – Его сила растет. Я чувствую, что ее корни произрастают из этого мира, и они впиваются в почву все глубже. Если мы в скором времени не прервем эту связь, она станет сильнее и укоренится еще больше. Думаю, ему помогает кто-то из местных, некая очень могущественная сущность. Его возвышение невозможно объяснить одними лишь способностями к магии.
– Быть может, это Плут? – спросила я. Воспоминание о моем разговоре с ним в том парящем замке вернулось ко мне, однако, как и все остальное, оно казалось далеким, словно все произошло много лет назад. Я не представляла, как перенеслась обратно к Оссийскому морю, но почему-то даже не желала задуматься над этим. Все просто… случилось само собой.
– Возможно. Он проявил особый интерес к тебе. Думаю, все дело в твоей Связанности. Течения времени тянут тебя вперед, но чем больше ты брыкаешься и сопротивляешься им, тем больше определяешь ход будущих событий.
– Вы думаете, что Империи придет конец? – спросила я.
– Кто знает? Кого это волнует? Империя Волка – одна из десятков империй, которые сосуществуют в мире смертных и даже не ведают друг о друге, и одна из тысяч, которые будут существовать или существовали прежде. Она – всего лишь одно из воплощений цивилизации. Мне же думается, что Клавер представляет собой нечто большее и зловещее. Он набирает силу как в мире смертных, так и в священных измерениях. И тем сущностям, которые наблюдают за нашим миром – а их совсем немного, Хелена, – это не нравится. В этом месте устоялась своя иерархия; для нас она непостижима, однако она существует. Все грани бытия и все, что происходит на них, связано между собой. Нарушь равновесие в одном мире, и в остальных тоже наступит хаос.
– Это слишком большая ответственность, – несчастным голосом ответила я.
– О, но ведь это – всего лишь одна ветвь Древа Судьбы, – сказала Августа. – Чего тебе страшиться, если ты уже миллион раз терпела в этом деле неудачу?
Вдруг она резко обернулась.
– Гессис, – сказала Августа, и голос ее был полон страха. Она посмотрела на меня. – Пора уходить.
* * *
– Она очнулась.
Я с трудом разлепила веки, моргнула и медленно пришла в себя, словно только что вышла из комы. Мы все еще были в камере, в нескольких футах от меня медленно остывал Арнульф, и я с удивлением осознала, что в смертном мире времени прошло совсем немного. Вонвальт сидел в углу, на краю кровати; сэр Радомир сидел на полу, прислонившись спиной к стене и придерживая свой меч за эфес, крутил его между ног. Брессинджер стоял у решетки, держа в руке медальон сэра Конрада.
Первым мое пробуждение заметил Вонвальт. Вид у него был такой, словно он разом постарел на полвека. Его лицо осунулось, плечи ссутулились, губы иссохли и растрескались.
Стремление как можно скорее помочь ему, которое я испытывала в загробной жизни, быстро улетучилось и сменилось возвратившимся
