Париса одним взглядом могла перебрать мозг Иден Уэссекс, смешать мысли, а потом угостить эту фифу ее же рассудком, прожаренным с обеих сторон.
«Стой», – велела она Иден, и та встала посреди мостовой. Такое заклятие снять будет непросто, но это уже не проблемы Парисы.
Она пошла дальше, снова озадачившись вопросом, где достать телефон. Назрел очень срочный вопрос, а получив ответ, она постарается уладить одно дело.
Архивы все еще ждали жертву.
И если остальные забили на обязательства, то их исполнит она.
Рэйна
Из раны на голове хлестала кровь. Рэйна поняла, что лежит на дне ямы, которую сама же и устроила в момент отчаяния. Она была слишком далеко от дуба и, раненая, никак не могла ему помочь. В голове стучало, перед глазами плыло. Тысяча проблем собралась и сжалась в плотный комок. Рэйна никогда не умела исцелять, от слова «совсем». Всю жизнь у нее была одна способность, да и к той она относилась с пренебрежением, не занималась ею. От слова «совсем».
В жопу, решила она. В жопу все это. Рэйна по-прежнему чувствовала в руках звенящее бессилие, но что это меняло? «Бери все, что нужно, – мысленно обратилась она к молодом дубку, тому самому, что пытался спасти ее, просто так, черт возьми, без причины. – Бери, тебе это нужнее, чем мне! Если еще что-то осталось, забирай, до капли!»
В ответ – глухое молчание. Игра была окончена.
Еще одна жизнь потеряна.
А потом, запоздало, сила родником нашла выход.
Словно музыка. Словно ноты, раскрывшиеся в крещендо. Как будто в царившей до того тьме внезапно забрезжил ослепительный свет. Рядом что-то упало, и Рэйна, по-прежнему ничего не видя, ощутила сильный, густой запах влажной почвы. Старая мертвенность сменилась новой жизнью. Рэйна слепо схватила упавший рядом предмет. Оружие. Рэйна поспешила отбросить его подальше и задрала голову кверху. Взглянула сквозь веки-щелочки в размытое кровавое небо.
Моргнула. Еще раз.
Постепенно в глазах прояснилось. «Мама, – воззвали к ней, – открой глаза».
Оказывается, над головой вместо неба тянулся навес. Он прикрывал от палящего зноя. На жирной земле, в ореоле лепестков цвета свежепролитой крови раскинулась кружком роща деревьев.
Легавые пропали, парк опустел. Жара ушла, призрачным дыханием задувал небольшой ветерок, а на ветвях новорожденных деревьев висели налитые плоды. Рэйна с трудом поднялась на ноги, разбитая, в синяках, и осторожно сорвала один из них. Его гладкая шкурка блестела.
Гранаты.
Изможденная, не в силах стоять, Рэйна опустилась на колени и заплакала.
Гидеон
Нет. Нет.
Нет, нет, нет.
– НЕТ…
Шэрон
Завибрировал лежавший на привычном месте, в столе, телефон. Шэрон достала его, решив, что это, должно быть, Мэгги, или что доктору что-то понадобилось, или это звонит муж, который вечно забывает, какие вкусняшки нравятся Мэгги… Нет, звонили с неизвестного номера. Снова, наверное, хотят что-то втюхать, машинально подумала Шэрон. Потом: а вдруг это из новой клиники? Предлагают инновационный метод лечения? Может, плохие новости, а может, и добрые.
Шэрон поднесла телефон к уху.
– Алло?
– Шэрон, это Париса Камали. Пробейте для меня кое-кого в системе слежения Общества.
– Мисс Камали. – Шэрон потерла глаза и громко вздохнула. Она не питала, вообще-то, к Парисе дурных чувств, но у всего есть свои пределы. И правила никто не отменял. – Как я уже говорила вам прежде, Общество не…
– Шэрон, я могу спасти вашу дочь.
Некоторое время Шэрон молчала.
– Это не смешно.
– Я и не шучу. Мне нужен всего один ответ. Я могу спасти вашего ребенка и так, – безучастно добавила Париса на фоне шума автобуса, низкого гула паба, мимо которого, видимо, проходила, – но если поступим как мне нужно, будет куда проще.
Шэрон прикинула варианты… И решила: да ну его в задницу, выбор – один.
– Кого вы ищете?
Париса так же, не колеблясь, назвала имя:
– Атлас Блэйкли.
Информация подобного рода защищалась тоннам и протокола, горами форм и запросов на одобрение, которые Шэрон, как ответственный сотрудник отдела логистики и снабжения, должна была получить. Форд и сам не раз грозился начать процедуру, однако был по уши занят выходками одного избалованного александрийца и запросами совета директоров Общества. Шэрон знала, что бюрократия – это порой кошмар наяву.
А еще оружие. Или дар.
Шэрон Уорд, может, и не имела ключей от королевства, зато у нее был пароль администратора. Если знаешь нужную дверь, то и его хватит.
– Что ж, хорошо, мисс Камали. Пожалуйста, повисите.
Интерлюдия
Исходы
Это тянется долго, целых десять лет. Алексис спасает остальных до тех пор, пока получается. Но вот приходит конец. Рак. И с медитами такое случается: мутацию клеток не предсказать, можно лишь остановить или замедлить, вот только Алексис замечает онкологию слишком поздно – списывает вечную усталость на занятия некромантией, на дом, который тянет силы (из Атласа тоже, пусть и не так быстро, не так жадно). Сперва Алексис лишается магии, и вот она уже просто душа в плену увядающего тела. Теперь Атлас моет ее, читает ей книги и заново пытается любить ту, которую не может спасти.
Жизнь всегда казалась ей скучной, но и помирать она тоже не торопилась.
«Не просри», – говорит Алексис. Атлас знает, что она имеет в виду жизнь, что так она велит ему выйти в мир и совершить нечто прекрасное. Он слышит это в ее проклятом сознании, однако дает себе неверно истолковать прозвучавшие слова и тем совершает жестокое предательство. Алексис говорит «Не просри», он хочет слышать «Исправь». Атлас говорит себе, что может ее спасти, обещает сделать все заново, создать новый мир, лучше этого. Может, такой, в котором нет его, но это худший из вариантов, ведь он эгоистичен. Это исполнение желания, фантазии надломленного разума. Технически, тот же план Атлас предлагал Эзре, только не в розовых тонах и без идеи улучшения общества. Теперь, однако, бремя ложится целиком на плечи одного Атласа.
К тому времени он обнаружил Далтона Эллери, выбранного Обществом, а поскольку Атласу открыты неявные стороны определенных явлений, то способности аниматора вызывают у него сильную, глубокую тревогу. А еще он добился немалых высот – он ведь очень амбициозен, – и знает, что некоторые умы и судьбы можно изменить. У силы есть свой цикл, подъемы, которые предшествуют падению, и когда Атлас пребывает в своей низшей точке, то ошибочно полагает, будто видит вершину, шанс и хватается за него.
Эзра Фаулер никого не купал, не кормил лапшой и не выслушивал обвинений, он отказывается замечать очевидные знаки опасности: то, как преобразился Атлас, как он сменил гардероб, манеру речи, восприятие. Эзра не видит, как Атлас молча упрекает
