ты. Тут его невестка рожает».
«Какая невестка, — прямо-таки застонал Махмуд, — это моя жена рожает, ты понимаешь, моя!» — И, выхватив у ошалелого секретаря трубку, заорал: «Срочно выезжай, моя жена рожает!»
Маленький аул тем и хорош, а может быть, и, наоборот, плох, что любая новость в нем распространяется мгновенно. Не нужно ни телеграфа, ни радио, даже почтового голубя, чтобы передать весть с одного конца аула в другой.
Не успела машина с красным крестом еще и выехать из района, как у каждых ворот уже дожидались ее любопытные аульчане.
И Зубаржат, проехавшая в машине сквозь этот конвой, чувствовала себя так, как будто ее раздели и провели сквозь строй. Но все на свете имеет свой конец. И вот машина остановилась возле спасительных ворот Махмуда.
— Йорчами, дядя Махмуд, — сказала Зубаржат, выскакивая из машины. Голос ее звучал спокойно.
— Йорчами, — ответил и Махмуд, хотя это «дядя» кинжалом прошло по его сердцу.
А через несколько минут «скорая» уже ехала обратно, увозя Маржанат в районный роддом.
Всю ночь протоптался Махмуд под окнами больницы, так измолотил двор, что хоть лен засевай.
Когда же утром Зубаржат радостно сообщила ему, что родилась дочка, с достоинством ответил: «Пусть так. Следующий будет сын».
Но следующего судьба им не послала. А дочь — поздний плод, как ее называла Маржанат, — в 14 лет уехала в город и поступила учиться в кулинарный техникум. Так они и остались одни, потому что приемный сын Махмуда погиб на фронте на Курской дуге, а двое других, рожденных Маржанат, жили и работали в Москве: старший — хирургом в институте Вишневского, а младший — инженером на каком-то предприятии. Правда, в ауле оставались племянники, которые никогда не забывали Махмуда и Маржанат. Но все-таки это не то, что родные, кровные дети.
IV
Маржанат поднималась по солнечной тропинке. Был конец марта, и все вокруг влажно дышало обновленной землей.
Издалека, оттуда, куда направлялась Маржанат, доносились песня и смех молодежи. Истомленная солнцем, весенними испарениями земли, еще не обсохшей дорогой, Маржанат присела передохнуть на замшелый камень, поставив рядом плетеную корзинку, в которой она несла мужу обед. «Совсем спятил старик. В его ли годы обрабатывать землю, не знавшую человеческой руки. Молодые придумали — молодым и руки ломать. Да и то зря. Разве на этом склоне, где камня в пять раз больше, чем земли, может вырасти виноград? Но молодежь — она на то и молодежь, чтобы куролесить». Маржанат помнит, сама такой была. А ему-то зачем? Ему-то ведь не семнадцать, а все семьдесят. И ревматизм, и подагра, а туда же… Вчера надел новый костюм, хорохорился перед зеркалом. А Маржанат слезы прячет. Ведь в новом костюме он еще старее выглядит, словно новая калитка из гнилых досок. «Эх, была бы моя воля, дала бы я тебе вторую молодость и волю! Живи».
На днях приходит Маржанат домой, а он роется в ларе. И что вы думаете, откопал-таки с самого дна кинжал кубачинской работы и папаху: еще от прадедушки остались. Она спрашивает: «Зачем тебе, старый, кинжал?» — «А я в самодеятельности буду участвовать. Сиядат сказала, что у меня хорошая осанка. Только кинжала недостает».
Ну что тут скажешь?!
А на Восьмое марта в клубе был вечер. Маржанат не хотела идти: на что ей эти танцы да концерты — не молоденькая, поди. Но старик пошел, и она пошла.
Сначала он сидел спокойно, но когда на сцену вышла Сиядат, та, из Дома народного творчества, которая курицу с собой привезла, старик весь засиял. Сиядат танцевала какой-то чужой танец. Живот голый, а на ногах шаровары. Если бы десять лет назад девушка в таком виде показалась перед людьми, ее бы, наверное, убили. А сейчас все сидят как ни в чем не бывало. Даже восхищаются. А ее дурачок совсем потерял голову. Даже подснежники припас: торчат из кармана.
Не зря вчера Умукусум спросила ее со значением: «Ну как, привела домой своего петуха?» Маржанат ничего не оставалось, как обратить все в шутку: «Одного привела и привязала. А другого же не привяжешь за ногу».
Но, как говорится, одна и та же рука может и ударить, и погладить. Когда Маржанат узнала о том, что ее старик и вправду готовится участвовать в самодеятельном смотре талантов, а концерт этот будут передавать по телевизору, она снова смекнула, что сам аллах посылает ей этот счастливый случай, чтобы она могла осуществить свою давнюю мечту.
К сожалению, прежде все ее уловки относительно телевизора не давали никаких результатов. Махмуд упорствовал даже тогда, когда на годекане его откровенно обозвали жадным, на что Махмуд ответил, что не купит телевизора, потому что еще не знает такого случая, чтобы телевизор мог прокормить пять ртов.
— О каких пяти ртах ты говоришь? — удивились старики.
Оказалось, что Махмуд имеет в виду не только себя и жену, но еще и троих своих детей, из которых, как известно, самая младшая учится в кулинарном техникуме, а двое старших работают в Москве.
— Подожди, Махмуд, — растерялся самый старый старик, — ты нам не выдавай шелуху за полную горсть зерна. Твои дети давно выросли и сами себя кормят.
— Да ты нам не подсовывай жеребят вместо коней, — подхватил самый старый старик.
— И вообще зачем ты, поднявшись на абрикосовое дерево, сбрасываешь нам яблоки? — рассердился самый младший старик. — Мы тебе о телевизоре, а ты нам о детях.
— Мы тоже, слава аллаху, выполняем свой долг. И наши жены не птенцов выводят, — подытожил самый многодетный старик, знаменитый на весь район тем, что произвел на свет пятнадцать детей — и все сыновья.
Говорят, что, когда праздновали рождение пятнадцатого сына, колхоз пригласил из города известного писателя, который оказался настолько красноречивым, что произнес сто пятьдесят тостов. Когда же он приступил к сто пятьдесят первому, отец новорожденного, говорят, не выдержал и, нагнувшись к нему, прошептал: «Хватит тостов — в магазине кончилась водка». После чего некоторые объявили его жадным, хотя и то сказать — будешь жадным, имея пятнадцать сыновей.
Правда, сам многодетный старик отрицает существование такого факта и каждый раз хватается за рукоятку кинжала, когда ему намекают о нем. Так вот даже этот обремененный семейством старик и то недавно стал владельцем телевизора.
И только в доме Маржанат было пусто и скучно по вечерам. Маржанат знала по опыту, что новое увлечение делало ее старика щедрым и даже как бы равнодушным к деньгам, словно переключало его страсть с одного объекта на другой. И вот такой случай настал.
Улучив удобный момент, когда ее старик вернулся из клуба в особенно приподнятом настроении, она
