пробормотал он, – и принадлежать не будет.
Вин, разумеется, хотел ответить. Они с Каллумом, понятное дело, расходились во взглядах на самостоятельность Тристана и того же Вина. Правда, говорить тот сейчас не мог, поэтому Каллум продолжил:
– Ты не убьешь его. И вообще, – решил он, собрав остатки практичности и пустив мелочовку на доброе дело, – увидишь его, и у тебя не останется иного выбора, кроме как сказать правду: он хороший человек. Такой, каким при желании мог бы стать Эдриан Кейн.
Вин скривил влажно блестящие губы, того и гляди плюнет. А, так он не любит Каллума? О нет! как же Каллуму с этим быть? Наверное, даст Вину поразмыслить, например, о том, что гнобить чужого взрослого ребенка на почве ложного братского соперничества – такая себе тирания.
– Вот как ты поступишь, – произнес Каллум, словно не замечая неподвижного силуэта Элис. – Передашь приятелям: Тристана Кейна трогать нельзя. Чтобы волос с его головы не упал. Чтобы на нем даже рубашечка не помялась. И вообще, хоть капельку его расстроите, вас ждет адская расплата. Убить его должен некто с приличными основаниями, – взбалмошно добавил он, – например я, а если меня попытаются опередить, то вы же мне первыми и сообщите. Пусть это будет приемлемой компенсацией за то, что испортили мне и без того поганый день. Итак, – закончил Каллум, – мы договорились?
Он уже давненько не влиял ни на кого без Рэйны. Все шло со скрипом, словно ток – с искрами по старым проводам, однако Вин потел, сопротивляясь волнам влияния, скрежеща зубами и борясь с оковами.
– Еще чуть-чуть, и все уляжется, – выпрямившись, сказал Каллум. – Пара минут, и ты решишь, что идея – полностью твоя. Назовем это «сменой убеждений».
Он широким шагом направился к двери, задержавшись только затем, чтобы взглянуть в глаза Элис Кейн, в которых читалось слабое сожаление. Но ведь так и было заведено в этом доме, разве нет? Ты поступаешь так или этак вопреки сожалениям. Фу так жить.
Каллум уже собирался сказать что-нибудь на прощание, возможно, показать, как делать куннилингус, ведь она искренне хотела этому научиться, но тут в кармане завибрировал сотовый. Если это был тот, о ком подумал Каллум, то выходило, пожалуй, милое совпадение, этакий семейный сбор. Впрочем, Элис Кейн, похоже, вся пошла в отца, что делало Тристана еще более особенным. Желание убить его не уменьшилось, но все же.
Вот тебе и сексуальное пробуждение, Элис. Знала бы, что теряешь. Каллум не стал ничего говорить и просто вышел, чувствуя себя… ну, да, довольным.
А еще капельку кровожадным.
Париса
Думай, сказала себе Париса. Эмоции – для лузеров.
– Это что, пистолет? – томно спросила она, двигая бедрами, но так, чтобы не схлопотать пулю. – Как это на тебя не похоже, Иден.
– Тебе хватит, – ответила ей на ухо Иден Уэссекс. – Первоклассная модель «Уэссекс», к слову.
Значит, типа бластера, пиу-пиу. Какая варварская смерть. Внезапно Парисе показалось, что умирать вот так – от руки женщины, надевшей пару туфель, которая ей самой даже не нравится, – неприемлемо. Эта мысль родилась у нее в голове откровением. Зажгла искру.
Думай.
Нет, погоди. Не думай. Париса размяла пальцы, чувствуя, как магия снова струится по венам. Отлично, значит, ее время не пришло. Пока не пришло. Если архивам все еще полагалось принести в жертву кого-то, то явно не Парису. Нет смысла гадать почему.
Не думай, Париса.
Действуй.
«Разверни пистолет». Приказ был такой силы, что Иден вывернуло запястье. Уж не сломало ли? Похоже, Париса перестаралась, а может, и нет. Она резко развернулась, схватила Иден за горло и приперла ее к стенке гастропаба. Впилась ей в кожу идеально наманикюренными ногтями.
«Отдай его мне».
Иден поморщилась от боли, и Парисе стало даже жаль ее, совсем чуть-чуть.
– Благодарю, – сказала она, забрала оружие (по форме оно и правда напоминало обычный пистолет) и убрала его в сумочку. – У этой штуки есть предохранитель? А, забей, уверена, сама разберусь. – Она крепче сжала горло Иден, которая, судя по виду, сопротивлялась. Опасно. Нельзя недооценивать того, чью магию даже не знаешь. Париса потянула за мысли Иден, следя за их ходом; поискала источник силы. Ничего. – Кто еще за нами охотится?
– Пошла ты, – зло бросила Иден.
Ну хорошо. Иден скривилась, когда Париса очень вежливо поинтересовалась: «Кто еще за нами охотится?»
Да, воля у Иден была железная, а вот телепатической защитой в голове и не пахло. Париса ухватилась за ниточки: имена, лица… Некоторые узнала, но большую часть – нет. Нотазай был лишь фактическим капитаном куда большей команды, членов которой вербовал тот же человек, в котором Париса опознала шестифутовую проблему Атласа Блэйкли.
– Целая оперативная команда.
– Тебе конец. – Иден больше не огрызалась. Скорее всего, поняла, что это пустая трата сил, и теперь пыталась успокоиться, унять дыхание. Разумная тактика, невольно похвалила Париса. – Все вы – уже покойники. Убьешь меня – и придет кто-то другой. Тебя выследят. Догонят, – невыразительно проговорила она. – Они не остановятся.
К несчастью, это походило на правду. Не то чтобы ситуация вдруг стала безнадежной, но и идеальной она тоже не казалась. А еще Иден была выше, и у Парисы уже начала уставать рука.
«Ладно», – подумала Париса, отпуская Иден, и отступила на шаг. Во взгляде дочери Уэссекса появилась напряженность. Она смотрела то на Парису, то на ее сумочку. Явно же прикидывала, удастся ли отнять оружие. В такие мысли вообще-то телепатов пускать не принято.
«Если только, – сообразила Париса, – у тебя нет выбора».
– Ты не медит, – высказала она вслух догадку и чуть не расхохоталась, когда Иден вздрогнула и залилась от унижения краской с фирменным оттенком «Нова». – В тебе совсем нет магии. – Постыдно, если не сказать смертельно. – И как ты это компенсируешь? Наверное, папочкиными деньгами?
Неважно, каким был ответ Иден Уэссекс, потому что значение ее самой в жизни Парисы уже затмило кое-чем иным, кое-чем тревожным. Парисе пора было в другое место, поэтому она развернулась и пошла прочь.
Иден Уэссекс что-то крикнула ей вслед. Раздался цокот дорогих каблуков.
– И куда это ты собралась? Тебе так просто не убежать…
Нет, не убежать. В этом-то и беда, и Париса всегда это знала. Ее бегству не будет конца.
Насер как-то ей так и сказал: «Если побежишь, Париса, то будешь бегать до конца дней».
Она развернулась и посмотрела Иден в глаза.
– Послала бы я тебя на хуй, да боюсь, тебе там понравится.
Иден прищурилась. Что-то не спешит к ней подмога. Вот наглость! Она что, приняла Парису за обычную девушку в дорогих туфельках? Да
