либо уже никогда.
Но что это значит, как это – смочь?
С Далтоном было что-то не так. Что-то не так было с ними со всеми – они никогда не насытятся. Общество – болезнь и отрава. Она всегда это знала. Всегда была права. Она всегда ошибалась. Она видела Нико, видела, что он вновь сумеет ее убедить, убедить в чем угодно, а она его слушала, как всегда. Она видела Гидеона. В ней что-то искривилось, нечто только ее, что несла лишь она. Ее личное бремя.
«Я доверяю тебе, Роудс». Этот выбор могла сделать только она.
Она видела Гидеона, то, чего он не сделал, чего не замечал, какую цену не уплатил. Последствия, которых ему не понять. Она видела Тристана. Нико. Видела, что только ей это под силу. «Послушай, Либби, ты – оружие, я сам это видел». Нет, в груди давит, кусочки ее разбитого сердца летят как шрапнель. Нет, Эзра, я не оружие. Перед глазами вновь появилось лицо Белен, перекошенное от укоризны. «Он сказал только, что никто не погибнет. Складно сплел, не придерешься»
Такого решения не принял бы больше никто, и сейчас все повторялось. Творение не пришло бы из пустоты просто так. Никто бы ни за что не понял этой запутанности: суть созидания, которая вроде бы ничего не значит, в итоге будет означать все. Жертва. Смертоносные стрелы. Спасение можно получить лишь из ребра Адама. Принести жертву, вырезав у себя кусочек сердца.
«Я не оружие».
Она увидела Гидеона, как раз когда Тристан прикоснулся к чему-то. К новой реальности. К альтернативному миру.
«Узрите свой путь, мисс Роудс, и измените его».
Никто не был героем, и потому ей придется стать злодеем.
Она увидела Гидеона.
«Что еще сломаете, мисс Роудс, и кого ради этого предадите?»
«Я не знаю, да мне и все равно».
Но то была лишь половина ответа. Во второй звучала правда.
«Это неважно, потому что отныне я сама себе оружие».
Они застряли и не могли продвинуться. Теперь она это поняла. Проблема была не по ту сторону двери. Проблема была не в существовании двери. Проблема была в том, чего стоило открыть замок. А это значило, что ставки не просто высоки, они именно такие, как и говорил Эзра: разрушительные, апокалиптические. И только она это видела. А значит, только она могла спасти всех.
Она ничего не чувствовала, как под анестезией. Верный поступок, необходимый, можно было совершить лишь через боль, вытерпеть которую способна только она. И если все закончится, если все удастся спасти, то лишь при помощи. Лишь она любила достаточно глубоко. Только ей хватало сил сделать выбор.
Она увидела Гидеона. Как он произносит одно слово:
– НЕТ…
Каллум
– По-твоему, это игра, Нова? – Голос любимого мордоворота Эдриана Кейна звучал над ухом ручейком приглушенного презрения. – Можешь приходить и уходить, когда вздумается? Знаю я твоего брата, – прошипел Вин. – Даже если босс и закрывает на что-то глаза, я таким щедрым не буду. Не люблю, когда со мной играют.
Каллум медленно развернулся и увидел наставленный на него ствол. Значит, кто-то подсказал Вину Кокберну, как работает Каллум. Возможно, и Элис приложила руку к этой ловушке, если судить по выражению пустоты на ее лице. Пора бы уже перестать думать, будто потомство Кейна все как один неспособны на подлость.
– Где Тристан Кейн? – прорычал Вин. – Ты до сих пор не ответил на этот вопрос, мордашка. Может, ты и не нужен?
Да, Каллум очень красив, не без этого. Но что за отец свирепеет при мысли, что его отпрыск до сих пор жив? Опасный вопрос, с подвохом, однако Каллуму было не привыкать. Еще он всегда знал: Эдриана Кейна злит вовсе не жизнь и не смерть Тристана. Подлинные намерения Кейна-отца Каллум считывал и без магии. Точно так же, без нее, он мог подорвать намерения Вина.
В этот момент он ощутил вкус чего-то хрустящего и кислого, будто надкусил свежее яблочко. Выходит, он все же воспользовался магией.
Чисто ради прикола.
– Опусти пистолет, – для начала велел он, – ведь это грубо. Присядь, пришла пора нам с тобой побеседовать.
Он прекрасно знал, что не стоит связываться с Эдрианом Кейном и его прихвостнями, но именно поэтому и решил поморочить одному из них голову. Некоторые, пока не сломаются, истинного лица не покажут.
Колдовство немного сопротивлялось, но этого стоило ожидать. Вин отказывался слушать Каллума, пожалуй, даже отчаянней, чем остальные. Наверное, причиной тому была какая-то глупость вроде ненависти к смазливой мордашке Каллума или зависти, что к нему, к Вину, Эдриан так не прислушивается. И хотя обычно Каллум вел себя очень приветливо, сегодня он решил не скрывать своего блядского настроения. Какой бы промах ни привел к этому нежелательному столкновению с опасностью, окошко паралича его магии – или минутная слабость, которой Каллум не желал признавать (вроде страха разочароваться в том, на кого он по глупости смотрел столь оптимистично), – похоже, закрылось. И славно.
Еще мгновение Вин для приличия сопротивлялся, но вот, наконец, плюхнулся на стул.
– В общем, так, – сказал Каллум и, уловив движение, поднял взгляд: Элис Кейн по-прежнему стояла в дверях кухни и следила за ними. – Передай боссу, что открывать охоту на сына – крайне неудачный способ вернуть его.
Контроль давался с некоторым напряжением, и Каллум ослабил его, просто чтобы можно было говорить непринужденно. Вин, как обычно, осклабился.
– Джеймс Уэссекс не станет убивать этого никчемного дебила, – пробормотал он. – И надутый хлыщ вроде тебя тоже.
Каллум не был хлыщом, и даже Тристана просил не называть себя так. Козел, урод, мажор – еще куда ни шло, но «хлыщ» – уже перебор. Каллум решил отбросить второстепенные результаты наблюдений и сосредоточиться на очевидных выводах: Вин Кокберн определенно сам очень хотел прикончить Тристана.
– Так вот в чем дело, хм? В зависти? А я-то думал, это убийство из жалости, во имя спасения репутации вашего небольшого культа.
Нет, какова наглость, а! Каллум, конечно, знал, что в какой-то момент Эдриан Кейн и веселые ребята попытаются его надуть, обойти, и все же… узнать об этом вот так, выслушать признание в лоб! Это было, можно сказать, неподобающе для обеих сторон. «Богач же не убьет паршивого сынка Эдриана Кейна. Я сделаю это для него по высшему разряду».
Ну что ж, ладно, разобраться несложно.
– Послушай, Тристан – это не продолжение Эдриана Кейна. Его судьбу решать не тебе и не твоему боссу. – Каллум подался ближе, желая убедиться, что Вин Кокберн слушает. – Она вам никогда не принадлежала, – чуть шевеля губами,
