Все начинается с «моментального снимка» в октябре 1945 года, когда я увидел «моего первого русского» на Хитцингском мосту в Вене, на мосту, который сейчас носит имя Кеннеди. «Мой русский», небрежно приспустив поводья, правил легкой повозкой, которую тащила вдоль Хитцингской набережной бодрая лошаденка. Ехал ли он из Лайнцевского зоопарка, направлялся ли в замок Шённбрунн, подвозил ли провизию или боеприпасы? Да и вообще, как он здесь оказался, ведь район дорогих вилл Хитцинг в разделенной на четыре части Вене был не русской зоной оккупации, а английской?! Я не мог знать этого тогда, а сегодня, спустя пятьдесят пять лет, знаю обо всем этом и того меньше, но эта «картина» навсегда запечатлелась во мне: мой первый живой русский в серой шинели русской — точнее советской — армии-освободительницы. Исторической справедливости ради следует добавить, что мой первый русский был киргизом, о чем ребенок из Центральной Европы знать ничего не мог, как он не мог знать, выражало ли это лицо с узкими глазами и широкими скулами дружелюбие или, — в полном соответствии с данными наших тогдашних этнографических справочников, — вероломство?
Другие «приключения» я почерпнул из литературы и искусства. Моя любимая Рождественская история, например, — это изумительно веселая гоголевская повесть «Ночь перед Рождеством», которую я перечитываю уже сорок лет снова и снова, сперва один, потом с моей женой и детьми. Кузнец Вакула, его ненаглядная деревенская красавица Оксана, козацкий ведьмак Чуб, оба кума, чаровница — мать кузнеца Вакулы, поп и все прочие герои с хутора близ Диканьки стали за эти сорок лет хорошо знакомыми участниками наших собственных Рождественских праздников, и даже с чертом мы смирились, несмотря на то, что он принял омерзительный вид немецкого асессора! А какое наслаждение мы получили от положенной на музыку «Ночи перед Рождеством» — замечательной инсценировки оперы Римского-Корсакова в Лондонском театре «Садлерз-Уэллз», в которой мы увидели гоголевского черта, словно акробата на трапеции под куполом цирка, раскатывающим по зимнему небу на велосипеде, чтобы украсть луну!
Литературное воплощение любви к России у Райнера Марии Рильке и живописное у Эрнста Барлаха — тоже смальты моей мозаики «Россия», точно также как имена Кандинского, Лисицкого, Малевича и Татлина, с которыми я стремился поближе познакомить лондонскую публику в моей галерее на Кинг-стрит в 1974 году на выставке «Мечта Татлина».
Но и решетки на арестантских камерах в советской комендатуре Вены, расположившейся в здании городского совета народного образования (дворец Эпштейна) рядом с парламентом на Ринге, — тоже часть этой мозаики. Здесь схваченные без разбора на улице австрийцы томились за решетками, прежде чем отправиться в сибирские лагеря. Будучи гимназистом, я по пути в Бургтеатр или оперу часто проезжал на трамвае мимо этого хорошо охраняемого центра советских оккупационных властей, боязливо поглядывая на зарешеченные окна. Если пронесет, — думал я, — то всю оставшуюся жизнь должен буду благодарить только случай, который уберег меня от Сибири.
Не хотел, а разговорился! Простите мне это, дорогой русский читатель! Поверьте, я совсем не хочу присоединять свой голос к громкому хору бесчисленных всезнаек, которые с самого начала перестройки, захлебываясь и перебивая друг друга, с важным видом наставляют и поучают Россию. Я хочу лишь попытаться немного прояснить для русского читателя исторический фон моей книги, сопоставив приведенные мной лица, места и события с их историческими прототипами. Для удавшегося произведения литературы никаких пояснений не требуется, такое пояснение, однако, при необходимости может сэкономить драгоценное время студентов и доцентов-литературоведов, которые с моего благословения могут потратить его на вещи куда более приятные, как то: на горячий чай из самовара, на холодную водку, на любовные забавы с подругами, на вечера с друзьями, на пересчет «зеленых», без которых увлекательное путешествие на Карибские острова вряд ли состоится, на прогулку в ночь перед Рождеством с Вакулой, Оксаной, Чубом и шестью членами семьи Фишеров (я причислил сюда еще мою внучку Паулу), и конечно же, чтобы продолжить чтение моего скромного труда!
Прототипы героев вы найдете в моем «приложении», и я надеюсь, что мне удалось так «транспонировать» их реальные биографии, что вы, дорогой русский читатель, не успеете заснуть, прежде чем черт в гоголевской истории не спрячет луну в свой карман и по всему миру сделается так темно, что света для чтения не останется — в буквальном и переносном смысле!
Вольфганг Георг Фишер
Вена, январь 2000 г.
ПРИЛОЖЕНИЕ
I. Прототипы книги
«Мальчик в матроске» («Матросик», «Мальчик-в-Матроске»): Генрих Роберт Фишер (род. в Вене в 1903 г., умер в Лондоне в 1977 г.) — книготорговец и издатель в Вене, антиквар в Лондоне. Отец рассказчика («младенческого, „я“»). После аншлюса Австрии из-за еврейского происхождения был вынужден эмигрировать (через Югославию в Лондон).
Младенческое «я»: Рассказчик Вольфганг Георг Фишер (род. в Вене в 1933 г.) — писатель, искусствовед, антиквар (в Лондоне), в возрасте пяти лет эмигрирует с родителями в Югославию, но еще до вторжения Гитлера в Югославию (1940 г.) возвращается с матерью в Вену.
«Сосед»: Антон Франц Гёльцль (род. в Вене в 1874 г., умер в Вене в 1946 г.) — писатель, политик, депутат в парламенте Первой республики (1919–1934 гг.) от социал-демократической партии, от юго-восточного избирательного округа с рабочими районами Фаворитен, Майдлинг и Зиммеринг. В 1934 г. после так называемого «Февральского путча» был арестован, в сословном государстве канцлера Дольфуса лишен политических функций и принудительно отправлен на пенсию. Дедушка «младенческого „я“» по материнской линии и тесть «мальчика в матроске».
«Адвокат, допущенный к делам в верховном и уголовном судах»: Доктор юриспруденции Георг Фишер (род. в Ломнице под Брюнном, Моравия, умер в Вене в 1934 г.) — доверенный адвокат еврейского купечества. Отец «мальчика в матроске», дедушка «младенческого „я“».
«Капитан I ранга императорского и королевского флота»: Офицер военно-морского флота и командир подводной лодки, погиб во время Первой мировой войны. Любовник «супруги адвоката, допущенного к делам в верховном и уголовном судах», матери «мальчика в матроске» и бабушки «младенческого „я“»; согласно семейному преданию речь могла идти о бароне Траппе.
«Дядя Руди»: Рудольф Сладки (род. в Вене в 1880 г., умер в Вене в 1947 г.) — шуцбундовец, поборник социализма и участник Гражданской войны в Испании, брат жены Соседа.
«Супружеская пара Виммеров»: Йозеф и Мария Бергеры. Йозеф Бергер был компаньоном Генриха Роберта Фишера в книжном магазине «Бергер и Фишер» (в 1-м районе Вены на Кольмаркте). После аншлюса выяснилось, что он — член НСДАП. Его жена (в книге — Жозефина Виммер) была совладелицей дома на Вурцингергассе, дом 8, в венском районе Пётцляйнсдорф. В этом доме «мальчик в матроске» снимал квартиру. В 1938 г. эта квартира была «аризирована».
«Арийский ангел-хранитель»: Доктор Карл Гёльцль (род. в Вене в 1909 г., умер в Вене в 1984 г.) — геолог и учитель гимназии, брат жены «мальчика в матроске», дядя «младенческого „я“».
«Гого Гутман»: Консул Алоис (Лойзль) Энглендер (род. в Праге в 1910 г., умер в Вене в 1996 г.) — сын богатого банкира из Праги, плейбой, фантазер, эротоман, неофициальный совладелец книжного магазина «Вильгельм Фрик» в 1-м районе Вены. После аншлюса эмигрировал, в Вену вернулся в 1947 г.
«Пауль и Соня Кнапп»: Юлиус и Ханзи Майнль — представители известной в Австрии с давних пор торговой компании по импорту чая и кофе. «Майнль» имеет разветвленную сеть магазинов деликатесов. На вывеске этих магазинов изображен мавр. Юлиус и Ханзи дружили с их ровесником — «мальчиком в матроске». В книге супружеская пара является крестными дядей и тетей «младенческого „я“».
«Зиги и Женни Ледерер»: Курт и Лилли Даид, супружеская пара в замке Майнлей в Словении. Курт Даид был угольным магнатом в Вене, его жена Лилли — дочь генерального директора гостиницы «Империал». Они эмигрировали через Югославию в Австралию.
«Брат капитана»: Доктор юриспруденции Гюнтер Фишер (род. в Вене в 1908 г., умер в 1942 г.). Эмигрировать из Югославии брату «мальчика в матроске» уже не удалось. После вторжения Гитлера он был арестован немцами и убит в Освенциме.
Эльза и Жак Райсы представлены в книге под их подлинными именами. Жак Райс был биржевым игроком и потерял все свое состояние. В снятой его женой комнате они жили, едва сводя концы с концами. В последствии эта семья родом из Загреба стала жертвой холокоста.
