мятые трояки и пятерки?! Бережно берет он в руки хрустящую бумажку и, отойдя к окну, долго и внимательно смотрит ее на свет и, только убедившись, что настоящая, прячет в заранее уготованное ей место, а Хатимат отдает пачку мелких купюр.
И такой яркой вырисовывалась в его сознании эта картина, так горько заныло сердце оттого, что ей суждено остаться лишь в его сознании, что Махмуд, не помня себя, выбежал за ворота. Жену он нагнал уже на соседней улице.
— Честь твоей голове, хозяин мой! Ты что-то забыл?
— Когда будешь отдавать деньги, хорошенько пересчитай, — растерялся Махмуд.
— Я уже отдала, — нашлась Маржанат.
— Когда же ты успела?
— А я… я встретила его по дороге…
«И намаз успеет за миг, если идет деньги тратить», — подумал Махмуд. «И в горящий очаг голыми руками полезет, если увидит там однокопеечную монету», — подумала Маржанат.
III
Маржанат вспоминала, что в последний раз она открывала этот сундук ровно пятнадцать лет назад, когда в ауле появилась молодой врач Зубаржат. Ей вздумалось устроить встречу медперсонала больницы с бывшими фронтовиками — участниками двух войн: гражданской и Отечественной. Неудивительно, что на первую же встречу в качестве выступающего и был приглашен Махмуд: ведь он сражался за Советскую власть в прославленном отряде Атаева. А в Отечественную войну прошел путь от Кавказа до Берлина.
Надо отдать должное. Махмуду, он не любил хвастаться своими подвигами. Больше говорил о товарищах. А если уж приходилось рассказывать о себе, то говорил в третьем лице, так что не все и догадывались, что не кто иной, как рассказчик, является героем этих невыдуманных историй. Особенно часто он рассказывал о каком-то молодом бойце, которому было поручено прорваться сквозь неприятельское окружение и доставить пакет в Темир-Хан-Шуру. О том, как юный боец, рискуя жизнью, спускался с высоких, почти отвесных гор, не зная, суждено ли ему добраться до цели и в чьи руки он попадет.
На одном из горных перевалов он попал в кольцо врагов. Но, помня слова командира: «Что бы ни случилось, пакет не должен достаться врагу», — юноша прыгнул в пропасть.
На рассвете умирающего подобрал старый мельник. Он и донес этот пакет до цели. Отряд был спасен. А искалеченный боец чудом остался жив.
Но в тот раз на вечере в больнице Махмуд, глядя на красавицу Зубаржат, так разволновался, что то ли забыл о своей привычке рассказывать о себе в третьем лице, то ли нарочно пренебрег ею. И перед слушателями во всем величии возник образ молодого героя, спасителя женщины, мужчины, для которого дороже всего горский намус. А история эта была такова.
Белогвардейцы загнали в сарай молодую вдову погибшего красного партизана. Мстя ей за мужа, они хотели сжечь ее живьем, но на помощь подоспел отряд Атаева. Махмуду выпало спасти женщину, вынеся ее из огня. В тот день Махмуд спас две жизни, потому что женщина ждала ребенка. Но всегда и везде найдутся люди, которые и на алмаз накапают грязи. По аулу пополз слушок, что не зря Махмуд рисковал жизнью и что появившийся на свет мальчик — его сын. Узнав об этом, Махмуд женился на ней, а мальчика объявил своим сыном. Но от перенесенных страданий у женщины открылись старые раны, и она вскоре умерла. Махмуд похоронил ее в своем ауле, а сына вырастил сам.
Рассказывая эту невыдуманную историю, Махмуд заметил, что Зубаржат несколько раз смахивала слезы. С этой встречи он вернулся домой, словно наполненный гудящим огнем. А на другое утро началось: «Раз-два, раз-два!»
Тогда-то, после большого перерыва, и открылась крышка сундука, выпуская на свет заброшенные парадные рубашки, брюки и галстуки помолодевшего Махмуда. Тогда-то в доме Махмуда и появились только что вошедшие в моду кровати с никелированными шарами. Более того, он расщедрился на шелковые покрывала, о которых прежде Маржанат не смела бы и заикнуться.
Маржанат мысленно уже примеряла дорогое пальто с серым каракулевым воротником. Но однажды Махмуд вернулся домой как бурдюк, из которого вылили вино.
В тот вечер раздосадованная Маржанат бросила на пол старую шубу из овчины: ведь теперь опять взыграет ревматизм, начнутся «охи» да «ахи», будет старик жаться поближе к огоньку.
Но, против ее ожиданий, Махмуд рассердился.
— Что ты мне стелешь на полу, как собаке! — закричал он на жену. — Разве для того я заплатил сто одиннадцать рублей пятьдесят четыре копейки за эти кровати с блестящими шарами? Или ты нарочно держишь их заправленными, чтобы похвастаться перед гостями?
— Честь твоей голове, Махмуд, — покорно ответила Маржанат, — я только буду рада, если ты ляжешь на кровать. Ведь дороже тебя у меня нет человека.
Скрепя сердце сняв шелковое покрывало и разобрав постель, Маржанат уже хотела было уйти на нар, где она привыкла спать, но Махмуд схватил ее за руку.
— Здесь не одна кровать, а две, и притом рядышком, — сказал он многозначительно.
И Маржанат ничего не оставалось, как повиноваться.
Не прошло и двух месяцев, как Маржанат стала выглядеть так, будто ее подменили шайтаны. Лицо опухло и пожелтело. Глаза ввалились. Работа валилась из рук. А широкое платье, в котором она бегала по аулу, стало как будто еще шире.
Но долго еще всепонимающим женщинам не приходила на ум простая догадка.
И только когда Маржанат благополучно разрешилась девочкой, стали вспоминать кое-какие любопытные подробности, имевшие связь с этой историей.
Говорили, что будто бы Махмуд объяснился Зубаржат в любви. А та будто бы возьми и рассмейся ему в лицо: мол, не для того мне нужен муж, чтобы греть об него спину.
Вот тогда-то Махмуд и поклялся себе, что он кое-что докажет этой куропатке.
И хотя пристыженная Маржанат, будучи уже пять раз бабушкой, умоляла мужа не отвозить ее в больницу, надеясь втихомолку отлежаться дома и по возможности не предавать гласности столь позорный факт, Махмуд помчался в сельсовет и потребовал, чтобы срочно вызвали из района врача, да не простого, а главного, ссылаясь на то, что он очень беспокоится за спою беременную жену, которой вздумалось рожать после большого перерыва. На самом же деле он требовал приезда главного врача именно потому, что им был не кто иной, как Зубаржат. И пока секретарь сельсовета нервно крутил ручку черного аппарата, Махмуд твердил: «Не забудь. Вызывай главного!»
Он был уже близок к своей мстительной цели, как вдруг секретарь чуть было не испортил все дело. Когда на той стороне провода трубку взяла сама Зубаржат, секретарь, видимо сбитый с толку Махмудом, сказал:
«Махмуд… ты же его знаешь… наш красный партизан… просит, чтобы ты срочно приехала, именно
